Наконец работа была закончена.

— Похоронить бы. — Лиза умоляюще взглянула на Назара. — Может, получится что-то придумать?

— А что тут думать? Если время останется — выдолбим могилу, и все дела. Здесь породы хрупкие, за пару часов справимся. — Коля пнул ближайший камень, глядя, как тот подскакивает — чуть выше, чем на Земле, немного ниже, чем на Луне.

— Если Земля даст добро. Возвращаемся на корабль, скафандры уже на последнем издыхании.

Отправив скафандры в камеру, заполненную графитом с примесью фуллеренов, более редких аллотропий углерода (самым близким составом к тому, в каком скафандры хранились на родном корабле), космонавты расположились на обед.

За тридцать лет, прошедших с полётов комических первопроходцев, рацион космонавтов прилично расширился, в нём появились сублимированные блюда и свежие фрукты и овощи. Но внешняя их оболочка осталась такой же, что и у экипажей «Восходов» и «Союзов»: Коля раскладывал на откидной столешнице практически такие же тубы, консервные баночки и наглухо запаянные пакеты, как и десятки землян до него.

По привычке ели молча: в условиях неполной гравитации полёта небрежное обращение с едой грозило, в лучшем случае, необходимостью тщательно пропылесосить весь корабль. Наконец, сложив отработанную тару в измельчитель, Лиза задумчиво произнесла в пустоту:

— У него на боку есть что-то похожее на боковую линию, как у земных рыб. Ума не приложу, зачем. Нижних конечностей либо вообще не было, либо они качественно редуцировались — понятно, видимо, основная среда обитания — жидкость. Но почему боковая линия осталась?

— Сама же говоришь: основная среда обитания — жидкость. — Назар пожал плечами. По сравнению с невозможностью открыть корабли, проблема существования боковой линии на теле пришельца казалась ему совершенно незначительной.

— Не говорю, а предполагаю. Но это всё равно не лучшее эволюционное решение. У самых развитых обитателей земного океана её уже давно заменили более продвинутые органы. Должна быть какая-то другая причина.

— Значит, это не боковая линия. Или она улавливает какие-то такие колебания, которые нужно чувствовать всем телом. Рыбы ведь ей электричество ощущают? — Николай вытянул длинные ноги, насколько это было возможно в компактной кают-компании, и откинулся на спинку кресла, предвкушая не меньше часа законного отдыха.

— И его тоже. — Лиза широко улыбнулась Николаю. — А ты иногда говоришь умные вещи. Я обдумаю твою идею.

— А заодно вспомнишь, нет ли у них случайно органа, который бы эти колебания создавал. — Назар почти расхохотался собственной шутке, но потом осёкся. — Как скафандры зарядятся — возвращаемся к кораблям. Точнее нет. Сначала ты, Елизавета, ещё раз осмотришь Змея и попытаешься ответить на мой вопрос. А потом, надеюсь, мы вместе пойдём к кораблям. И на сей раз откроем их.

Год 2089, август. Особая научная станция, Урал

Уральская особая научная станция, спрятавшаяся в густых лесах между средним течением Оби и хребтами Северного Урала, имела неофициальное название Террариум; сотрудники же её, преимущественно специализирующиеся на космологии, астрофизике, физике элементарных частиц и базовой научной подготовке космонавтов, логично именовались «ящерками». Причём прозвания эти изначально не были связаны ни со сказками Бажова, ни с зелёно-коричневыми обитательницами окрестных лесов.

Появились они первым же переменчивым и, что греха таить, не особо тёплым уральским летом, когда один из сотрудников, выходец из солнечной Монголии, печально сказал, что иногда начинает понимать ящериц, частенько греющихся на камнях. Так и повелось. Тем более что каждый обитатель научной станции рано или поздно научался ценить каждую полученную порцию солнечного света.

Не были исключением и двое молодых людей, прогуливающихся по станционному парку. Несмотря на крайне серьёзный разговор, идущий между ними, то и дело собеседники прерывались, подставляя лицо солнечным лучам, пробивающимся сквозь широкие листья модифицированных берёз и рябин. И, хоть августовское Солнце и не давало уже жара, как такового, парочка бессознательно выбирала самые освещённые участки аллеи.

— И всё-таки я не понимаю: почему все решили, что на «Объект 1» кто-то напал?

Арина недовольно притопнула по воздуху ножкой, обутой в изящные грави-туфельки. Эту пару обуви она, астрофизик, в равной степени любящая и комфорт и красоту, сконструировала сама. В последний год, когда общая одержимость Великой Гонкой достигла каких-то неприличных размеров, достать приличные вещи, не покрытые разнообразной около-космической символикой, стало практически невозможно.

Арина любила космос, жила им и дышала, но, при виде комбинезонов «под змея», с обильно украшенной искусственным мехом спиной, не могла сдержаться от гомерического хохота. Тем более, большая часть этих вещей была сконструирована так паршиво, что даже её, обладательницу фигуры «фарфоровая статуэтка», превращала в уродливое подобие того самого Змея, изрядно раздавшееся вширь. Приходилось изворачиваться самой.

— Потому, что Леонов увидел, как… — Высокий шатен в форме лейтенанта космического флота Объединённых Социалистических Республик удивлённо взглянул на свою спутницу. До этого момента он не мог даже заподозрить её в непонимании таких базовых вещей.

— Это всё я знаю наизусть. — Она досадливо взмахнула рукой, три тонкие серебряные цепочки-браслета сверкнули в лучах полуденного Солнца. Так что Валентину на мгновение показалось, что рядом с ним плывёт, не касаясь земли, не обычная земная, просто очень красивая девушка, а какая-нибудь хозяйка леса в развевающихся зелёных одеяниях. — Но ты сам подумай: Леонов слишком резко отталкивается, вращается как волчок, на какое-то время теряет «Объект» из виду. Потом снова видит его, перемещается на более удобную для съёмки точку и почти сразу видит, как корабль взрывается. Так, Вал?

— Так.

— Ну и скажи на милость, где в это время был корабль, который его уничтожил? За Луной прятался? Я знаю, официальная версия такова, что другой корабль замаскировал себя во всех существующих диапазонах и поджидал «Объект» в засаде. И, конечно, её до сих пор не опровергли. А знаешь, почему её до сих пор не опровергли? — По лицу Арины явно читалось, что вопрос риторический. Так что юноша просто улыбнулся, предлагая спутнице продолжать. — Потому, что тому бедолаге, который её опровергнет, придётся предложить какую-то другую теорию. А какую? Ни у кого нет ни одной стоящей идеи.

— Но у тебя она есть? Раз ты так нападаешь на официальную версию.

Они уже прошли всю аллею и теперь стояли возле последней, неоконструктивистской, лавочки, состоящей из парящих на небольшой высоте прозрачных кубов и октаэдров. Выглядел этот контролируемо-парящий хаос вызовом одновременно и земному притяжению, и чрезмерно приземлённым представителям рода людского. Валентин, не успевший привыкнуть к тому, что в парках станции попадаются весьма странные архитектурные и скульптурные конструкции, созданные на досуге учёными, замер возле одного из кубов, не уверенный, можно ли на него вообще садиться.

— Так я с тобой разговариваю, не с учёным советом Академии. Ты же меня им не выдашь? — Арина лукаво взглянула на офицера и, обнаружив его задумчиво стоящим у лавочки, весело рассмеялась. — Садись, не бойся. Это материальное воплощение принципа стремления к познанию. Ну вроде как «мы должны стремиться к тому, чтобы даже столь приземлённый объект, как общественная лавочка, приподнимал нас над обыденностью». Они ещё и перемещаются иногда случайным образом.

Валентин клятвенно заверил Арину, что никогда и никому её не выдаст, и осторожно устроился на краю выбранного куба.

— Это не совсем теория, и даже не гипотеза. Так, набор мыслей… — Арина уютно устроилась на крупном октаэдре, поджав под себя ноги, и принялась рассеяно барабанить пальцами по колену спутника. — Думаю, на «Объекте» явно должны были быть какие-то ещё двигатели или устройства для перемещения в пространстве. Потому, что те, которые мы сняли с него и с венерианских находок дают, в лучшем случае, 200 – 250 км/с. Это нормально в рамках Солнечной системы, но ничтожно для межзвёздных пространств. Значит основные двигатели мы не нашли или не опознали. Это раз. Леонов видел, как на «Объекте» появлялась спираль. Её считают следом попадания заряда, но может же она быть результатом действия какой-то внутрикорабельной установки? Может. Это два. И тогда, кстати, вышедшие из строя передатчики «Восхода» следует считать результатом работы этой установки. Далее. Змеи, как помнишь, считаются расой, весьма чувствительной к магнитным волнам. Подтвердить или опровергнуть выводы Лазаревой мы не можем, но лично мне они кажутся достоверными. В конце концов, только благодаря им экспедиция «Венера 19» смогла попасть внутрь венерианской базы и запустить корабли. Это три. И ещё мы знаем, что свет далеко не всегда движется по прямой. И что нам это даёт?