Оставалось только вскрытие. Вынимая из встроенных в стены шкафов скальпели, зажимы, герметичные контейнеры и прочие необходимые инструменты, Сергей размышлял о том, что не отказался бы иметь в качестве напарника доктора Лазареву. Во-первых, как он признавал без излишнего стеснения, Елизавета была из тех талантов, которые рождаются раз в столетие и крайне редко остаются безвестными. Во-вторых, и это было чуть ли не важнее первой причины, во времена Елизаветы к рискованным экспериментам над людьми и животными уже относились как ко злу, но всё ещё — как ко злу необходимому.

Доктор Демидов, рождённый спустя почти сто лет после Елизаветы Лазаревой, имел доступ к знаниям и технологиям, которые человеку середины двадцатого века показались бы сошедшими прямиком со страниц книг Стругацких и Ефремова. Микроскопы самостоятельно выделяли внесённые в их память участки и искали сходные на соседнем предметном стекле; секвенирование генома из утомительной трёхэтапной процедуры превратилось в обыденную, получасовую; синтетические нервные волокна имплантировались во все устройства, для которых подобный функционал считался достаточно безопасным, и эти устройства становились надёжными помощниками человечества.

Но ни одно из этих устройств не могло облегчить совесть Сергея Демидова, большого ценителя древней литературы и убеждённого социал-гуманиста, сделать первое движение скальпелем и, возможно, собственноручно убить представителя внеземной цивилизации.

Некстати вспомнилась «клятва Ульянова» — повторённое в книгах, фильмах и песнях обещание найти сородичей погибшего на Венере Змея, и рассказать им о гибели мученика науки. Так и не сумев внятно ответить на вопрос, приближает он сейчас выполнение клятвы или отдаляет, доктор Демидов разозлился сам на себя и, выведя на половину экрана сведения из отчётов Лазаревой, сделал первый разрез.

Сергей ожидал, что упорно сопротивлявшаяся ультразвуку и рентгену покровная ткань инопланетянина не сразу поддастся и лазеру. Но нет — тончайшее лезвие лазерного скальпеля с лёгкостью рассекло «кожу» Змея в районе грудной клетки — и искусственность существа стала очевидной.

То, что должно было быть кожей, подкожным жировым слоем и мышцами, оказалось чем-то вроде трёхслойного мешка с весьма слабо соединёнными между собой слоями. Ничего даже похожего на органы или иные функциональные образования в открывшейся полости не было — только со свистом улетучившееся сквозь разрез какое-то газообразное вещество, да идущий вдоль всего тела полупрозрачный трёхгранный столб.

Летучее содержимое Змея не имело ни цвета, ни запаха, но Сергей всё же отвлёкся от вскрытия — газ вполне мог оказаться чем-то очень токсичным, но пока ещё неизвестным землянам.

— Вывести на экран диаграмму изменений состава атмосферы в лаборатории за последние пять минут.

Искс сработал практически моментально — не прошло и десяти секунд, как изображение тканей Змея сменила диаграмма идеальной для человека смеси газов, находящейся в лаборатории. Лишь микроскопическое повышение содержания водорода свидетельствовало — вышедший из Змея газ Сергею не почудился.

— Интересно, в Змее Лазаревой тоже был водород?

Сергей снова склонился над операционным столом, изучая единственный внутренний «орган» — тонкий трёхгранный сегментированный столб, сужающийся к низу. Судя по фотографиям столетней давности, Лазарева приняла его за позвоночник: делая вскрытие на Венере и имея весьма ограниченный набор инструментов, доктор Демидов тоже пришёл бы к такому выводу. Но сейчас, находясь в прекрасно оборудованной лаборатории и имея под рукой весь накопленный человечеством опыт, Сергей понимал — перед ним продукт технической эволюции, но никак не биологической.

Столб начинался от центрального хвостового отростка, шёл к «грудной клетке», где обзаводился точно такой же поперечной перекладиной, которую можно было легко спутать с ключицами, и заканчивался примерно в середине головы. Поперечная перекладина, в свою очередь, разделялась на двенадцать (по шесть с каждой стороны) пружинистых трубочек, обтянутых покровной тканью и выведенных на внешнюю поверхность «тела». Манипуляторы, принятые за чуждый аналог рук. Определить точно назначение аналога пальцев Сергей не смог, но это и не требовалось. Было вполне очевидно, что здесь нужен не врач и не биолог. Изучать сие чудо инопланетной техники следовало инженерам.

Теперь первоначальный трепет перед чуждой сложной жизнью казался смешным и даже немного стыдным. Написав заключение, Сергей отправил результаты исследований и видеозапись на Землю и, на всякий случай, на «Вестник». Окончательно поверить в то, что смешливая Людочка, надёжный как скала Власов, непоколебимый Костя и прямолинейный Муха действительно сгинули безвозвратно, было выше его сил. В конце концов, «Дружба» тоже на какое-то время пропадала с экранов радаров.

***

Карта поверхности Безымянной составлялась очень легко и просто: действительно, что может быть сложного в том, чтобы фиксировать отсутствие любого рельефа?

Батискаф облетал планету по спирали, сужая витки и постепенно приближаясь к самой северной точке Безымянной — там должно было завершиться картографирование. Исследователи внутри него по очереди спали, глотали карликовые порции пищевого концентрата со вкусом курицы (Роланд и Кристина единогласно решили, что лучше есть понемногу, но три раза в день, чем всю порцию, но только один раз), и по одному следили за «пейзажами», сменяя друг друга тогда, когда приступы парейдолии становились особенно сильными.

Иногда — когда казалось, что однообразная белёсая муть под днищем немного истончилась — батискаф останавливался, и космонавты пытались разглядеть, что представляет собой поверхность планеты. Увы, ни просветить, ни разогнать туман так и не удалось, слепое же ощупывание не добавляло ничего нового к уже известному набору сведений: упругая, идеально гладкая поверхность, не издающая доступных человеческой аппаратуре звуков.

На второй день утомительно-размеренного существования Кристину посетила идея. Следует отдать девушке должное: с желанием воплотить свою идею она честно боролась целых несколько часов. Но любопытство всё-таки победило.

— Роланд, а давай попробуем рассеять туман, заставив его с чем-нибудь прореагировать?

— Что сделаем?! — Роланд с тревогой взглянул на напарницу, пытаясь увидеть в её лице или жестах: шутит она или начинает бредить.

Кристина пожала плечами.

— Это самый быстрый и просто способ рассмотреть «землю». Все химические вещества с чем-то реагируют, я это ещё со школы помню. Найдём, от чего углекислота выпадает в осадок, поставим что-нибудь больше и прозрачное, запустим туда нужную штуку, потом уберём как-нибудь осадок и будет видно, что внизу. Георадар не работает, взять пробы не получается, что ещё делать? Если здесь не найдётся ничего подходящего — скажем Сергею, пусть на «Дружбе» поищет, там много всякого химического.

Роланд всесторонне обдумал предложенную идею. Из рамок приказа это не выбивалось, серьёзного вреда причинить не могло, каких-то неочевидных последствий тоже вроде как не несло. Возможно, они бы даже успели найти и испробовать подходящее вещество, если бы не вызов от «Дружбы».

— Вы молодцы, что нашли и притащили Змея. Я сейчас передам идентификаторы, забьёте их в спектрометры. Земля считает, что таким образом получится найти ещё Змеев. Всех, кого найдёте, — взвешиваете. Находите самого толстого, и сообщаете мне. И больше никакой — вообще никакой — самодеятельности!

— Будет сделано, товарищ временный руководитель! — Роланд шутливо отдал честь, затем, заметив умоляющую рожицу Кристины, аккуратно уточнил. — А нам можно узнать, в чём дело? Как-то странно: похвалить-похвалили, а за что — непонятно.

— Если Родион прав, то вы нашли… — Сергей замялся, пытаясь двумя словами передать суть сообщения ученика Арины Ройской, затем махнул рукой. — Сейчас пришлю его про-видео, сами послушаете.

Проекция земного учёного радовала глаз кислотно-оранжевым горнолыжным вязаным шлемом и иногда появляющимися в «кадре» оранжевыми же лыжными палками — по всей видимости, Родион Зубов выходил на связь прямиком с одного из всесезонных лыжных курортов Объединения. И, судя по манере разговора, зрителями про-видео изначально должны были быть только сотрудники его лаборатории.