Твоя даль залоснится, как праздничный фрак,
Заблестит свет ночи на высоких снегах.
Уже видно как близко плывёт темнота,
Но не сможет та тьма в мир впустить холода,
Пока теплится в сердце моём теплота,
Так было, так есть и так будет всегда!» — прочитала девушка про себя стихи, которые были посвящены то ли морю, то ли борьбе мира со злом.
Вскоре они подъехали к усадьбе, встретившей их светом в каждом окне.
— Лана, — сказала леди Лангоф, поднимаясь на крыльцо, — приводи себя в порядок как можно скорей, а то мы опоздаем. — Возьми и мою горничную, она поможет.
Девушка, ничего не говоря, подхватила платье и удалилась к себе. Ее комната, находившаяся прямо против лестничной площадки, оказалась приоткрыта. Можно было разглядеть кровать и половину окна. Лана напряглась и почувствовала, как внутри что-то переворачивается от тревоги.
«Это ещё что такое? – испуганно подумала она, медленно приближаясь к комнате. – Я точно закрывала дверь… Алоиза тоже всегда плотно закрывает, она ведь знает, как я не люблю проходной двор в своей комнате».
Лана старалась держаться относительно комнаты так, чтобы изнутри её нельзя было заметить. Прижавшись к стене возле входа, через дверной проём она протянула руку к включателю лампы, находившемуся за стеной, и резко крутанула его. Загорелся свет, и Лана запрыгнула в освещённое пространство, но никого не обнаружила.
«Вот я дура, — рассердилась девушка сама на себя, проходя в центр комнаты, и, внимательно оглядываясь. – Но тогда спрашивается – кто сюда заходил?»
На глаза попался огромный букет из довольно редких цветов, среди бутонов виднелся конверт с письмом, изрядно намокший от капелек воды, строки в некоторых местах растеклись.
«Кто мог до такого додуматься?» — спросила она записку, свисавшую с ладони.
Судя по степени влажности, письмецо было положено в букет довольно давно, а с цветами в комнате может находиться не больше чем три с половиной часа.
Лана сделала вывод, что это Алоиза доставила посылку и все же забыла закрыть дверь.
— Что же там написано? — прошептала Лана, вспомнив о письме и отвлекаясь от своих расследований. Взгляд метнулся в самый низ текста, где красовалась подпись «Вечно ваш – Хэйвард Фринверт».
«Ну вот, — вздохнув и быстро потеряв интерес, подумала Лана. – Наверное, разыграл целую драму перед Алоизой, чтобы передать цветы».
Письмо было прочитано поверхностно, и его смысл был наполовину не понят. До читательницы дошло только то, что молодой Фринверт считает её самой красивой на свете, что эти растения будут её символом и так далее.
Слова были красивые, ничего не скажешь, но Лана чувствовала в них заученные и многократно повторяемые фразы, от которых веяло фальшивым блеском, как от стекляшки, названой алмазом. Но все же цветы ей понравились. Чтобы хоть немного отвлечься от мыслей, она зарылась головой во всё ещё влажный и прохладный букет.
— Мммм... — протянула расслабленным от наслаждения голосом.
Переодевшись в новое атласное платье и даже не взглянув на себя в зеркало, она широко раскрыла окно и впустила вечернюю прохладу. С прической и легким макияжем она расправилась с помощью маминой горничной, которая была настоящей мастерицей в этих вопросах.
«А ведь совсем недавно, будто сейчас, я смотрела на светлое море, на голубое небо, — размышляла Лана, подставив лицо под ночной ветерок. – Почему так быстро летит время? Того и гляди, что оглянуться не успеешь, а уже конец. Неужели мне придётся всю жизнь провести, участвуя в этих дворцовых интригах, только из-за того, что этого требует моё положение? Неужели я никогда не увижу мир, который так огромен, не побываю в других странах, которые так интересны, а буду до конца своих дней жить с немилыми мне людьми, потому что так надо, и буду всю жизнь до конца своих дней слушать рассказы моряков и грезить о той жизни, которой требует сердце?» — комок горечи застрял у Ланы в горле, и она, не выдержав, всхлипнула от переполнявшей её грусти и осознания своей безпомощности.
— Нет, не бывать этому! – громко сказала она в открытое окно, мало безпокоясь о том, что в соседней усадьбе могли всё услышать.
Отойдя от подоконника, Лана опустилась на кровать и стала поглаживать ткань на платье, которая оказалась немного шероховатой и шелестящей. Обвела взглядом свою комнату в поисках чего-нибудь занятного: вот туалетный столик с множеством косметических тюбиков и скляночек, вот кресло, обтянутое кожей, вот её портрет, нарисованный знаменитым художником, но окончательно её взгляд остановился только на камине, над которым покоился маленький кинжал в золотой оправе. Подарок отца.
Она взяла в руки изящное легкое оружие. Выглядел кинжал древним, но золото до сих пор оставалось блестящим и чистым. Не много на свете осталось таких чудесных изделий, как это. Раньше кузнец добывал все материалы сам и вкладывал душу в своё творение. Теперешние мастера предпочитают примешивать разные дешёвые металлы, продавая за множество золотых то, что и гроша не стоит.
Часы на стене ожили, отбивая удары. Лана вздрогнула и отвлеклась от кинжала. Немного помедлив, закрыла окно и вышла в коридор второго этажа. Не успела прикрыть дверь, как сбоку раздалось банальное: «Бу-у!», и Лана, поглощённая в свои мысли, все же подпрыгнула от неожиданности.
— Ах-ха-ха! – расхохотался Габриель, с довольным видом опираясь о стену. Прищурился и ехидно проговорил: – Ого, какие мы сегодня красивые. Того и гляди, кто-нибудь ослепнет от твоего прекрасного вида.
— Мне объяснить, куда тебе идти, или ты сам догадаешься? – угрожающе спросила Лана.
— Да ладно, — протянул Габриель с ухмылкой, — я же от чистого сердца. Неужели я не могу сделать комплимент любимой сестрёнке?
— Мне их от Хэйварда хватает, — пояснила Лана и сразу же пожалела об этом.
— От Хэйварда?! – воскликнул Габриель, и глаза его насмешливо сверкнули. – Точно. Как же я не догадался? У вас же с Фринвертом роман. Ты сходишь по нему с ума – это я точно знаю!
— Лучше заткнись, а то костей не соберёшь! – огрызнулась Лана, выпрямляясь. – Ты меня уже достал!
— А ну повтори, малявка! – в свою очередь выпрямился Габриель. – Ты как со старшими разговариваешь? Хочешь, чтобы я рассказал родителям о том, как ты выражаться умеешь? Так я быстро организую, тебе месяц из дома не выпустят.
— Говори всё, что хочешь, – процедила сквозь зубы Лана, пытаясь унять гнев.
Но брат на этот её выпад только саркастически рассмеялся:
— Ах-ха-ха! Насмешила ты меня. Видела бы ты себя, крыса мокрая!
Смешок оборвался на последней ноте, потому что терпение Ланы подошло к концу, она сжала кулаки и толкнула Габриэля в грудь. Как только он отшатнулся, Лана врезала ему коленом в живот. Такой атаки Габриель никак не ожидал и поэтому, не успев защититься, согнулся пополам. Лана толкнула его еще раз, брат завалился спиной на дверь ванной, которая оказалась открытой, запнулся пяткой за порожек и повалился на пол с удивленным вскриком.
Лана не долго думая захлопнула дверь ванной, схватила стоящий в коридоре декоративный стул и подперла им дверь.
«Я могу гордиться собой», — хмыкнула победно.
— Ах ты... — прошипел старший брат из ванной. – За эти жалкие приёмчики пощады не жди!
— Ты сначала защищаться научись от этих «приёмчиков», — торжественно изрекла Лана.
Вспомнив, что она должна идти на бал и её уже ждут, она бросилась по лестнице вниз.
«Лишь бы поскорее убраться отсюда, пока Габриель не придумал, как выбраться и не погнался за мной следом, а то мне не жить».
Около кареты стояла мама в голубом кружевном платье. Заметив Лану, она нетерпеливо сказала:
— Наконец-то. Я уже за тобой Габриеля отправила. Кстати, где он?
— Всё в порядке, мам, — ответила Лана, чувствуя, как начинает болеть правый кулак. – Я его встретила на лестнице, он сказал, что ему очень плохо, и что он будет позже.
— Постой здесь, я к нему схожу, может быть, ему нужен лекарь, — заволновалась Анита Лангоф, толкая калитку, чтобы войти во двор дома.