Я начала принимать наркотики, когда мне было шестнадцать. На следующий день после того, как я лишилась девственности с Джеймсом. Я ненавидела то, что с ним мне было так хорошо. Я знала, что это неправильно. Но мое тело голодало три года. Жаждало того, чего я не могла иметь. Я рыдала, когда он уходил из моей комнаты, и всю ночь не сомкнула глаз, боясь, что он вернется и заставит меня желать большего.

Я пыталась убедить себя, что проблема не во мне. Что я не так испорчена, как думаю, просто столько лет сидела и слушала разговоры многих пар на сеансах моей матери. Конечно, некоторые вещи я не могла понять, почему кто-то получает удовольствие — например, когда на него мочатся. Почему? Я не могла понять, чем привлекателен золотой дождь, даже после просмотра видео. Но потом я поняла, что то, что я испытала с Джеймсом, было приятно, независимо от того, насколько это было неправильно. Так что, возможно, и то, что они делали, тоже было приятно.

Каждому свое, знаете ли. Тогда я сказала себе, что хотя бы раз попробую все.

Взявшись за горлышко винной бутылки, я беру другой рукой таблетки и бросаю их в рот. Закрыв глаза, я опрокидываю бутылку и делаю большой глоток. Раз уж мне нужно пережить этот день, пусть я буду обдолбанная.

Опустив голову, я делаю глубокий вдох и открываю глаза. Я застываю, поймав на себе взгляд стоящего позади меня человека. Син, одетый в черный костюм-тройку, скрещивает руки на груди и прислоняется к дверному косяку. Не сводя с меня глаз.

Я живу в доме его родителей уже пять дней. Я думала, что будет странно тут оставаться, но здесь я чувствую себя как дома больше, чем когда-либо в моем настоящем доме. Я просыпаюсь, он отвозит меня в Баррингтон. Потом, когда я заканчиваю, мы возвращаемся сюда. Это нормально. И у меня в животе какая-то пустота, которая постоянно говорит мне не привязываться. Это не будет длиться вечно. Это как сон, от которого не хочется просыпаться.

Вытерев губы тыльной стороной ладони, я поворачиваюсь к нему лицом. Я знаю, что он видел, как я их принимала. Син знает, что я принимаю наркотики. Однажды в старших классах он застал меня на вечеринке в отключке на полу в ванной. На следующее утро я проснулась с сообщением, в котором говорилось, чтобы я следила, с кем я общаюсь. Я так и не поблагодарила его за это.

— Ранняя вечеринка, — он приподнимает в ухмылке уголки губ.

— Что-то в этом роде, — я отталкиваюсь от стойки и подхожу к нему, а он отстраняется от дверного косяка. Затем кладет руки на мое платье в пол. Я выбрала черный шелк. Подумала, что это будет уместно. Я ни хрена не праздную. Я в трауре.

— Почему бы тебе не помочь мне?

— В чем угодно, — Син обхватывает меня руками, притягивая к себе.

— Трахни меня, — я нежно целую уголок его губ. — Я хочу, чтобы, когда буду произносить тост, из моей киски капала твоя сперма.

Син отталкивает меня, разворачивает и шлепает по заднице.

— Нагнись и задери платье, — приказывает он, и ему не нужно повторять дважды.

СИН

С тех пор как мы отъехали от дома моих родителей, Элли вела себя тихо. Быстро взглянув на нее, я вижу, что она сидит на пассажирском сиденье, откинув назад голову и закрыв глаза. Наркотики начинают действовать, если еще не подействовали. Я никогда не принимал наркотики. Я даже не очень люблю пить, если честно. Быть Лордом — это значит всегда быть на высоте. Ты же не хочешь, чтобы тебя вызвали на задание, а ты слишком упорот, чтобы его выполнить. Или, что еще хуже, такой обдолбаный, что еще и погибнешь.

Я никогда не задумывался о том, зачем она это делает. Мне следовало спросить после того, как моя сестра впервые позвонила из туалета на вечеринке, и рыдая, сообщила, что Элли лежит без сознания на полу.

СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ

Я проталкиваюсь сквозь толпу в доме, Корбин прямо позади меня. Мы тусовались с парой девчонок, когда мне с вечеринки позвонила сестра. Подойдя к двери в ванную, я пытаюсь ее открыть, но вижу, что она заперта.

— Открой эту чертову дверь! — сквозь музыку кричу я, стуча по ней кулаком. — Кира!

Я снова колочу в дверь.

В следующую секунду она распахивается, и я встречаюсь с широко распахнутыми глазами сестры.

— О, слава Богу, Син. Я не могу ее разбудить.

Я протискиваюсь внутрь, за мной входит Корбин, закрывая за собой дверь. Я вижу, что ее подруга лежит на полу в ванной в позе эмбриона. Ее юбка задралась, открыв часть задницы. Волосы разметались и закрывают половину лица.

— Элли? — спрашиваю я, тряся ее за плечо.

Ничего.

— Эллингтон?

Я отодвигаю ее волосы и, приоткрыв ей глаза, вижу, что зрачки расширены.

— Что она приняла? — спрашиваю я.

— Не знаю, — всхлипывает моя сестра. — Я ничего не видела. Элли не принимает наркотики.

— Она что-то приняла, — рявкаю я.

— Может, ее накачали наркотиками, — предполагает Корбин. — Как ты себя чувствуешь? — он поворачивается к Кире, кладет руки ей на плечи и проверяет ее глаза.

— Нормально, — отвечает она.

— Вам кто-нибудь что-нибудь наливал? — рявкает он, от чего Кира вздрагивает.

— Да, но они налили их из одной бутылки, и я чувствую себя нормально, — плачет Кира, обхватив себя руками.

Я переворачиваю Элли на спину.

— Эллингтон?

По-прежнему ничего. Я кладу пальцы на ее пульс и чувствую, как он учащается. Стянув толстовку, я приказываю Корбину:

— Держи ее.

Он встает на колени позади нее, приподнимает ее за подмышки, а я накидываю ей на голову свою толстовку. Она длиннее, чем ее юбка. И последнее, что мне нужно, это чтобы, пока я буду выносить Элли, куча парней фотографировала или записывала ее выставленную напоказ киску.

Надев толстовку, я просовываю руки ей под ноги и спину, поднимая ее бесчувственное тело. Корбин помогает натянуть толстовку, чтобы прикрыть все, что можно.

— Открой дверь. И расчисти мне дорогу, — рявкаю я.

— Пошли, — Корбин хватает сестру за руку и вытаскивает ее из ванной, пока я несу Элли с вечеринки, где все на нас смотрят.

Я отвез ее домой и уложил в ее постель. У меня было жгучее желание вернуться на ту вечеринку и спросить, кто, блядь, накачал ее наркотиками, но тут я вышел из ее комнаты и обнаружил на тумбочке пузырек с таблетками. Это меня взбесило. Сестра была права, Элли никогда раньше не принимала наркотики. Во всяком случае, я об этом не знал. До смерти ее отца наши семьи проводили много времени вместе. Я знал ее.

Мне никогда не приходило в голову спросить ее, почему она начала принимать наркотики. А надо было бы. Может, тогда я бы обратил больше внимания на то, что ее жизнь меняется прямо на глазах. Это наверняка из-за Джеймса. Я видел признаки, но делал вид, что мне все равно. Что у меня нет времени вмешиваться. Ей было шестнадцать, черт возьми. Я знал, что трахать ее нельзя. Потому что скоро мне предстояло пройти инициацию. Я знал, что прикоснуться к ней один раз и потом не иметь возможности в течение трех лет было бы самой страшной пыткой. К тому же я знал, что однажды она станет моей. С ней я проведу всю оставшуюся жизнь.

В ту ночь о ней поползли слухи в нашей школе. Говорили, что в ту ночь она переспала с несколькими парнями. Она никогда не отрицала этого. Я знал правду, а ей, похоже, было плевать, что думают другие. Все, что ей нужно было сделать, это попросить меня, и я бы оторвал им гребаные головы. Тогда я сделал бы для нее все, что угодно, как и сейчас. С той лишь разницей, что теперь ей не нужно просить меня о помощи. Я сделаю все, что сочту нужным.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, протягивая руку к ее ноге. Я нежно хватаю ее за бедро и сжимаю его.