День свадебной церемонии и коронации по совместительству начался для меня слишком рано. С самого утра меня трепали и вертели в разные стороны, мучили косметическими процедурами, причёской и маникюром, макияжем, подгонкой платья, вдруг срочно приходилось разнашивать уже вполне разношенные туфли. Урка ревновал и требовал внимания. В покои то и дело забегали слуги, посыльные, придворные дамы, которые страстно желали стать фрейлинами императрицы. Пару раз заходил Тьян, вел себя, как и всегда, беспардонно и сегодня особенно раздражающе шутил. Совсем неудивительно, что к полудню я пока ещё тихо и сдержанно порыкивала на всех, всё чаще запуская пальцы в шерсть Урки. Ему повезло, он меня сегодня не бесил. Леди Гольштейн списывала мою нервозность на волнение перед свадьбой.

— Это так волнительно, так трогательно! Я сама волнуюсь не меньше вас, Ваше Величество, но Вам совершенно не о чем беспокоиться. Всё пройдёт идеально, я об этом позабочусь. — Восторженно тарахтела она, руководя моей упаковкой в традиционное свадебное платье. Оно было большим, пышным, неудобным, тяжёлым, с тугим корсетом, кринолином и турнюром.

Наконец платье зашнуровали, закрепили фату, я влезла в туфли, взяла букет и в сопровождении разряженных придворных дам отправилась на выход.

В большом тронном зале уже собрались гости. Дамиан стоял недалеко от трона, под церемониальной аркой, украшенной по обыкновению цветами. У него, конечно, наряд намного удобнее, но всё же приносил определенный дискомфорт. Воротник сорочки накрахмален до тех пор, что стоит колом и, скорее всего, натирает шею. Брюки заправлены в высокие сапоги, длиннополый кафтан плотно расшит драгоценностями, сверху ещё накинута бархатная мантия, отороченная мехом. Если не надорвешься, то упаришься совершенно точно. Хорошо, что уже в храм идти не нужно, а после церемонии предстоит дойти всего лишь до выхода, там нас уже ждёт экипаж. Придворные и высокопоставленные гости из других стран пока не склоняют головы передо мной, но я всё равно не вижу ни одного лица, они какие-то невнятные, словно мазки краски. Я вижу ясно только Дамиана и леди Эстель с лордом Арманом. Всему виной дурацкое платье. Я уже уморилась, постоянно пытаясь найти в нём баланс. Оно слишком тяжелое для меня, и при каждом шаге меня здорово ведёт. За это Леди Гольштейн хочется прибить прямо сейчас, не дожидаясь коронации. Мысленно повторяю единственную мантру: "Месть — недостойно для императрицы. Императрица должна быть великодушной". Тут же вспомнилось немало примеров из мировой истории, где самодержец был кровавым тираном. Отчасти я их понимала. Наконец, я доползла до арки, не забывая при этом светло и лучезарно улыбаться, но в коленях поселилась предательская дрожь. Дамиан одним взглядом и посочувствовал и поддержал меня, взял мою правую ладонь в свою левую. Я же мельком успела увидеть покрасневшую полоску кожи у него на шее под дубовым воротничком.

Надо отдать должное церемониймейстеру. Он избежал особо длинного рассказа про супружескую жизнь. Честно сказать, из-за платья для меня весь день прошел, как в тумане, даже не смотря на то, что в экипаже Дамиан немного ослабил шнуровку, и дышать стало ощутимо легче, но от этой непомерной тяжести, я пребывала в полной прострации. Хорошо, что все необходимые манеры впитаны мной с самого детства, и мне не приходилось контролировать каждый свой жест, оставалось только улыбаться, махать рукой и станцевать первый танец на балу в честь молодоженов. Остальную часть пира мы могли сидеть, принимать подарки, поздравления, улыбаться, кушать я, к моему великому сожалению, практически не могла, корсет этого не предполагал. Походы в туалет представляли собой тот ещё квест, поэтому пила я тоже очень мало и исключительно воду. Когда мы могли покинуть бал и по совместительству пир, не забыв соблюсти все приличия, я горячо помолилась всем Богам. Даже Урка устал и первым делом улёгся спать на своей уютной лежанке. Мне же ещё предстояло распаковаться. О еде в покоях никто не позаботился, что разозлило тоже порядком уставшего Дамиана, но он хотя бы был не настолько голоден. Пока несли еду Дами помог мне раздеться и принять ванну, затем быстро помылся сам. Шею растерло до крови, пришлось мазать мазью, одновременно уминая пирожки и запивая травяным чаем. После мы просто упали спать. Брачная ночь была отложена на потом.

Восемь месяцев спустя.

Жизнь вроде бы стала налаживаться. Я все лучше контролировала дар. Дамиан все лучше контролировал прореженный Совет лордов и планировал в ближайшей перспективе его доукомплектовать. Ближайшие соседи затихли и пока не пытались отщипнуть хотя бы по крохе от каравая. В министерствах после нашей свадьбы и моей коронации прошли проверки, повлекшие за собой громкие скандалы, увольнения и в некоторых случаях даже аресты. В итоге ещё пару месяцев империю Рамин здорово лихорадило, но сейчас все более или менее устаканилось, новые люди навели в ведомствах порядок и вот уже два месяца по всем направлениям отмечается рост позитивных показателей и тенденция к снижению негативных показателей. Дамиан не смотря на тяжёлый график работы, кажется, даже немного помолодел, глаза светились от счастья, а во всем, что он делал появилась какая-то особая легкость, та самая, когда, за что бы ни взялся, все получается в лучшем виде.

Я же немного похудела и побледнела, хотя, казалось бы, куда уж больше, стала более нервной и несдержанной, что вызывало у Дамиана недоумение и тревогу. Он считал, что причина в большом количестве работы, свалившейся на меня, и пытался всячески облегчить мою участь, а я отчего-то никак не могла ему признаться в том, что меня тревожит. Вот и сегодня с самого утра противно ныл низ живота, а мир предстал в особенно мрачном свете, ведь со мной было что-то не то. Я уже должна была носить под сердцем дитя, но этот ноющий живот говорил о том, что снова наступят лунные дни. Весь день я была сама не своя, понимала, что стоит вызвать мага, специализирующегося на женских вопросах, но не могла себя заставить. Умом я понимала, что ничего хорошего не услышу. Пришлось собрать всю силу воли в кулак и все же вызвать мага. Он явился после обеда. Мужчина, на вид лет пятьдесят, может быть, пятьдесят пять, короткая бородка клинышком, небольшой животик, круглые очки, добрый взгляд лучистых серых глаз и приятная улыбка.

— Добрый день, Ваше Величество. Меня зовут Петер Ланц. Что Вас беспокоит?

— Здравствуйте, господин Ланц. К сожалению, мне пока не удалось забеременеть. Я бы хотела узнать, все ли со мной в порядке.

Маг-целитель начал сканировать мое тело, водя вокруг него руками, начиная от головы и спускаясь вниз, попутно задавал вопросы, касательно моих лунных дней, интимной жизни и перенесенных заболеваний. Когда его руки коснулись пола, он вернул их обратно к животу и долго-долго водил вокруг него, задумчиво хмыкая в бороду, хмурясь и отводя взгляд.

— Ваше Величество, у Вас все потоки, отвечающие за материнство исковерканы и завязаны в узел. Боюсь, что Вы не сможете стать матерью. Возможно, это последствия блокировки Вашего дара. Мне сейчас трудно сказать, если была бы возможность наблюдать Вас до того, как он проявился… Я сейчас попробую немного распутать потоки, — он стал делать пассы рукой, — что Вы чувствуете?

— Боль, тянущую, тупую, сильную.

— Так я и думал, — нахмурился господин Ланц, — к сожалению, в таком случае я не смогу Вам помочь. У меня нет гарантии, что если я распутаю потоки, они не встанут на прежнее место через день, но я могу гарантировать, что боль, которую Вы испытаете, Вас убьёт.

— Я поняла, господин Ланц. Благодарю Вас.

Мужчина откланялся. Я осталась одна в наших с супругом покоях. Мы так и занимали женскую половину на смотря на то, что в мужской ремонт давно завершился. Я совсем не понимала те пары, которые жили в разных комнатах и спали на разных кроватях. Вечер и ночь — единственное время, когда мы с Дами могли побыть вместе наедине. Сейчас эти стены давили на меня неподъемной тяжестью, воздуха не хватало. Я рванула ворот на блузке, старалась дышать глубоко, но все равно задыхалась. Этот диагноз — приговор для наших отношений. Империи нужен наследник, которого я никогда не смогу родить. Меня накрыла истерика, не тихая, как в прошлый месяц, когда пришли лунные дни. Сначала полились слезы. Горячие капли срывались со щек и подбородка. Руки сжимались и разжимались, ища что-то, что можно сломать. Да, мне хотелось ломать, разрушать, бить и плакать, выть в голос, кричать. И я закричала, бросаю в стену вазу, сметая все со столика, срывая гардины. Урка, везде сопровождавший меня, спрятался за диван и выглядывал время от времени, потряхивая кисточками на ушах и подтявкивая в тон моим крикам. Запала хватило минут на десять, не больше, потом я замерла посреди комнаты, упала коленями на ковер, спрятала лицо в ладонях и разрыдалась, как маленькая девочка. Как пришел Дамиан не слышала. Он прижал меня к себе и качал, баюкал, ни о чем не спрашивая, дал успокоиться. За ним, наверное, ходила горничная, испугавшись моих воплей.