— Эти карты, — медленно произнесла бабушка Славута, — мне достались от моей бабушки. Когда-то цыгане могли и без них всё рассказать, но старые секреты забыты. Теперь только книга жизни, которую мы подобрали, помогает нам видеть истину. Эти карты и есть книга жизни. Когда-то чёрт украл её, начал листать, но ничего не поняв, разозлился и выбросил её. А цыгане шли и подобрали книгу жизни.

— Бабушка Славута, — произнесла Наталья, снимая с руки маленькое колечко с блестящим голубым камушком, — возьмите это от меня и расскажите, умоляю, расскажите, всё, что сможете увидеть. Я хочу знать, кто я? Кто мои родные и жив ли ещё хоть кто-то из них? Умоляю, не скрывайте ничего от меня!

— Я не возьму ничего от тебя, моя девочка, — ласково улыбнувшись Наталье, — достаточно и того, что ты такая добрая живёшь на свете, я вам всё расскажу, хорошие вы мои. Бабушка Славута всё знает, всё видит.

Цыганка достала из коробочки карты и медленно начала их тасовать. Старинная колода была большой и громоздкой, потёртые тёмные листы неуклюже ложились на свои места. Цыганка нежно брала карты полной морщинистой рукой, перекладывая их сверху вниз, мешая как можно тщательней.

— Выбери карту, — обратилась, наконец, она к Наталье.

Девушка, стараясь справиться с нахлынувшим волнением, протянула руку, достала из колоды карту и отдала её цыганке. Та положила карту на цветастый платок, расстеленный у её ног, затем стала раскладывать другие карты, беря по три, то сверху, то снизу. Славута пристально вглядывалась в потёртые и выцветшие рисунки на картах, и выражение её лица делалось всё более сосредоточенным и встревоженным. С минуту длилось невыносимое напряжённое молчание. Наконец, старая цыганка заговорила.

— Твои предки были очень богаты и знатны, — произнесла она, не поднимая глаз на молодых людей. — Какое-то страшное несчастье погубило их всех, и ты осталась одна.

Натали покраснела и опустила голову. Рой мучительных воспоминаний о страхе и сомнениях прошлого заставил сердце её биться чаще.

— Сейчас ты многое потеряла, но у тебя есть одна вещь, которой уже не забрать никому — это твоя любовь!

На этих словах цыганки Наталья совершенно смутилась, и слезинки нечаянной радости, принесённой этими словами, блеснули у неё на глазах.

— Но берегись, — прошептала цыганка, и взгляд её сделался жутким, точно она видела нечто безумное и ужасное, — тебя ждёт скорая смерть. Смерть идёт за тобой, она близко, она дышит тебе в спину!

— Довольно, прошу вас! — вскричал Александр, глядя как в ужасе застыло изумлённое лицо Натальи Всеволодовны.

Девушка, побледнев, словно испуганный ребёнок посмотрела на него и дрожащими пальцами схватила его руку.

— Ведь это неправда? — слабым голосом произнесла она.

— Теперь ты возьми карту! — повелительным тоном, словно не замечая того, что творилось с Натальей, произнесла старуха.

Александр Иванович машинально выхватил карту из протянутой колоды, не переставая держать Натали за руку. Цыганка быстро разложила колоду над картой поручика и заговорила ещё более низким и жутким голосом:

— Ты храбрый и благородный, твоё сердце сияет, словно солнце, и в нём живёт искренняя любовь! Но и тебе будет грозить смерть! Судьба будет тебя защищать. Судьба будет отводить беду, но ты бесстрашен и упрям! Ты отправишься навстречу смерти!

— Нет! Нет! — в ужасе воскликнула Наталья, и слёзы текли по её щекам.

— Вы уверены в том, что нам сказали? — произнёс поручик, стараясь владеть собой, в сердце его боролись чувства отчаяния и негодования.

— Бабушка Славута всегда говорит правду, — произнесла старая цыганка, откидываясь на подушки и перемешивая старинную колоду.

— Но есть ли способ избежать того, о чём вы говорите? — в волнении спросил поручик. — Кто нам угрожает? Какая смерть?

— Ведь это может быть не так? — умоляюще произнесла Наталья.

— Карты показывают то, что есть сейчас в вашей жизни. Всего можно избежать. Ваша судьба подвластна только вам. Спастись же от смерти нельзя никому… — Славута словно погружалась в сон, её слова звучали всё тише и слабее.

— Но что нам делать? — взмолились молодые люди, в надежде, что всё сказанное можно изменить.

— За вами стоит смерть. Она ждёт. Вы распоряжаетесь вашими жизнями, но от судьбы нельзя уйти… — устало продолжала цыганка, точно нарочно не замечая глубокого волнения и печали молодых людей.

А они сидели напротив неё, опустив головы и размышляя о её словах.

— Что ж, — наконец произнёс Александр, вставая и подавая руку Наталье, — даже если нам скоро суждено умереть, наши души всегда будут вместе.

Славута, казалось, окончательно задремала, сморённая теплом, наполнявшим комнату, ведический транс обессилел её дряхлое тело. И Натали, несмотря на робость, испытываемую ею при всяком постороннем человеке, встала, поддерживаемая своим спутником, и, не в силах сдерживать себя, бросилась на грудь поручику, обхватив его шею и заливаясь слезами. Александр прижал её к себе, ласково гладя её волосы и спину, с той заботой и нежностью, с которой отцы успокаивают любимых дочерей. И так стояли они ещё какое-то время.

— Мы будем живы, — шептал он, — мы непременно будем живы, я не оставлю вас, Натали. Даже смерть не сможет разлучить нас, даю слово!

Девушка внезапно подняла голову и посмотрела блестящими от слёз глазами прямо в его, полные любви и сострадания, светлые очи. На щеках её сверкали застывшие слёзинки, пряди тёмных волос разметались по бледному ровному лбу, но и теперь, испуганная и расстроенная предсказанной судьбой, Натали выглядела безмерно трогательной и прекрасной, нежной как первый весенний цветок и беззащитной как дитя. Молодому поручику захотелось сказать возлюбленной о том, как она восхитительна и как он рад тому, что стоит рядом с нею сейчас, но Натали приложила свой тоненький пальчик к его губам, давая знак к молчанию.

— Не нужно больше слов, — произнесла она, всё ещё дрожащим от слёз голосом. — Мне говорили, что следует ценить каждый миг, каждую минуту, как последнюю и самую прекрасную в жизни. Мне говорили, что не разумно ждать прекрасного завтра, когда можно быть счастливой сегодня. И я счастлива! Счастлива тем, что сейчас я с вами. И никакая смерть не сможет лишить меня этого счастья!

И молодые люди потянулись друг к другу, словно у них была одна душа на двоих, и их помыслы и чувства были едины. И вот они уже совсем сблизились, и сердца их сладко замерли, но тут раздался громкий стук в дверь. Натали и Александр в смущении отпрянули друг от друга, а старая цыганка, встрепенувшись, начала громко причитать на своём языке.

В комнату вошла Кхаца, а за нею стоял, заламывая в руке шапку цыган Мануш. Молодая цыганка поставила на стол свечу, свободно и развязно обратившись к поручику:

— Вот тут, барин, Машуш к тебе пришёл, говорит, беда с конём твоим.

Александр Иванович удивлённо посмотрел сначала на Кхацу, потом на мявшегося у двери цыгана.

— Ей богу, барин! — проговорил он, уставившись на поручика. — Сбежал ваш конь, отвязался, одни поводья осталась, барин. Извольте на конюшню сами пройти.

— Что же ты стоишь, веди скорее! — взволнованно воскликнул Александр, хватаясь за кивер и спешно направляясь к выходу.

— Я с вами, — произнесла Натали, бросаясь вслед за поручиком, но Кхаца неожиданно схватила её за руку, метнув молнию из огненных глаз.

— Не ходи с ними, мужчины сами разберутся! — произнесла она властным голосом.

Однако Наталья упрямо отдёрнула руку, с обидой посмотрев на цыганку, и бросилась вслед за Александром. Но поручик, заметив, что та собирается последовать за ним без своего тёплого плаща упросил её остаться в трактире, не желая подвергать её риску быть простуженной. Слова гадалки не шли у него из головы, и он с этой минуты всеми силами поклялся оберегать свою ненаглядную.

Между тем, Мануш торопил поручика, уверяя. Что тому следует поспешить. Он и не подозревал, что замыслу Гожо не суждено было сбыться, ведь он, стоя на крыльце у трактира, уже начав замерзать, явственно услышал лошадиное ржание, служившее сигналом. Поторапливая поручика, он указал ему направление, в котором нужно было идти на конюшню, сам же немного приотстав.