Тем временем, Александр Иванович и Наталья Всеволодовна двигались навстречу новым тайнам, ожидавшим их. Они миновали поле и деревню, потом дорога пошла снова через лес, усыпанный бурой листвой, шуршавшей под копытами их лошадей. Ветви сплетались в чёрные кружева, сквозь сеть которых просвечивало светло-серое небо, а маковки самых высоких сосен утопали в призрачной дымке. Молодые люди ехали бок о бок, и им казалось, будто невидимый струнный квартет играет задумчивую мелодию осени. Для них не существовало больше ни тревог, ни страха, только благоговейный трепет перед красотой засыпающей природы, казавшейся особенно прекрасной. И эта задумчивая тишина покоряла их своей безыскусностью и простотой. Они ехали вместе, ветви могучих деревьев сплетались над их головами подобно сводам готического собора. Всё казалось необыкновенным и торжественным, заставляя сердце замирать, как при важнейшем историческом событии. Но нет, не происходило для взора простого прохожего ничего необыкновенного: всё тот же лес, всё те же жёлтые листья, позолотившие густые заросли кустов, всё та же меланхолия осени. Время словно остановилось, чтобы каждый мог насладиться финальными аккордами красочного мира перед наступлением зимних холодов.

Через несколько сот метров, они свернули на неприметную аллею, на углу которой стоял старый деревянный указатель с едва различимыми следами надписей, давным-давно стёртых дождями и снегопадами. Аллея казалась сильно запущенной, словно по этой призрачной дороге никто не ездил чаще, чем пару раз в месяц. Вскоре поручик и его спутница подъехали к покосившемуся домику привратника, выстроенному из красного кирпича и покрытого пожелтевшей штукатуркой, которая много лет назад обвалилась и осыпалась почти со всего фасада, что некогда был украшен стрельчатыми фальшокнами и замысловатыми узорами. Затейливые арки слева и справа от ворот были выложены фигурным кирпичом, выглядывавшим из-за сухих стеблей дикого винограда. Заржавевшие кованые ворота были распахнуты настежь, а на каменных столбах гордо возвышались статуи античных мифических существ, так же безжалостно увитые буйным плющом и диким виноградом, сохранившим кроваво-красную листву. И ещё горы этих листьев лежали у разбитого подножия ограды.

Никто не вышел навстречу молодым людям из дома привратника, и они двинулись дальше по давно не чищеной аллее. Вскоре взору их предстал густой заросший сад, за ни начинался парк, в прежние времена являвший собой прекрасный оазис, украшенный монументальными фонтанами и каскадными клумбами, на которых заботливые руки садовников выращивали самые прекрасные цветы, радовавшие посетителей своей неземной красотой. Теперь в пустых чашах фонтанов росла сорная трава, радуясь упадку поместья, как радуется жестокая чернь, учинив свирепый бунт и разграбив имение хозяина. Прекрасные парковые статуи потеряли всю свою нежную белизну, превратившись в серо-зелёных калек, чьи тела увил плющ, а мощные пьедесталы заросли чертополохом и репейником. Прямо напротив этого призрачного парка уныло возвышался двухэтажный господский дом, соединённый с небольшим одноэтажным флигелем крытой галереей. Большинство окон были заколочены, по жёлтому фасаду шли глубокие чёрные трещины. Колонны, поддерживавшие массивный балкон пышной веранды, покосились и растрескались, дикий виноград оплёл огненным покрывалом декоративные портики и каменные резные перила.

Александр и Наталья спешились, привязав лошадей к высокой липе, росшей неподалёку от входа. Усадьба выглядела совершенно необитаемой, окна чернели, точно опустевшие глазницы древнего черепа. Казалось, здесь собираются неприкаянные души со всей округи. Обшарпанные двери были плотно закрыты и производили впечатление, будто ни один живой человек давным-давно не входила в них. Оглядев ещё раз заросший парк и пустой двор, молодые люди осторожно поднялись по ступеням террасы и приблизились к входу в особняк.

— Да, не такой я помню эту усадьбу, — произнёс Александр. — В далёком детстве мне случалось бывать здесь. Тогда парк выглядел лишь немного запущенным, хотя фонтаны уже никто не включал.

— Сейчас это место напоминает кладбище, и если бы не размеры, то дом нельзя было бы отличить от склепа, — произнесла Наталья, стараясь скрыть волнение.

Сердце её билось от страха, ведь и в самом деле она не ожидала увидеть имение Коршунова именно таким. Что-то сверхъестественное обитало в этом месте, что-то сильно пугало её.

— Если вам нехорошо здесь, мы можем уйти, — тихо сказал Александр.

Наталья опустила голову, но затем подняла на молодого человека свои ясные глаза и с небывалой твёрдостью и решительностью сказала:

— Нет, я должна узнать правду о том, кем мне приходился Иван Андреевич. Я не успокоюсь, пока не получу хотя бы один ответ на те вопросы, с которыми пришла сюда! К тому же вы рядом, а значит мне нечего бояться.

И она улыбнулась Александру, так искренне и нежно, что сердце в его груди снова подскочило и радостно забилось. Хотя он и желал как можно скорее увезти любимую подальше от этого мрачного места.

Оглядевшись, они увидели шнурок дверного колокольчика. Александр ухватился за него и позвонил. Никто не ответил и не открыл дверь. Молодые люди стояли перед ней в тягостном ожидании. Затем Александр позвонил ещё раз, и ещё, но и теперь никто не отозвался. Так они стояли минуту, а может пять или десять. Они ждали. Словно неведомая сила заставляла их стоять и терпеливо дожидаться, пока дверь откроют. Но было тихо. Так тихо, что даже если бы травинка шелохнулась где-то вдалеке, то и её шорох был бы услышан. И лишь только Александр и Наталья повернулись, решив, что дальше стоять бессмысленно, дверь, щёлкнув, отварилась, и грубый старушечий голос спросил:

— Кто там?

— Позвольте нам войти, — заговорила Наталья, — это очень важно! Это касается господина Коршунова!

— Уходите, хозяйка больна! — ответил из тёмной щели открытой двери всё тот же голос.

— Но прошу вас, нам очень нужно поговорить с вами или хоть с кем-то из родных Ивана Андреевича! — заговорил Александр Иванович, стараясь удержать дверь открытой.

— Я вам, уже сказала, госпожа больна! Никого пускать нельзя! — упорствовала старуха, не желая впускать незваных гостей.

Она резко потянула дверь на себя, и Александру стоило немалых сил удержать её.

— Вы не понимаете, нам нужно найти доказательства того, что Наталья Всеволодовна состояла в родстве с вашим хозяином! — продолжал поручик, изо всех сил стараясь не дать служанке захлопнуть дверь.

— Впусти их, Ингрид, — раздался в глубине дома слабый женский голос.

Дверь медленно открылась, и Александр Иванович осторожно вошёл со своей спутницей в тёмную залу. Когда глаза привыкли к полумраку, их взорам предстала высокая женщина лет сорока — сорока пяти, со светлыми растрёпанными волосами, в белом домашнем платье со множеством оборок и в белом кружевном чепце. Рядом с ней стояла старая женщина с невыразительным высохшим и сморщенным лицом и собранными в пучок седыми волосами, на ней было старомодное чёрное платье, почти без какой-либо приметной детали. Она казалась древней высохшей мумией, челюсти её хаотично двигались, словно что-то пережёвывая, а жёлтые глаза с подозрением смотрели на молодых людей из-под морщинистых век, давно лишившихся ресниц.

— Прошу вас, дорогие мои, проходите! — приветливо воскликнула женщина, приседая в реверансе. — Я крайне рада видеть вас!

— Юлия Святославовна, вам стоит вернуться в постель, — произнесла старуха, взяв хозяйку под руку.

— Соболезную гибели вашего супруга, — нерешительно произнёс Александр Иванович, снимая кивер и склоняя голову.

— Глупости, Ингрид! — произнесла женщина, словно не обращая внимания на слова поручика. — Вот вернётся мой Иван Андреевич, мы все сядем пить чай! Вы какой предпочитаете? — спросила она, обращаясь к поручику его спутнице.

Александр и Наталья с немым ужасом и удивлением посмотрели на старуху, и та горько покачала головой.