Александр Иванович же ходил рядом со всеми. Он говорил, что просто гуляет, но на самом деле пытался найти хоть одного порядочного на его взгляд человека и понять, насколько он похож на своих родственников. Как ни странно, самым порядочным он выбрал Павла Егоровича, хотя тот и показался слишком мягкотелым. Когда они остались вдвоём с дворецким, то Альфред спросил:

— Какую комнату вы предпочтёте, Александр Иванович?

— Мне всё равно, какую, — с грустью ответил он.

— Позвольте спросить, ваша милость, отчего вы так смущены, я, признаюсь, смел полагать, что для вас смерть — дело обычное, — сказал Альфред.

— Смерть на поле боя и вправду случается чаще, чем хотелось бы, но на этот раз умер мой дедушка, умер, так и не сказав мне чего-то важного. Кроме того, я разговаривал с Натальей Всеволодовной… Она считает меня охотником за наследством, бездушным эгоистом, помышляющим лишь о богатстве, — ответил молодой человек.

— Разве столь юное и кроткое создание могло смутить боевого офицера? Я помню её с того момента, как Михаил Эдуардович, светлая ему память, привёл эту сироту в наш дом маленькой девочкой, она была, и, поверьте мне, осталась сущим ангелом, — сказал дворецкий.

— Конечно, конечно она ангел, — задумчиво ответил Александр. — Однако скажи, Альфред, ты ведь знаешь меня всю мою жизнь, я помню, как мы вместе с тобой играли в солдатиков, в этом замке прошло моё детство, так неужели я так сильно изменился за эти годы, что стал чужим? Я помню, как вы с Натальей, тогда ещё совсем крошкой, провожали меня, когда я уезжал десятилетним мальчишкой в кадетский корпус, разве я уже не тот, что прежде? — горячо говорил Александр Иванович.

— Много воды утекло с тех пор, — сказал Альфред.

— Неужели ты думаешь, что я за эти годы стал лицемерным лжецом, ищущим лёгкие деньги?

— Время портит хороших людей…

— Нет, Альфред, время показывает недостатки плохих. Что ж, думай, как хочешь, мне ничего не надо. Я приехал выполнить просьбу дедушки позаботиться о… Неважно, я уеду, но боюсь, что не смогу жить с чувством невыполненного долга, прости, — с горечью произнёс Александр.

— Нет, нет, простите, я верю вам, ваша милость. Простите, я ошибся насчёт вас, вы и в самом деле не такой, как ваши родные, — смущённо проговорил Альфред. Голос его дрогнул.

— Я не смею винить тебя, Альфред, среди всей этой кутерьмы и вправду сложно разобраться, кто есть кто, — ласково ответил Александр. — Но раз уж мы примирились, расскажите мне о Наталье Всеволодовне, как она выросла и изменилась за столько лет!

— Да, у неё были лучшие гувернёры, мой хозяин не жалел денег на её образование, она была отрадой его сердца. Его гордостью, настоящей юной леди! Сама она только вчера возвратилась из пансиона, даже второй год обучения не успела начать. Господин Уилсон был для неё всем, и я не знаю, как она сможет перенести такую утрату, — с грустью сказал Альфред.

— Что с ней теперь будет? — произнёс Александр, чувствуя нарастающее волнение.

— Бедная девочка, она слишком хрупка для такой потери, — прошептал дворецкий. — Однако я прошу меня извинить, скоро обед, мне надо проследить, чтобы стол был накрыт вовремя и как подобает, — добавил он, опустив глаза.

— Да, да, не стану тебя задерживать, — сказал Александр Иванович и тихо пошёл по коридору.

— Вы помните вашу прежнюю комнату? — спросил дворецкий.

Молодой человек лишь кивнул головой в ответ. Альфред учтиво поклонился и отправился по своим делам. Драгунский же поручик дошёл до угла коридора и остановился около одной из дверей. Он достал из кармана старый ключ, который всегда носил с собой, и отпер её. Дверь, которую давно никто не открывал, со скрипом распахнулась. В комнате всё было чинно, хотя повсюду скопился изрядный слой пыли. Александр сам когда-то очень просил, чтобы, пока его нет в замке, комнату никто не трогал. Как ни странно, просьба была выполнена буквально, и за много лет ничего не изменилось. Пол покрывал изящный ковёр, на стенах висели батальные полотна, у стены стоял пузатый комод, а рядом с ним письменный стол, к которому были придвинуты два стула с резными ножками, на столе возвышался старинный глобус, а рядом лежали пожелтевшие листы бумаги, кровать была аккуратно застелена бордовым покрывалом. Александр Иванович прошёлся по комнате, оставляя следы на слое скопившейся пыли. Он вспомнил своё счастливое детство, дедушку и всех милых ему людей, и ему стало горько от мысли, что всё, к чему он испытывал привязанность, исчезнет для него навсегда, перейдя в чужие руки. Так в раздумье просидел он более часа. Потом горничная сообщила, что обед подан. Есть он не хотел, не смотря на то, что последняя трапеза была только вчера утром, но пошёл, так как считал своим долгом присутствовать на этом обеде.

В большой столовой был накрыт длинный дубовый стол, за которым уже сидели недавно прибывшие господа. Альфред уже подавал вторые блюда. Всё в этой комнате говорило о солидности её прежнего хозяина, любившего окружить себя самыми прекрасными вещами. Так время отсчитывали в ней гигантские часы с боем работы одного известного немецкого мастера, на стенах висели зеркала в рамах ажурного литья, а в больших ореховых витринах стоял китайский фарфор. Много лет назад в большом резном кресле сидел здесь сам господин Уилсон, и Александр, будучи совсем ребёнком, вбегал в высокие распахнутые двери с криком «Я рыцарь круглого стола», и всех это забавляло. А теперь здесь сидели чужие люди, чужие не по крови, а по духу. Все зеркала были плотно занавешены, и столовая казалась тесной и мрачной. Александру стало совсем грустно, он сел поодаль на стул у стены и задумался.

— Почему вы не идёте к нам? — спросил господин Симпли. — Жаркое нынче удалось на славу!

— Благодарю, но я не голоден, — ответил он.

Господа не возражали и продолжили есть с немалым аппетитом, ведь они проделали долгий путь и изрядно устали от переживаний первой половины дня. Супруги Симпли, Павел Егорович, Алексей Николаевич и Карл Феликсович сидели на одном конце стола, на другом же конце сидела бледная Наталья Всеволодовна. Альфред и ещё двое слуг подавали на стол новые и новые кушанья, исчезавшие с завидной скоростью. Пара графинов испанского вина из господского погреба была уже почти пуста. После того, как всё было съедено, подали чай, и началась беседа.

— Какое же несчастье всё-таки, что тётушка не приехала, — заявил Алексей Николаевич.

— Вот уж наговоритесь вы с ней, когда она приедет, мало не покажется, ещё пожалеете о своих мечтах, ведь такой сварливой тётушки в целом свете нет ни у кого, кроме нас, — заметил Карл Феликсович.

— А для меня, — вставил своё слово господин Симпли, — самым большим несчастьем, после того, как меня изволил обмануть господин Симовский, будет съесть на меньшую сумму, чем стоила сюда дорога.

— Ты, муженёк, съешь в сотню раз больше, а проку всё равно нуль, — возразила его жена.

— Мне совершенно нет дела до характера тётушки, я хочу скорее отсюда уехать, ведь служба не ждёт, — сказал Алексей Николаевич.

— Между прочим, господа, завтра похороны, так что сегодня можем помянуть усопшего бутылочкой хорошего вина, — предложил Карл Феликсович.

— Ах, бедный старик, столько мучений, — вздохнул Павел Егорович.

— Ну, он уже не мучается, ему, можно так сказать, много лучше, чем нам, ему уже всё в этом мире едино. А от винца и я бы не отказался, — отозвался Алексей Николаевич.

— Когда замок станет моим, я тут такое устрою, — мечтательно произнесла госпожа Симпли.

— Почему это он будет вашим? — недовольно возразил Алексей Николаевич.

— Лично я не вижу более достойных кандидатов, чем я, — ответила госпожа Симпли. — У нас с господином Уилсоном были самые тесные отношения, какие возможны между родными. Я писала ему не реже раза в месяц, в то время, как иные могли бы…

— Помилуйте, мы же все обеспеченные люди, зачем нам ссоры, — начал Павел Егорович, стараясь замять назревавший конфликт.

— Господа! — вдруг резко крикнул Карл Феликсович. — Не будем притворяться. Мы все находимся сейчас в трудном финансовом положении. Давайте раскроем, наконец, карты, господа!