Серая вуаль небес давила сверху прессом тоски, почерневшие ветви кустов и деревьев слегка колыхались, царапая каменную кладку и оконные стёкла. В девять часов все спустились к завтраку в большую столовую. Только Карл Феликсович остался в своей комнате. Конечно, он не спал, а напряжённо ходил из угла в угол, обдумывая слова, которые должны были в этот день решить его судьбу, и не только его одного. А завтрак проходил без него, тихо и скучно. Многие лица были заспанны и хмуры. Неровные отблески свечей выхватывали из сумрака лица господ. Улыбок не было, не было ни печали, ни переживаний, ни страдания. Словно замершие навеки мумии, они чинно сидели за столом, окружённые серебром и золотом. Когда трапеза подошла к концу, генерал Серженич поднялся из-за стола и негромко произнёс, оглядывая сидевших за столом:

— Почтенные дамы и господа, разрешите откланяться. Я отправляюсь на охоту с позволения нашей достопочтенной хозяйки, и все желающие могут ко мне присоединиться.

При этих словах он повеселел, и глаза загорелись живым, почти юношеским блеском. Все встали и учтиво поклонились Кларе Генриховне.

— Желаю вам, Степан Богданович, и вашим спутникам удачной охоты, — мягко произнесли пожилая леди. — Однако я всё же тешу себя той мыслью, что моя воспитанница проявит больше благоразумия и решит остаться с нами в замке. Всё-таки юным барышням предпочтительнее вести себя скромно.

— Прошу, прощения, Клара Генриховна, но я полагаю, что Наталья Всеволодовна ещё успеет за свою жизнь насидеться дома под замком, — строго произнёс генерал, и этим словам госпожа Уилсон не смела возразить. Да и не усматривала особой надобности в споре. Между тем генерал продолжал: — Если бы моя ненаглядна Евгения сидела, как подобает барышням, дома, то я бы никогда не повстречал её на охоте, устроенной бароном фон Брандмайнером. Она была живым воплощением древнегреческой Артемиды, клянусь всем, что имею!

— Ох, Степан, вы меня смущаете, — сказала зардевшаяся Евгения Петровна. — Вы, мой друг тогда были тоже бесподобны, точно Аполлон сошёл на землю.

И оба немолодых супруга глянули друг другу в глаза, так что всем господам они показались моложе лет на двадцать, а сами супруги видели себя точно такими же, как и в день их первой встречи. Степан Богданович мог бы вечно смотреть на свою дорогую супругу, ведь любил её больше жизнь, так что даже почти позабыл про охоту, про собак и ружьё, ожидавших его. Клара Генриховна опустила взгляд, черты её лица приняли строгое и несколько угрюмое выражение. Она отвернулась и громко произнесла:

— Не смею вас доле задерживать, господа.

Все зашевелились, выходя из-за стола, зашуршали подолы дамских платьев и фраки господ. Залу заполнил негромкий гул разговоров, ибо ночь показалась многим втрое тяжелее минувшего дня. Каждому хотелось что-то сказать, но слова в это утро подобрать было слишком сложно, поэтому все разговоры заканчивались едва начавшись.

— Благодарю вас за то, что разрешили провести охоту в ваших угодьях, — сказал Коршунов, подходя к госпоже Уилсон, — я право не рассчитывал на такую милость.

— Благодарите господина генерала, Иван Андреевич, — сказала она голосом полным какой-то тоски, которая никогда прежде не была ей присуща.

— Если позволите, Клара Генриховна, — обратился к ней Степан Богданович, — мне бы хотелось, чтобы нас сопровождали несколько ваших слуг, хорошо знающих местность. Я слышал, что здешние леса полны сюрпризов для непросвещённых гостей.

— В этом вам поможет Альфред, он уже много лет на службе в нашем замке, так что ему известны все подходящие люди, — ответила Клара Генриховна, почти не глядя на генерала.

Когда все вышли из зала и разошлись по своим комнатам, дабы приготовится к охоте, слуги начали убирать со стола. В это утро они тоже были молчаливы, как если бы стол был поминальным, и траур вновь вошёл в их души, хотя они и не знали, отчего скорбят. Даже в зеркала многие старались не заглядывать, ожидая, что в них отразится безобразное лицо покойника. Служанки Гретта и Фрида робко составляли бокалы на серебряный поднос, когда вошёл Борис, чтобы забрать его.

— А где же Марта, отчего она не вышла? — спросила Гретта, которой приходилось выполнять двойную работу.

— Должно быть никак оправиться не может после того как духа увидела, — боязливо озираясь, ответил Борис.

— Свят, свят, свят, чей же дух к ней явился? — воскликнула другая служанка, Фрида. — Неужто, нашего покойного благодетеля?

— Именно его самого! Весь такой чёрный, что сатана из пекла, одна голова белая, будто снег! Я, говорит, за тобой, говорит! Взял он её за шиворот, точно котёнка, да она дёрнулась и бежать, насилу я её спас! — вращая глазами, стал рассказывать Борис.

— Да быть того не может! — всплеснув руками, сказала Гретта.

— Вот и я скажу, что всё сказки, — добавила Фрида, — сам хозяин, да упокоит господь его светлую душу, о призраках даже мыслить не разрешал, так с чего им взяться? Э, нет, видать Марта всё напридумывала, только бы не работать.

— Истинный крест, не вру, вот и господин дворецкий подтвердить может! — возмутился Борис.

В этот момент в зал вошёл Альфред. Вид у него был встревоженный, так как господа дали ему столько поручений, что одному ему их было выполнить невозможно.

— Гретта, Фрида, отчего вы до сих пор возитесь с посудой? — вскричал он, увидев подносы в их руках. — Господа требуют, чтобы за ними был ежеминутный уход, а вы здесь прохлаждаетесь! Неужели вы не можете выполнять всё надлежащим образом?

— Мы бы всё делали быстрее, если бы с нами была Марта, — заметила обиженная несправедливым выговором Гретта.

— Ну, так где она? — возмутился дворецкий.

— Борис сказал, что за ней призраки приходили, — сказала Фрида, поправляя свечи.

— Что? — возмутился Альфред и сердито посмотрел на Бориса. — Если она перетрудилась до умопомрачения, это ещё не значит, что в нашем замке есть привидения. Выбросите немедленно эти мысли из головы и продолжайте работать. У вас достаточно дел на ближайшее время. Потом пусть кто-то сходит за Мартой, я с ней переговорю. Теперь ты, Борис, ответь, готовы ли собаки и лошади для охоты?

— Так точно, готовы, господин дворецкий, — отвечал растерянный слуга, — Григорий сам всех лошадей оседлал.

— Знаю я этого конюшего, ничего правильно сделать не может, — проворчал Альфред, затем, немного подумав, продолжал: — Слушай Борис, я отправлюсь с господами на охоту, ты же останешься здесь вместо меня, и если что-то будет не так как нужно, я с тобой проведу очень серьёзную беседу.

— Всё будет прекрасно, господин дворецкий, уж можете на меня рассчитывать, — сказал довольный Борис, чуть не уронив от радости поднос с бокалами.

— Мне хочется в это верить, — устало произнёс дворецкий и вышел из залы.

— Вот, мои дорогие, — радостно сказал Борис, немного придя в себя от нечаянной радости, — теперь я возьму над вами шефство! У меня не забалуешь, всё будет по первому разряду!

— Вот уж получишь ты от господ и от нашего дворецкого по первому разряду, если нос станешь задирать, — с усмешкой ответила Гретта на его полную упоения фразу.

— Ох, лишь бы тебе хорошему человеку всё настроение испортить, — обиделся Борис, — пойду на кухню, а то они, чай, без старшего уж и ничего приготовить не могут.

— Иди, иди, — окликнула его Гретта, — да только не сверни себе шею от важности.

Борис ничего не ответил, только еще больше приосанился и чинно, неспешно направился к выходу. Но когда он проходил мимо стола, на котором покоился поднос с бокалами, то раздался невыносимый грохот и звон бьющейся посуды. Оглянувшись, несчастный Борис так и замер: все бокалы были разбиты и их осколки покрывали треснувший поднос. Новоиспечённый главнокомандующий прислугой чуть не произвёл безоговорочную капитуляцию и не сбежал со страха, ведь за эти бокалы ему нельзя было бы расплатиться и за сорок лет своей работы. Он так опешил, что замер над осколками хрусталя и только нервно моргал глазами, не понимая, какая неведомая сила спихнула на пол дюжину увесистых бокалов.