Альфред поправил голос и начал читать:

«Милостивые господа наследники, прошу меня простить, но в ближайшее время я не смогу прибыть в Уилсон Холл для оглашения последней воли умершего господина Уилсона. Дела не позволяют мне сделать этого. Я срочно уезжаю в город и прошу вас до моего возвращения не покидать замка. Обещаю, милостивые государи и государыни, что как только все дела будут улажены, я, в первейшую очередь, сообщу вам последнюю волю вашего дражайшего родственника, о котором мы все безмерно скорбим. Прошу вас не принимать никаких попыток по разделу имущества усопшего, храня уважение к его последнему волеизъявлению. Ваш покорнейший слуга, нотариус Никита Ильич Каингольц».

Окончив чтение, дворецкий вытер лоб платком и боязливо взглянул на госпожу Уилсон. Несколько минут никто ничего не говорил, ожидая реакции грозной тётушки.

— Да как этот мошенник смел такое написать! — гневно воскликнула она, нарушив молчание. — Как в голову ему могло прийти уехать и даже не дать нам возможности прочитать завещание моего мужа! Но я до него ещё доберусь, — на этих словах она опустила голову на руку и немного задумалась.

— Ну, впрочем, отсутствие завещания ничего не меняет. Всё будет по-моему, дамы и господа, мой слабоумный муженёк даже не мог нормально умереть, так что его завещание ничего не стоит. Сообщаю всем вам, что с этого момента я хозяйка этого поместья и отныне вы мои гости. Я уважаю законы, и дождусь нашего дорогого нотариуса. Но вы получите ровно столько, сколько я посчитаю нужным вам дать, вне зависимости от предсмертного бреда моего супруга. Вам понятно, мои дорогие родственники? — тут она грозно оглядела присутствовавших.

— Но, любезная Клара Генриховна, — обратился к ней Павел Егорович, — это будет не совсем законно и справедливо. Всё-таки воля покойного значит немало.

— Вам понятны мои слова? — спросила Клара Генриховна, сердито глядя на Павла Егоровича.

— Да, — ответил тот, робея, чувствуя, что не может сопротивляться стальному взгляду пожилой леди.

— Теперь вы, юная леди, — строго сказала госпожа Уилсон, взглянув на Наталью Всеволодовну, которая страшно испугалась, услышав эти слова. — Я попрошу вас подняться, ведь я обращаюсь к вам.

Натали встала, не смея поднять глаз, и сделала лёгкий реверанс. Она чувствовала, как глаза Клары Генриховны испепеляют её.

— Какова бы ни была воля моего дорогого супруга, вы теперь находитесь под моей личной опекой. Вы, моя дорогая, склонны, однако, считать меня бессердечной женщиной, желающей вам исключительно несчастья. Конечно, я до сих пор не понимаю, отчего Михаил взял вас в наш дом, но я искренне желаю вам только добра и надеюсь, что с сегодняшнего дня бы будите меня во всём слушаться. Забудьте все те глупости, что были в прошлом. Помните, отныне ваша судьба зависит целиком и полностью от меня, поэтому прошу вас быть благоразумной. И так, дитя моё, есть ли у тебя ко мне вопросы? — спросила госпожа Уилсон, стараясь казаться ласковой.

— Нет, тётушка, — со вздохом ответила Наталья.

— Ну, вот и хорошо, а теперь я прошу тебя сесть подле меня рядом с моими племянниками, — сказала госпожа Уилсон, указывая на кресло рядом с креслом кареглазой Анны Юрьевны.

Наталья склонилась в реверансе, но сама была готова заплакать. Она бросила Александру Ивановичу взгляд, полный тоски и отчаянья, и медленно отправилась к своему новому месту.

— Бедное моё дитя, ты всё ещё не можешь пережить утрату, — сочувствующим тоном произнесла госпожа Уилсон, заметив печаль Натальи Всеволодовны.

— Позвольте спросить, тётушка, — вдруг сказал Карл Феликсович.

— Что за вопрос, дорогой мой? — осведомилась Клара Генриховна, не спуская глаз с Натальи.

— А что если кто-то осмелится просить руки вашей новой воспитанницы? На что рассчитывать этому несчастному? — саркастически улыбаясь, спросил Карл Феликсович, поглядывая на Александра Ивановича.

— Неужели ты, мой мальчик решился просить её руки? — удивлённо воскликнула Клара Генриховна.

— О нет, тётушка, вы же знаете мой характер, — ласково ответил ей Карл Феликсович, — просто некогда любезный Алексей Николаевич изволили выказывать желание обзавестись такой женой, как достопочтенная Наталья Всеволодовна, — при этом он снова бросил недобрый взгляд на Александра.

— Это правда, Алексей Николаевич? — удивлённо спросила Клара Генриховна, переводя на него строгий свой взгляд.

Алексей же Николаевич страшно смутился и разнервничался при этом повороте событий. Он никак не ожидал подобного поступка от Карла Феликсовича и не был готов к ответу. Однако, собрав всю волю, он сказал:

— Ну что вы, любезная Клара Генриховна, у меня и в мыслях не было свататься к Наталье Всеволодовне. Вышло лишь небольшое недоразумение, вот и всё. Клянусь вам, Карл Феликсович изволили меня не так понять.

— Ну что ж, голубчик, вы прощены. Я верю, что вы и не думали делать каких либо предложений, ибо теперь мне решать, за кого моя дорогая Натали выйдет замуж. Более того, у меня для неё уже есть подходящая партия на примете. Я уже отослала письмо своему знакомому генералу. Сегодня вечером он должен приехать сюда со своей супругой и двоюродным братом. Этот его брат вполне преуспевающий предприниматель и фабрикант, к тому же не так давно овдовел. Богатств у него втрое больше, чем у нас всех вместе взятых, поэтому нам стоит его хорошенько принять. А уж если Наталья Всеволодовна придётся по душе нашему дорогому гостю, то тогда можно будет подумать и о свадьбе. Но я даю слово, что моя воспитанница не выйдет замуж за какого-нибудь нищего офицера или городского франта, — с этими словами госпожа Уилсон кинула грозные взгляды на Карла Феликсовича и Александра Ивановича.

— Простите мне мою бестактность, Клара Генриховна, — не вытерпев, сказал Александр, — но вы не можете заставлять девушку выходить замуж против её воли. Она в праве сама выбирать себе жениха.

— Молодой человек, — ответила она, устремив на поручика свой холодный взгляд, — никто не спрашивал меня, хочу ли я быть женой Уилсона, даже когда я была зрелой женщиной. Натали же сущий ребёнок, и кому, как не мне, решать её судьбу? Поверьте, речь идёт о её будущем, и оно должно быть обеспеченным, мой мальчик.

— Но Клара Генриховна, ради счастья Натальи Всеволодовны прошу вас не делать поспешных выводов, не обрекайте её на страдания в браке, — сказал Александр Иванович, стараясь достучаться до сердца госпожи Уилсон.

— Довольно об этом, — прервала она его, — я лучше разбираюсь в людях и мне лучше знать, с кем Натали найдёт своё счастье. Более я не намерена обсуждать этот вопрос. Надеюсь, господа, ни у кого нет иных вопросов ко мне, и я высказалась предельно ясно. Теперь же позвольте мне удалиться, я слишком устала от этих бесед.

После этого Клара Генриховна поднялась с кресла, и все в гостиной встали и поклонились ей. Госпожа Уилсон прошла до дверей, затем повернулась и строгим голосом добавила:

— Не забудьте, мои дорогие, теперь вы мои гости.

После этого она вышла, а за ней последовали Виктор и Анна Черводольские. Альфред повёл новую хозяйку замка и её воспитанников показывать им их комнаты. Когда они удалились, все вздохнули свободнее. Столь короткая беседа старой леди со своими гостями показалась им необычайно долгой.

— Вот тебе и тётушка приехала, — повторил озадаченный Павел Егорович.

— Сущее наказание, а не женщина, — подтвердил Алексей Николаевич, закладывая руки за спину.

Госпожа Симпли подошла к мужу и начала шептать ему на ухо, стараясь, чтобы никто не услышал её слова:

— Муженёк, — говорила она, — нам надо, во что бы то ни стало, выбиться в любимчики у этой старой вдовы, а то мы останемся без наследства. Делай, что хочешь, только пусть она полюбит нас, как самых близких родственников!

— Ты совершенно права, моя душенька, — озираясь, ответил тот.

— Это бессмысленно, любезнейшие, — ответил Карл Феликсович, зло улыбаясь, — Клара Генриховна никого никогда не изволила любить, уж я, как внук её покойного брата, это знаю.