«Он для меня как Освальд для Кан,” усмехнулся Кьелл. «Нелюбимый дядюшка, который иногда может припереться на семейную сходку и испортить всем настроение — что в случае Римрганда выражается в промерзших трупах двух-трех семей, — но все дружное семейство гламфеллен относится к этому в стиле Карлсона, который живет на крыше: мол, пустяки, дело житейское. Но вот моему дядюшке-ворчуну понадобилась помощь, и хоть он и просит о ней с руганью и рукоприкладством, я ему не откажу — родня, все-таки.» Он задумчиво почесал нос, прикидывая, что делать дальше. «Во-первых, надо поднимать Текеху — пусть ‘Онеказа’ у нас и весьма прочный, надежный кораблик, но все-таки совсем не ледокол,” думал он, направляясь к ютовой надстройке. «Во-вторых, все излишки оружия, продовольствия, и всякой мелочи вроде емкостей, материалов, одежды — все то из награбленного на Поко Кохара, что местные могут пустить в дело, нужно подготовить к продаже. Если это соотечественники, я им даже скидку сделаю — мне ли не знать, как тяжко жить при вечном сорок ниже нуля? И в-третьих, мне придется-таки утеплиться для этого похода.»

***

Кьелл и компания мерили льдину шагами недолго — всего десяток минут снежного скрипа под сапогами, и перед ними показались деревянные ворота необычнейшего поселка в Дедфайре. Поселка у места силы Римрганда, промозглой обители льда и снега, в самом сердце тропиков.

Кьелл издал радостный возглас и хлопнул в ладоши — в открывшихся перед ними постройках легко узнавался стиль береговых гламфеллен.

«Не может в этом поселке не быть пивовара — тут скорее снег и лед поддельными будут,” довольно скаля зубы, подумал он. «А значит, сейчас напросимся в гости в один из длинных домов, покалякаем с местными об их житье-бытье, и, самое приятное, примем по банке римсйодды для сугрева.»

— Если кто-то из вас когда-либо задавался вопросом, как я жил в своем Белом Безмолвии, то сейчас вы все увидите. И поймете, что жизнь даже при постоянном жутком морозе может быть неплоха, — широко улыбаясь, бледный эльф повернулся к компаньонам.

Те не разделяли его энтузиазма. Более того, на него, утепленного лишь плащом с капюшоном, и матросской курткой поверх камзола, все компаньоны глядели с молчаливым осуждением.

Эдер мрачно кутался в меховый полушубок, потеряв всю свою насмешливость. У Алота, утеплившегося капитальнее других, только тоскливо глядящие глаза были видны из-под шарфа и шапки. Константен подслеповато щурился, с немалым удивлением оглядывая снежные просторы Мертвой Льдины. Теплолюбивый Текеху, закутанный в полушубок и два плотных халата, страдал больше всех. Его грустные глаза пробудили в сердце Кьелла толику стыда, которую он, впрочем, быстро подавил.

«Он воин и мужчина, в конце концов,” сердито подумал гламфеллен. «Пусть преодолевает эти невеликие трудности, вот.»

По мере приближения к поселению, все новые детали его архитектуры показывались на глаза. Небольшой отрезок деревянной стены с воротами был встроен в рельеф айсберга. Деревянные подпорки из бревен удерживали на месте ледяные торосы, служащие стенами. Под отвесным склоном рядом с воротами снежное поле было щедро усеяно отходами китового промысла, основательно уже схватившимися ледком, и припорошенными снегом. До ушей компании донесся постепенно нарастающий скрип шагов, а вскоре стал виден и его источник — высокий, для эльфа, разумный, одетый в сшитую из кож робу и остроконечный колпак из того же материала. Он вышел к возвышающемуся над китовыми потрохами обрыву, и с натугой взгромоздил что-то на стоящую на возвышенности колоду. Огромный тесак сверкнул, воздетый к солнцу, и упал на лежащее на колоде нечто, врубившись в него с влажным хряском. Кровь хлестнула алым фонтаном, пятная и кожаные одежды разумного, и лед со снегом под естественной стеной поселка. Разумный с тесаком небрежно сбросил вниз что-то, оставившее за собой щедрый кровавый след.

— Это казнь? — внезапный вопрос Эдера громовым раскатом раздался в холодной тишине.

— Что? — непонимающе обернулся к нему Кьелл.

— Ну, этот одетый палачом тип сейчас обезглавил какого-то бедолагу, нарушившего суровые бледноэльфийские законы? Эта площадка ведь место для казней? — Кьелл дико захохотал, бессильно согнувшись.

— Эй, мне и правда интересно, — с толикой обиды заметил Эдер. — Или это некий ритуал, жертва Римрганду, например? — новый спазм хохота согнул бледного эльфа пополам.

— Прекра… ти, Эдер. Ты что… смерти моей… хочешь? — с трудом выдавил гламфеллен, борясь со смехом.

— Да не хочу я твоей смерти, мне интересно, кто сейчас принял смерть от рук этого явно любящего свою работу палача, и почему, — сердито и растерянно ответил дирвудец.

— Безвинный и юный… поросенок, — кое-как справился с собой Кьелл. — Или теленок. А может, свежепойманный, но все равно невиновный лосось, — он, не удержавшись, снова прыснул, и, отсмеявшись, сообщил, весело глядя в вытянувшееся лицо блондина: — Этот парень — мясник, обед для местных рубит.

— Ваши мясники определенно будут сниться мне в кошмарах, — неодобрительно покачал головой Эдер. — Ну что это за вид людоеда, замотавшегося в свежесодранные шкуры своих жертв? И зачем устраивать рубку мяса на видной всем возвышенности? Для безумцев, чье любимое зрелище — свежая кровь и кишки?

— Я не понимаю, ты сейчас нарочно меня до коликов доводишь? — сквозь смех проговорил гламфеллен. — В качестве мести за принимаемые тобой колотушки, отсутствие зарплаты, и иссякшие запасы пива на корабле?

— Так с пивом ты расправился? — неверяще покачал головой блондин. — А я на Константена думал, извини, Константен, — дварф, добродушно ухмыльнувшись, махнул рукой, а Эдер продолжил, обращаясь к все еще хихикающему Кьеллу: — Ты что, ударился в пьянство с тоски по возлюбленной? Скоро доплывем ведь, и ты снова заглянешь в ее сердитые зеленые глаза. Зачем же все выпивать-то? Там галлонов десять еще было.

— Не, это новенький, Рекке, — все еще периодически содрогаясь и похрюкивая, ответил гламфеллен. — Он и наш скверный грог вкусненьким звал, и вашу дирвудскую ослиную мочу враз распробовал. Алот, ты, главное, к меду его не приобщай, он вмиг тебя без запаса оставит. Нет, ну надо же, людоед в шкурах жертв, ой, не могу, хи-хи-хи… Может, подарить ему пару из бархатных камзола и бриджей для мясницких работ, чтобы твой тонкий художественный вкус успокоился, а, Эдер? — дирвудец, недовольно морщась, хотел было что-то ответить, но товарищи, наконец, приблизились к воротам, из которых им навстречу вышел давешний мясник.

Все, кроме Кьелла, невольно отшатнулись — этот разумный и правда выглядел, как персонаж ужастика-слэшера, в своих заляпанных свежей кровью кожах. Правда, он несколько поправил ситуацию, стянув свой окровавленный колпак, и открыв прятавшуюся под ним физиономию самого обычного гламфеллен — с платинового колера длинными патлами, сальными и немытыми, платиновой же недельной щетиной, и белозубой улыбкой на бледном лице. Его миндалевидные глаза остановились на лице Кьелла и просияли радостью.

— Фейин хеймкамюр, брётир, сваратир ту лика калли Римргандс? Фирирбёди Ватнир эр упптеккин, эн эг мюн кинна иккьюр фирир хонум, юм леит ог ханн эр лаус[13], — его ордйома был беглым и чистым, с сильным береговым акцентом.

— Хайо[14], — отозвался Кьелл, — Гетум вид талад аэдиран, сво фёлькит митт скильи[15]? — пусть он и рад был услышать родную речь, общаться на непонятном его друзьям языке бледный эльф не собирался.

— Конечно. Значит, вы все — пилигримы? Нечасто мы видим прихожан Зверя Зимы, не принадлежащих к роду гламфеллен. — эорский «лингва франка» в устах обитателя льдины был вполне хорош. — Я — Вестник Хафйорн. Проходите, погрейтесь у очага, и разделите с нами пищу, — они прошли в ворота, и последовали за Хафйорном вглубь поселка, обходя огромную ледяную скульптуру, изображающую Римрганда в виде минотавра, и сделанную с великим тщанием.

— Э-э-э, не ту ли пищу, что ты только что нарубил, Хафйорн? — влез Эдер, все еще опасливо глядя на местного.