— Видящий.

Голос Бледного Рыцаря, спокойный и сухой, прошил воздух ледяной крошкой.

— Ты должен выяснить планы Эотаса. Досконально. Того, что нам известно сейчас, недостаточно. Изыщи все необходимые ресурсы для этого, и поспеши.

Кьелл попытался кивнуть несуществующей головой.

— Я понял, Берат. Помощь какая-нибудь будет?

Неживые черты аватара внезапно искривила усмешка — столь же неуместная на нем, как и на мертвеце.

— Будет. Но берегись того, чего желаешь.

И бледного эльфа швырнуло обратно в тело.

«Во-первых, нагнали на меня страху божьего,” размышлял он, вытирая запоздалый холодный пот. «Во-вторых, мне зачем-то хотели показать шайку мелочных и глупых божков, галдящих, как дураки при обсуждении политики. А Берат почему-то изображала председателя этого собрания анонимных алкоголиков. Нет, понятно, я — ее личный боевой песик в строгом ошейнике, ей уместно общаться со мной больше других, но все же, почему слово не держала ответственная за испытания Магран, или главный по эволюции и борьбе Галавэйн, или защитница порядка и власти Вудика? Ондра, наконец, которая наиболее пострадавшая пока что сторона, ведь Эотас изрядно потоптал и выморил её океаны? Они все были на вторых ролях, вон как дама в черном заткнула Магран парой слов. Почему все отдали главенство аспекту смерти и перерождения? Хоть пока ничего и не ясно, можно же провести параллели с прошлым, и понять — Эотас не замыслил ничего безобидного, совсем даже наоборот. И возможности его, близкие к возможностям древних титанов, вполне позволяют учинить что-то апокалиптическое… Апокалипсис. Смерть и перерождение. Нет, нет. Здесь не библейская аналогия уместна, а футарк и Эдда. Рагнарек.»

Пазл внезапно сложился. Кьелл зло сплюнул за борт, и выругался, продолжительно и грязно. Нет, его миссия — не разведчика, и даже не наводчика-суицидника для самых больших пушек, как он думал поначалу. Он — гребаный летописец, который освидетельствует конец мира. А потом Тюра загрызет большая собака, Тора — большая змея, огромный огненный мужик поломает райские эмпиреи, и два сынка главбога поведут человечество к возрождению.

«У местных богов не нашлось своей вельвы, чтобы придать хоть какой-то благородный фатализм всему этому гребаному стыду. Поэтому, они согласились на запасной вариант — вашего покорного слугу. А аспект смерти и перерождения дирижирует всем этим оркестром, так как творящееся — более чем ее епархия,” подумал Кьелл, опираясь на фальшборт. Пару секунд поразмыслив, не тошнит ли его физически вдобавок к подкатывающему к горлу умозрительному комку, он раздраженно сплюнул опять.

«Если подумать, каждый разумный рано или поздно сживается с мыслью о неизбежной смерти, и созданные из душ разумных бессмертные от этой идеи не ушли — наоборот, приняли её, как естественный порядок вещей. Они прекрасно понимают, что готовит их спятивший мессия-братец. Но не делают ничего. Естественной смертью божки не умрут, но эта вот возможность умереть насильственно… Судя по увиденной мною мощи, в их силах в любой момент телепортировать нашего буйного Оптимус-Прайма на солнце, но они этого не сделают. Нет, они, конечно, побоксируют с Эотасом пару раундов, ведь даже самые жалкие черви будут инстинктивно цепляться за жизнь. Эта их глупая ссора, скорее всего, не шоу для меня — тоже мне, важная персона нашлась, — а другое проявление их былой человечности, желание жить. Но сама их природа, которой они неумолимо следуют, заставит их выкинуть полотенце. Интересно, сроки местного готтердаммерунга были определены при создании богов? Есть ли у них на крышке отпечатанная дата? Или это естественная энтропия одержимого мессианством разума Эотаса? Нет сомнений, что эта мина была заложена при его создании.”

В самой идее гибели богов гламфеллен не находил ничего непривлекательного. С самого дирвудского откровения о их сущности, молодой бледный эльф ощущал неправильность ситуации. Не нужны разумным искусственные бессмертные сверхтираны. Но вот ту разруху, которую Эотас неминуемо принесет разумным, уничтожая теперешний порядок вещей, он не принимал.

«Революция, и никаких гвоздей, а, товарищ Ленин? Верхи и низы, гниющая с головы рыба, все дела? Так ли нужна разумным эпическая катастрофа, чтобы потом, быть может, воспрянуть к звездам, а может, погрузиться в пучины еще большего ничтожества? Так ли все плохо сейчас, что все надо поломать, чтобы потом, возможно, чего-то построить, из обломков, изоленты, и матерных слов?»

Он некоторое время всерьез думал над этим. Потом зло стукнул кулаком по фальшборту. Чуть сильнее, чем хотел — на прочном дереве осталась вмятина в форме его кулака.

«В конце концов, я просто тупой файтер,” раздраженно подумал гламфеллен. «Мое дело — не решать судьбы мира, а выдавать люлей всяким интересным личностям. Да и не могу я ничего решить. Эотас — бледная, немощная тень своих братцев и сестриц по божественности, но его долбаного грендайзера со встроенным душесосом с лихвой хватит на любую угрозу этого мира. Одно пока ясно с полной, стопятипроцентной уверенностью — мне незачем сломя голову нестись по следам Эотаса. Выданный шефиней дедлайн — фикция, чтобы офисный планктон резвее бегал, услаждая взор своим броуновским движением. Можно спокойно, не напрягаясь, выполнять задание Берат, а там посмотрим. Может, новые обстоятельства всплывут. Может, вообще — все, что я себе надумал — чушь, ерунда, и когда Эотас доберется, куда он там двигает, из-за кулис выскочит одетый клоуном Скаэн с воплем ’вас снимает скрытая камера’. Тьфу, Скаэн, вот зачем я вспомнил… это?»

Бледный эльф покачал головой. Немного хотелось напиться вдрызг, отдаться пьяному безразличию, а позже — головной боли и сушняку, но это было бы позорным бегством от открывшейся реальности, а гламфеллен терпеть не мог даже таких проявлений слабости. К тому же, на горизонте уже показались башни Даннажа.

«Посмотрим, что для нас приготовили Фурранте и Ко. Может, их ужимки меня развлекут,” оптимистично подытожил Кьелл.

Примечания

[1] На траверзе — перпендикулярно курсу корабля. Соответственно, на левом/правом траверзе — слева/справа от корабля.

[2] Принчипи сен Патрена/Principi sen Patrena (вайл.) — князья без отчизны.

[3] Марс, марсовая площадка, «воронье гнездо» — смотровая площадка на мачте. Дежурящий там матрос называется марсовым.

[4] Лечь в дрейф — расположить паруса так, чтобы можно было, не бросая якоря, удержать судно на месте.

[5] Фок-мачта — та мачта, что ближе к носу корабля. Соответственно, грот-мачта — основная, либо же центральная, а бизань-мачта — та, что ближе к корме.

[6] Консуало мес Каситас/Consuaglo mes Casitas (вайл.) — совет капитанов.

[7] Пергуоно/perguono (вайл.) — ко благу, к добру.

[8] Бон пьякко/bon piacco (вайл.) — с удовольствием.

[9] Чироно/Cirono (вайл.) — вайлианское название Берат/Берата. В отличие от аэдирского, не гендерфлюидно, т.к. двух разнополых аватар Ч. не имеет.

Даннаж

Даннаж был настолько пиратским городом, насколько можно. Грязь и неухоженность, вперемежку с вызывающим блеском золота, драгоценностей, показушнически ярких красок, и полуобнаженных тел жриц любви. Валяющиеся в канавах пьяные и сидящие при дорогах нищие, и пышные особняки местных главарей. Кьелл и его два товарища прошли мимо одного из попрошаек, сине-зеленого цвета громадного аумауа, некогда явно словившего лицом выстрел мушкетона — все его лицо было испещрено мелкими шрамами, а белесые глаза незряче щерились на прохожих. Гламфеллен кинул медный пире в его кружку для подаяний, и огромный инвалид благодарно растянул посеченные картечью губы.

«Наша служба и опасна и трудна, ни пенсии, ни страховки, только слабая, ничтожная вероятность когда-нибудь награбить на обеспеченную старость,” философски подумал бледный эльф. «Но желающих все равно хоть отбавляй. Больше, наверное, только в ниндзя идут, ведь ниндзя пирата всегда заборет, это все знают.»