— Да, — ответила она, внимательно глядя на него. — Я и сама тогда думала всякое. Например, «а он красавчик. Ему и правда так нравятся мои губы? Интересно, он хорошо целуется?»
Кьелл подался вперёд, коснувшись её губ своими, и поцеловал её, нежно-нежно. Она ответила сразу, словно ждала этой секунды уже долгое время. Притянув женщину к себе, он целовал ее, забыв обо всем на свете, чувствуя только сладость ее губ, и ласки рук, обнимающих его. С трудом оторвавшись от неё, он хрипло спросил:
— Ну как? Хорошо ли?
— Не распробовала, — выдохнула Онеказа. Раскрасневшаяся, с припухшими губами, в эти мгновения она казалась ему прекраснее, чем когда-либо. Её ладони гладили плечи и спину Кьелла, не собираясь их отпускать. — Повторишь? — прошептала она, и Кьелл снова приник к её губам. Весь остальной мир перестал существовать для него, совсем как в ту, первую их встречу. Внезапно она отстранилась, и когда он машинально потянулся следом, положила руку ему на грудь, останавливая.
— Подожди, — прошептала она.
— Что-то не так? — хрипло спросил он.
— Все так, — она улыбнулась, гладя его по щеке, — Все замечательно…
Он накрыл её ладонь своей и поцеловал её запястье, затрепетавшее в его руке, но не в неприятии, а в нетерпеливом ожидании. Она сама потянулась к нему, и коснулась было его губ в поцелуе, но тут же отстранилась.
— Постой, — снова прошептала она то ли ему, то ли себе, — Пожалуйста… Я должна попросить тебя об одной вещи.
— Все, что угодно, — выдохнул он.
— Убери свои ментальные щиты, пожалуйста, — она улыбнулась несколько нервно. — Ты ведь веришь мне?
— Целиком и полностью, — ни секунды не сомневаясь, ответил он. — Постой, у меня есть ментальные щиты? — удивление даже несколько отрезвило эльфа.
— Да, и очень прочные, — ответила Онеказа. — Я не могу прочитать ничего глубже поверхностных мыслей. Ты снимешь их? Для меня.
— Да, — сказали его губы прежде, чем он это понял. — То есть, подожди. Дай мне минутку, чтобы с ними разобраться.
Он нехотя отстранился от неё, сел поудобнее, прикрыл глаза, и попытался отрешиться от всего, даже от присутствия любимой женщины рядом с ним. Старательно регулируя дыхание, он успокоил бешено колотящееся сердце, а следом — и разум.
«Я — лист, влекомый ветром. Я — кристально чистая вода горного озера. Я — горный пик, открытый всем ветрам. Нет ничего, кроме Я, и Я — единственное, что существует.»
Он понятия не имел, как снимать эти ментальные щиты, о которых узнал только что, и поэтому применил мантры, которые использовал для очищения разума. Он избавился от всех мыслей, всего белого шума в голове, и некоторое время просто сохранял в целости эту кристально-чистую пустоту. Потом он вдохнул и выдохнул энергию мира, полностью расслабившись, и открыл глаза.
— Получилось? — спросил он Онеказу. — Щиты убраны?
Она не ответила. Она застыла в неудобной позе, посреди движения, и в её глазах Кьелл видел те чувства, что меньше всего хотел видеть, меньше всего ожидал видеть в ней этим счастливым вечером. Неверие. Обида. Страх. Он отшатнулся, словно от удара — все эти эмоции были направлены на него.
— Я не могу ответить на твои чувства, Кьелл, — сказала Онеказа чужим голосом. — Ты слишком многого от меня хочешь. Как королева Хуана, я принадлежу себе намного меньше, чем моему народу. Ты же вольная птица, и можешь лететь, куда угодно. Найди себе другую. Прости, что дала тебе ложную надежду.
«Что происходит? Как же так? Что я сделал?» Эти мысли, беспомощные и хаотичные, метались под черепом Кьелла. Сам того не заметив, он произнёс последнюю фразу вслух.
— Ничего плохого, — ответила Онеказа, не глядя на него. — Просто я не могу дать тебе то, чего ты хочешь от меня. Прости — добавила она пустым голосом.
Вид любимой женщины, не желающей смотреть ему в глаза, причинял ему едва ли не физическую боль. Он обратился к своему душевному восприятию, чтобы отстраниться от этой болезненно неприятной картины, и увидел их души — тянущиеся друг к другу, соприкасающиеся потоками эссенции, словно обнимая друг друга. Их души были много ближе, чем тела.
— Наши души связаны, — сказал он зачем-то. — Я не вижу, где кончается одна, и начинается другая.
— Это не имеет никакого значения, — ответила Онеказа слишком поспешно, слишком решительно. — Мы не можем быть вместе, Кьелл, прости.
Его мир словно заполонила пустота. Она была внутри него, и снаружи, прикрыв его чувства мертвящим пологом.
«Если любишь кого-то — отпусти, так ведь?» грустно подумал он. «Отпускаю…» Он заметил замешательство во взгляде Онеказы, брошенном на него, и мелькнувшую в нем тень сомнения. Впрочем, она вскоре опять сменилась страхом.
— Я продолжу поддерживать тебя всеми своими силами, — сказал он ей. — Мой меч по-прежнему на твоей стороне, и на стороне Хуана. Я остановлю Эотаса, клянусь тебе, и не позволю никому покуситься на твою жизнь и твой трон. — он тяжело вздохнул, и добавил. — Пусть мне нет места в твоём сердце, ты не ушла из моего.
— Ты ничего не должен мне, Кьелл, — ответила Онеказа печально. — И я попытаюсь расплатиться со своими долгами тебе.
— Брось, — он встал. — Ты тоже ничего мне не должна. Если ты не хочешь меня видеть, мы можем общаться через посланцев. Если тебе неприятны мои мысли, я смогу закрыть их. Кажется, я понял, как.
— Нет, — ответила она с все тем же мимолетным сомнением. — Я буду рада видеть тебя в моем дворце и городе. Не скрывай мысли, в них никогда не было неприятного для меня.
— Хорошо. Прощай, Онеказа, — сказал он, и добавил, тише:
— Прощай, моя любовь.
Она потянулась было к нему, и в её взгляде промелькнули отблески прежних чувств, тех, что он видел в её прекрасных глазах до этого проклятого вечера, но они быстро исчезли, сменившись все теми же страхом и отчуждением.
— Прощай, Кьелл, — сказала она неживым голосом, и отвернулась.
***
«Платонически любящий свою даму сердца рыцарь, да?» с горечью думал Кьелл, идя по улицам Некетаки. «Я как знал. Видимо, это тоже кармическое возмездие — за гордыню и пренебрежение к разумным этого мира. В глубине души я считал себя выше них, даже тех, кто явно умнее и талантливее меня — как же, моя жизнь началась в более развитом мире, а ещё я легко могу любого из них побить, ха-ха. Что значат знание и сила, если та единственная, на чью пользу я хочу их обратить, не желает меня знать? Она шарахалась от меня, как от чумного. Что же я сделал, где ошибся, с чем напортачил? Откуда этот страх в её глазах?» Он задумчиво огляделся. Ноги привели его в Королевскую Бухту. Рядом виднелось здание трактира «Дикий Жеребец».
«Отвергнутые влюбленные тоскуют и напиваются, так ведь?» подумалось ему. «С тоской у меня полный порядок, можно поставить галочку напротив. Может, и второй пункт выполнить? Традиция, как-никак. В конце концов, весь цивилизованный мир считает, что каждый сын моего народа беспробудно пьянствует с утра до ночи.» Шутка не принесла ему ни капли радости. «Я чувствую себя совсем как тогда, когда я охотился на того злосчастного убийцу. Интересно, если бы он добился-таки своего, мне было бы хуже, чем сейчас, или нет? Стоп. Прекратить,” зло приказал он себе. «Не смей, ты, тряпка, размазня, ничтожество. Я не буду желать ей зла, даже умозрительно. То, что я каким-то образом отвратил ее от себя, не ее вина. Ладно,” он вздохнул, «остается просто делать для нее, что могу. В духе мифических рыцарей дамы, ха. А сейчас — напьюсь.»
Он свернул в сторону «Дикого Жеребца». У его бармена должно было оставаться несколько бутылок врер чиоры.
***
— Эдер, Константен, зайдите ко мне через пять минут, — обратился Кьелл к своим ближникам с порога кают-компании. Те, оторвавшись от своих занятий — первый от игры в карты, второй — от беседы с Фассиной, — согласно кивнули.
«Эдер как выбор первого собутыльника не вызывает сомнений — мой давний бро запросто поддержит меня в трудную минуту, как делал это всегда,” думал бледный эльф, двигаясь в направлении своей каюты. Представляло убрать карту со стола, организовать еще два сидячих места, и раздобыть в одном из дальних рундуков рюмки. «Он, по-моему, самостоятельно взял на себя эдакую роль сильного старшего брата при умном младшем, то есть мне, ха. Хотя, в свете всего произошедшего, мой ум под сомнением.» В раздумьях, он вошел в капитанскую каюту, и принялся накрывать на стол.
