- Ты - негодяй, - вдруг прервала его Ши Янь, громко и сердито. - Совершеннейший мерзавец.

- Что? - оторопело захлопал глазами Сяо-Фань. Он опустил ногу подруги на землю, и ошарашенно воззрился на нее, не говоря ни слова. Та недовольно хмурилась в ответ. Наконец, он прочистил горло, и, запинаясь, произнес:

- П-почему?

- Потому, что я ждала совсем другого, - все так же раздраженно ответила девушка. - Я думала, ты хочешь… - она запнулась, и её голос утратил часть своей сердитости. - Одежду ведь снимают… - она окончательно смутилась, и тихо закончила, глядя в землю:

- Злодей и обманщик.

- Ласточка, милая моя… - растерянно произнес Ван Фань, начиная понимать, на какие мысли он натолкнул Ши Янь своими опрометчивыми действиями. Он и сам невольно смутился - пусть для его иномировой памяти, которую юноша давно уже считал своей, в плотской любви не было ничего стыдного, его, подростка без малого шестнадцати лет, даже мысли о близости с женщиной заставляли теряться и краснеть.

- Ласточка, послушай меня, - он все же справился с собой, и придвинулся ближе к девушке. Та, пусть и глядела недовольно, не отстранилась.

- Я готов хоть сейчас отправиться в храм, узнавать благоприятную дату для свадьбы, - сказал он, искренне и горячо, и это смутило Ши Янь едва ли не больше, чем его прежние неосторожные ласки.

- Я давно понял, что люблю тебя, и хочу связать с тобой жизнь, - продолжил он. - Но мы сейчас делаем опасное дело. Я… - он запнулся, вновь растеряв с трудом обретенную уверенность.

- Мой отец умер от горя, когда матери не стало, - продолжил он тихо. - Я могу умереть каждый день - переоценив себя, недооценив врага, попав в засаду, либо подвергшись действию яда. Я не хочу, чтобы ты… осталась одна, - с трудом договорил он, виновато смотря на девушку. Та глядела на него широко раскрытыми глазами, не говоря ни слова.

- Я… тоже люблю тебя, Сяо-Фань, - медленно сказала она наконец, и неуверенно улыбнулась. - Я понимаю, - продолжила она, и голос ее становился все ласковее. Она придвинулась вплотную к юноше, и ее руки обвили его шею.

- Я понимаю, и подожду, - продолжила она шепотом, нежно улыбаясь. - Мы преодолеем все преграды, и будем вместе. А пока… - она прижалась к юноше, и коснулась его губ своими.

Он подался подруге навстречу, крепче сжав ее в объятиях, и ответил на поцелуй, гладя ее волосы, шею, и плечи. Его ладони скользнули было ниже, и девушка нетерпеливо подалась навстречу этой ласке, желая более чувственной близости не меньше, чем он. С великим трудом Сяо-Фань сдержался, остановив ладони на спине Ши Янь - он все-таки хотел быть честным с подругой, пусть вполне понятные желания и владели им сейчас. Он собирался подождать, пока окружающая их со всех сторон опасность отступит, и только тогда сделать Ши Янь по-настоящему своей, соблюдя все положенные традиции.

“Интересно, насколько сексуально моя Ласточка будет выглядеть в красном?” невольно подумал он. “Впрочем, я ведь твердо решил это узнать, так? Осталось только забороть неведомых вражин, и можно пирком, да за свадебку. А пока, воздержание наше все.”

Когда они все же прекратили свой долгий и страстный поцелуй, Ши Янь счастливо улыбнулась, и устроила голову на плече Сяо-Фаня. Девушка не отпускала юношу - наоборот, сжала его в объятиях только сильнее.

- Не таким я представляла твое признание в любви, - весело сказала она, и издала тихий смешок.

- Прости, Ласточка, - повинился Ван Фань. - Я был легкомыслен, и обидел тебя. Мне оставалось только исправить дело искренностью. Ничего, в ближайшем крупном городе я устрою тебе лучшее свидание, какое смогу придумать.

- Глупенький, - хихикнув, она чмокнула его в щеку. - Мне не нужна вся эта мишура. Твоя искренность уже делает меня счастливой. Знаешь, - она игриво заглянула в глаза Сяо-Фаня, - давай ты все-таки сделаешь мне тот массаж. Мои ноги и вправду устали за день.

- Конечно, - с готовностью ответил тот, приподнимая босую ногу подруги. Хитро глянув на девушку, он нагнулся, и поцеловал белоснежную кожу стопы.

- Что ты делаешь? - неубедительно возмутилась Ши Янь. - Я не мылась целый день. Мои ноги грязны и дурно пахнут… - ее голос, тем не менее, звучал мурлыканьем довольной кошки.

- Я вымою лицо, прежде чем снова целовать тебя в губы, милая, - лукаво улыбнулся Ван Фань, и принялся разминать ступню девушки.

***

Обитель уданских даосов была видна издалека. Красные стены храмового комплекса, его серые, синие, и зеленые черепичные крыши с загнутыми краями, и огражденные галереи переходов, соединяющих здания, выглядели островком рукотворной упорядоченности в пышном зеленом хаосе леса, покрывающего склоны горы Удан. Даосское пристанище раскинулось по всей вершине горы, подобное небесному дворцу, возвышаясь над окружающей равниной, и порой скрываясь от глаз в зыбком тумане.

Путь к жилищу даосов был долог - добравшись до подножия горы поутру, друзья потратили большую часть светлого времени, поднимаясь к вершине. Тропки, ведущие наверх по крутым горным склонам, были узки и извилисты, многократно обвивая гору длинной и тонкой лентой. Гу Юэсюань и его спутники остановились у самого входа в храмовый комплекс - у высокого, грубо отесанного камня, надпись на котором гласила: “Всяк пришедший в Удан с оружием, обязан оставить его здесь.” Как пояснил пятёрке молодых воителей встречающий их ученик Удана, этот камень был поставлен самим Чжан Саньфэном, и все гости Удана, не желающие превратиться в его врагов, обязаны следовать правилу, что установил легендарный даос.

Цзин Цзи, недовольно скривившись, передал встречающему верные клинки; избавилась от перевязи с ножами и Ши Янь. Товарищи проследовали внутрь. Они двинулись узкими мощеными улочками, извивающимися между низких стен, окрашенных в охряный цвет, поднялись по каменной лестнице, огражденной изукрашенными лепниной перилами, и прошли во внутренний двор секты. В отличие от Шаолиня с его суровой простотой, Удан был выстроен людьми, не чуждыми искусства, и любящими красоту. Барельефы на стенах зданий изображали красочные пейзажи, с коньков и краев крыш скалили зубы драконы, львы, и цилини, и даже верх внутренних стен комплекса мог похвастаться фигурной черепицей. Деревянные детали зданий не отставали от камня и глины, украшенные искусной резьбой.

Сяо-Фань увлеченно любовался архитектурными красотами Удана, пока он и его товарищи шли по внутреннему двору секты. Пройдя мимо тренирующихся учеников, они предстали перед Чжо Жэньцином, главой Удана, что, опершись на перила веранды своего дома, отрешенно наблюдал за своими младшими. Нестарый ещё мужчина с приятным лицом, он носил тонкие усы и бородку, спадающие на его белый халат, украшенный символом инь-ян. Его длинные каштановые волосы удерживала в узле причёски черепаховая заколка. В правой руке он с привычной небрежностью удерживал длинный меч в простых деревянных ножнах, выкрашенных в синий и красный. Заметив друзей, он приветливо улыбнулся, шагнув им навстречу.

- Гу Юэсюань, - обратился он к идущему впереди старшему ученику Уся-цзы. - Да прольются на тебя бесчисленные благословения[1]. Кто твои спутники и спутницы? - он обозрел пятёрку молодых воителей с доброжелательным интересом. Юэсюань представил ему своих соратников.

- Приятно познакомиться с вами, младшие, - кивнул глава Удана. Его благодушный взгляд задержался на девушках на мгновение дольше необходимого.

- Пройдёмте внутрь, - предложил он, кивая на дверь у себя за спиной. - Отдохните после долгой дороги, и будьте моими гостями на сегодняшнем ужине.

Внутреннее убранство небольшой комнаты, где обитал Чжо Жэньцин, было изящным без излишеств - напольные лампы, разожженные по позднему времени, неярко освещали обстановку, бумажная ширма, прикрывающая кровать в углу, была украшена искусно нарисованным горным пейзажем, а на дальней стене устроился свиток с изысканно выполненной каллиграфией. Письменный прибор на столе у окна выглядел видавшим виды - его хозяин, несомненно, был знаком с “четырьмя сокровищами ученого”[2] отнюдь не понаслышке. Друзья расселись за обеденным столом, занимавшим противоположный от кровати угол комнаты.