По мере того, как мои глаза приближались к завершению панорамы, внутри меня стал разгораться интерес. Красочная летопись приближалась к промежутку после моего последнего визита. Я снова увидел ту самую долину, на которой чёрные точки построили первый город. Наполовину она была заснеженной, а на другую переливалась яркими красками. Я увидел новые инструменты и корабли. Я увидел больше дюжины человек, которые передавали друг другу золотистые мантии. Я увидел луну и звёзды, а затем…

Здесь художник снова проявил свою творческую жилку. Картина плавно переходила в эдемские кущи, с которых всё и начиналось, но затем поворачивала (становилась трёхмерной) и, в сиянии не солнца, но золотого дракона, простиралась в вечность.

Я оторвался от картины и посмотрел наверх.

Прямо надо мной находилось круглое отверстие посреди купола, из которого доносился грохот оживлённого города.

Я собирался взлететь и посмотреть, что именно он собой представляет… Но затем остановил себя. Делать это было немного неправильно. Я неминуемо привлеку внимание, устрою сцену, заставлю моих поданных и верующих волноваться… Оно того не стоит, учитывая, что можно было просто прочитать недавние воспоминания Золотых крыльев.

Так я и сделал, и убедившись, что всё было в порядке, бросил последний взгляд на шумное голубое небо, посреди которого как раз в этот момент лавировал дирижабль, закрыл глаза и погрузился в дрёму…

Следующим на очереди был мир Натаниэля.

Проснувшись посреди кровати, я посмотрел по сторонам. Было пусто.

Я вздохнул, приподнялся и стал осматривать комнату.

Последняя была небольшой, но уютной. Не королевская спальная, но и не корабельная каюта. Мои ноги сами собой нашли бамбуковые сандали, после чего я встал и вышел на улицу.

В ту же секунду мои лёгкие наполнил запах моря, смешанный с палитрой тропического леса. Вокруг простирался ухоженный зелёный дворик, за которым спускалась тонкая блестящая тропинка, видимо сделанная из дроблёных ракушек. Она пронзала лес и простиралась прямо к морю, перед которым белела извилистая полоска пляжа.

Некоторое время я стоял на месте, опираясь обеими руками на белый забор и разглядывал ритмичные волны в сиянии лунного света.

Затем я вернулся в помещение, вытянул ящик из шуфлядки возле кровати и достал потрёпанную записную книжку. Читать в темноте было немного проблематично. Я снова вышел на улицу, присел на траву и подставил страницы звёздному свету.

«Благодарю,» — засеребрились буквы в сиянии луны. — «за всё, что Ты сделал для меня и моей родины. Я знаю, что у Тебя были свои интересы, но это умаляет моей благодарности».

'Теперь я понимаю, что моя давняя мечта была глупа и безумна; разумный человек никогда бы не стал делать ничего подобного. Лишь невероятная удача помогла мне исполнить все мои начинания, и тем не менее, даже если бы я знал, что её не будет на моей стороне, я бы всё равно выбрал эту дорогу, путь, ведущий в море.

Ты спас меня и стал моим наставником. Ты преподал мне важный урок. Я никогда не забуду ни его, ни соратников, которых встретил за время наших странствий, ни врагов, ни океан.

Даже будь в моей жизни ещё один путь, быть может, более продолжительный, я бы не стал его выбирать.

Я знаю, что ты всегда считал меня многословным, а потому закончу кратко: я благодарю тебя и желаю тебе попутного ветра в твоём собственном путешествии. Ты помог мне спасти мой мир, и я желаю Тебе спасти твой.

P. S. Если можешь, верни Крисс способность говорить.

P. P. S. И позволь нам встретиться ещё раз.

Натаниэль Тибериус Септим, 23.06'

Под конец читать стало сложнее. Мои тонкие белые руки задрожали, а в глазах стали собираться слёзы. Я вздохнул, протёр лицо и поправил свои длинные золотистые волосы.

Обыкновенно мой носитель находился в глубокой спячке первое время после того, как я завладевал его телом, но видимо слишком сильные чувства могли пробудить дремлющую душу. Я чувствовал, что Крисс была в сознании. Наши мысли, наше зрение и наши чувства были едины.

Я отложил книжку в сторону, на траву, освещённую серебристым лунным светом, и спросил её, как это случилось. Она ответила, что несколько лет назад Натаниэль обнаружил признаки одной смертельной болезни. После этого он стал стремительно чахнуть — по крайней мере в телесном плане. Его душа воспринимала это стоически, даже философски. Он стал больше читать и чаще отправляться в морские экспедиции.

Конкретную эту запись он сделал перед своим последним путешествием и велел никому её не читать, даже ей, Крисс, до «Его» возвращения. Крисс знала, кто Он (Я) был таком. Тем не менее, она не сдержала обещание. Она прочитала письмо больше дюжины раз, она знала наизусть его содержание, и теперь она проклинала себя за это, ибо все эти годы, которые прошли с его смерти, она терзала себя в ожидании моего возвращения.

Я немного подождал, чтобы душа Крисс успокоилась, а затем проговорил:

— Я могу вернуть тебе речь…

Мне всё равно.

— Что касается второй просьбы… ты действительно этого хочешь?

Да.

Я кивнул и вытянул руку, вызывая силу веры.

«Ритуал призыва души умершего, 31-я странница учебника Некромантии».

В тот момент, когда перед нами стал формироваться прозрачный фантом, я быстро отправил Крисс всю необходимую информацию о том, как работает данное заклятие, затем бросил прощальный взгляд на море, в котором серебрился, размываясь, лунный диск, и оставил её тело.

Последним, что я увидел, была спина девушки с длинными золотыми волосами на фоне чистого звёздного неба; затем передо мной сгустился серый туман…

Следующей на очереди была Ямато. Я чувствовал определённую тревогу после прошлого визита, когда протискивался через каменный туннель, и тем не менее на другом конце последнего меня встретила всё та же привычная розовая комната с узором из белых облачков.

Я вздохнул и посмотрел на волосы, которые торчали из-под одеяла; затем на часы, которые стояли на тумбочке возле кровати. К этому времени я запросто мог видеть через пелену тумана и знал, что до момента, когда сработает будильник, оставалось всего несколько минут.

Что ж, в таком случае мне нужно поспешить…

Я вытянул руку, отбросил тёплое одеяло и нажал на будильник ровно за мгновение до момента, когда последний собирался разразиться своим ужасающим писком.

Фух…

После этого я приподнялся, посмотрел по сторонам и снова убедился, что ничего не изменилось. Наконец я быстро оделся — теперь данное предприятие не представляло для меня особенных проблем, даже колготки, — причесал волосы, завязал себе хвостик, присел за стол и открыл «Мистер Дневник Старшей Школы».

К моему удивлению, записи в последнем были довольно редкими. В своё время Ямато расписывала едва ли не каждый день — теперь она ограничивалась только краткими заметками.

Я откинулся на спинку стула и стал задумчиво поглаживать свой гладенький подбородок, когда в дверь неожиданно постучали. Я вздрогнул и повернулся:

— Ямато? Ты проснулась?

— Д-да, мама! — выпалил я.

— Ты оделась? Давай быстрее, а то опоздаешь на автобус…

— Уже иду.

Я быстро поднялся, посмотрел в зеркало, поправил юбку и рубашку и вышел за дверь. Когда я прошёл на кухню, меня встретила удивительная картина: на столе стояла тарелка со свежей яичницей, а за плитой возилась низенькая шатенка.

Это была мама Ямато.

…Мамато.

(Прошу прощения.)

Некоторое время я наблюдай за ней; затем женщина заметила мой взгляд и спросила:

— Что-то не так, Ямато?

— Нет, нет, всё в порядке, — ответил её и машинально покосился в сторону — смотреть ей в глаза было немного неловко.

После этого я присел за стол. Яичница была хорошая. По крайней мере Ямато она пришлась по вкусу, хотя мне показалась недостаточно солёной. Когда я направился в прихожую, мама вдруг остановила меня: