В Кремле развернулись строительные работы: к лету 1895 года готовы были фундамент и цоколь, в 1895–1896 годах строилась галерея, в 1897-м — пьедесталы столбов шатровой сени, привезли по железной дороге гранитный пьедестал памятника весом в 1500 пудов. В 1897 году архитектурную часть монумента отделывали, и к началу 1898-го он был готов. Недоставало только одного — статуи императора.

Все это время скульптор Опекушин бился с изваянием. Он обещал комитету сделать его еще к 1894 году, но не успел. Несолидные для монарха сюртук и фуражка в руках были оставлены — государя требовалось изобразить в полной генеральской форме, в императорской порфире, т. е. в том одеянии, в каком он венчался на царство. В левой руке император держал скипетр, а правую простирал к народу, «даруя ему милость» (опять некстати вспоминается Ленин). В 1896 году работа дошла до стадии гипсовой модели. Бронзовая статуя была отлита в 1898 году и доставлена в Москву в июле — под самое открытие монумента. Опекушин настолько «погрузился в материал», что впоследствии поставил в разных городах и странах около десяти памятников Александру II: «Мне кажется, — вспоминал скульптор, — я мог бы вылепить статую покойного Императора, закрыв глаза — до такой степени у меня жив в памяти его образ».

Монумент торжественно открыли 16 августа 1898 года, в присутствии царя Николая II, членов императорской фамилии, свиты, министров, высших чиновников, дипкорпуса и именитых заграничных гостей (венок к подножию возлагал, например, Бисмарк), делегатов дворянства, купечества, земств со всей России. В Кремле, заполненном людскими толпами, состоялись парад и крестный ход.

Памятник считался самым грандиозным монументом в России; он обошелся более чем в 1 миллион 800 тысяч рублей.

Памятник представлял собою не столько скульптурное, сколько архитектурное произведение, в котором, кстати, использованы были железобетонные конструкции. Бронзовая статуя императора в шесть с половиной метров высотой стояла под высокой шатровой сенью, увенчанной двуглавым орлом. Сень была облицована темно-розовым финляндским гранитом (его везли в Москву 650-пудовыми кусками), кровля шатра сделана была из бронзовых листов, золоченных в огне и залитых темно-зеленой эмалью. С трех сторон памятник окружала крытая галерея, чьи арки и своды опирались на 152 колонны. Потолок галереи (это была идея Султанова) украшали 33 мозаичных портрета русских правителей — от Владимира Святого до Николая I. На пьедесталах колонн помещались гербы бывших удельных княжеств и присоединенных к России земель. Террасу украшали гербы недавних приобретений империи — Туркестана, Амурской области, Кавказа. На пьедестале монумента была надпись «Императору Александру II любовию народа», а надпись на фризе колоннады сообщала: «Сооружен доброхотным иждивением русского народа». Гранитные лестницы спускались от монумента в Тайницкий сад. Для удобства посетителей были устроены белокаменные скамьи, светильники в галерее; по вечерам монумент подсвечивали.

Памятник, бросавшийся в глаза каждому смотревшему на Кремль из-за реки, играл особую градостроительную роль: стоя на бровке холма, он в некоторой степени уравновешивал Большой Кремлевский дворец в композиции берегового фасада Кремля.

Шатровая сень прикрывала бронзового императора с тыла, чтобы не возникало впечатления, что он стоит спиной к городу.

Архитектор Султанов, как бы отвечая будущим критикам, писал в 1898 году: «Памятник Александра II представляет собою слияние двух стилей: по общему виду и форме крыш это сооружение вполне русское, а по деталям — это здание в стиле Возрождения… и по цвету своих материалов — золота, серебра и камней разных пород, и по своему стилю он вполне согласуется с общим характером белокаменного, златоглавого, итальяно-русского Кремля». По мнению современных искусствоведов, в Кремле воплощена была новая тогда идея архитектурного монумента, представлявшего собою «апофеоз царствующего дома». Впрочем, уже современники видели в монументе разновидность древних форумов — «наподобие памятников древнего Рима и Царьгорода».

Заметим, что аллегории великих реформ царствования Александра II и статуи представителей облагодетельствованных им народов — то, что с самого начала собирались увековечить — в окончательном варианте монумента отсутствуют. Монумент стал памятником не царю-реформатору, а самодержавному властителю, осененному портретами великих предшественников.

Монументальный и наглядный учебник русской истории сразу стал популярен и почитаем: ему посвящена была специальная книга, он присутствует в старинных московских фотоальбомах, его изображали не только на памятных медалях, но даже на хлопчатобумажных платках. 19 февраля 1902 г. в присутствии 60 тысяч рабочих к памятнику были торжественно возложены два венка — от совета московских рабочих и от рабочих Коломенского машиностроительного завода.

Александр Блок в 1902 году осматривает Кремль и заносит в записную книжку лаконичные словесные зарисовки изображений царей и великих князей в галерее памятника. Эта галерея в те же годы запечатлелась в памяти мистического поэта Даниила Андреева. Его жена вспоминала, что в детской будущего автора «Розы мира» «вдоль всей комнаты, на уровне детского роста, висели нарисованные им портреты правителей выдуманной династии — отголосок поразившего детскую душу впечатления от „галереи царей“ в Кремле». В поэме Д. Андреева «Русские боги» (1950) мы читаем патетические, но искренние строки:

Между тем у интеллигенции, воспитанной на классических образцах искусства и в традициях презрительного отношения к официальному и одобренному свыше «русскому» стилю второй половины XIX века, памятник не вызывал сочувствия. Позднее, в 1920-е годы, на этой позиции сошлись крайности. Историк и писатель, эмигрант Г. Чулков говорит о монументе: «бездарный памятник… пример безвкусицы предпоследнего императора». Гражданин Советской страны И. Э. Грабарь пишет в 1925 году: «Это неудачное во всех отношениях сооружение… жестким силуэтом высокой башни и всем своим массивом навязчиво врывается в кремлевский архитектурный ансамбль, жестоко диссонируя с живописными формами древних соборов и башен». Конечно, следует учитывать, что это фрагмент статьи о старинных зданиях, которые планировалось сносить в ходе реконструкции Москвы, и в словах Грабаря звучат не только его художественные убеждения, но и практический расчет — пусть это снесут, но пощадят более ценное и древнее…