С другой стороны, единственным способом, при котором Раам мог бы остаться рядом со мной, было наделить его силой, намного превосходящей могущество Агрифа. Силой, которая не смогла бы выдернуть слугу Темнейшего из чужого тела, призвав его обратно к разгневанному повелителю, который наказал бы его за проявленное своеволие. Силой, которая навсегда заключила бы демона внутри тела Дея… А значит, навсегда усыпила бы самого графа, с которым я ни за что на свете не смогла бы поступить так жестоко. Пускай это было и не убийство, которое я не могла допустить из-за своего Посвящения… Но в каком-то смысле такую судьбу можно было посчитать даже хуже смерти. И я, при всей своей внутренней тьме, не могла найти в себе силы обречь на неё Дейрана. Не после того, что между нами было. Не после того, кем я стала для него. И кем он так неожиданно стал для меня, подарив мне такие светлые чувства, о которых я прежде не смела даже помыслить.

А ещё, как утверждала требовательная пламенность агата в моей руке, я сама могла стать богиней. Пусть и не настоящей, управляющей силой Агрифа через камень, который у меня могли отнять в любой момент… Но так или иначе, у меня снова появился бы давно утраченный дар! И вся эта мощь, которая окружила нас и готова была сожрать, по одному моему слову покорилась бы моей воле и позволила мне сравниться по силе с самими богами! Я могла бы делать с обретённым могуществом что угодно! Проникать в любые уголки Касэта при одной лишь мысли об этом. Узнавать такие секреты, о которых страшно было даже подумать. И к тому же я смогла бы найти Таящегося в тенях и помочь ему возвратить утраченную после битвы с Идсигом силу, исполнив тем самым свой долг Посвящённой…

Но выбрав этот путь, я неминуемо лишилась бы обоих мужчин, которые стали мне дороги столь внезапно и столь сильно. Я разрушила бы надежды Дейрана на помощь в освобождении от демона, которые, вопреки всей моей былой отстранённости, стали для меня непривычно ценными. И уничтожила бы его способность доверять кому бы то ни было, погрузив и его душу, и весь Акрос в пучину темноты и отчаяния. А ещё я, скорее всего, настроила бы против себя Раама, ведь тогда он по-прежнему должен был бы отнять у меня агат и вернуть его своему Темнейшему господину, а значит, ему ради этого пришлось бы бороться со мной.

При мысли о демоне я словно очнулась от своих размышлений и сосредоточила на нём свой вопрошающий взгляд, пускай даже он не мог увидеть его своей спиной:

– Когда ты отдавал мне камень, ты хотел, чтобы я выбрала что-то конкретное?

Раам даже не шевельнулся, услышав мой вопрос, столь сильно он был сосредоточен на поддержании пламени своей тьмы в защищавших нас кругах и символах. Однако в ответе его, несмотря на то, что прозвучал он очень глухо и сдавленно, мне всё же послышалась привычная демоническая насмешливость, которая ни капли не изменилась даже перед лицом колоссальной опасности:

– Нет, киса. Не хотел. Это только твоё решение.

О, Таящийся! Если Раам хотел, чтобы я в это поверила, ему стоило замаскировать своё лукавство получше. Будто ему действительно могло быть всё равно на свою собственную судьбу и на судьбу его Темнейшего покровителя. А ведь у нас совсем уже не осталось времени на его треклятые игры разума!

Игры… Точно! Я напрочь забыла о том, что последний раунд оставался за мной…

– Правда или действие, – крепко стиснув агат в своей ладони, я решительно посмотрела на демона, теперь уже наверняка неспособного солгать мне в ответ, – Какого именно выбора ты от меня ждёшь?

К моему удивлению, несмотря на всю свою сосредоточенность и полнейшую вовлечённость в управление оберегающей нас тьмой, Раам вполоборота повернулся ко мне, находя своим бездонным взглядом мои полыхающие в ночи огоньки, и лукаво искривил уголок своей губы, словно я совершила полнейшую глупость:

– Я тебе не солгал, Ниса. Меня устроит любой выбор. Который ты сделаешь, – всё так же прерывисто сообщил демон, не отводя от меня своих сверкающих глубинным коварством мрачных глазниц, – Только тебе решать. Остаться ли Кошкой из Валесса. Или выбрать что-то иное.

Тьма вокруг нас вдруг оглушающе заревела, словно почувствовав ослабшую из-за отвлечения Раама защиту влекущего её артефакта, и тут же бросилась на нас сразу со всех сторон с такой неистовой яростью, что в нашей с демоном скорой гибели не оставалось уже никаких сомнений. Каждая секунда промедления теперь действительно могла стоить нам жизни, и агат в моей ладони, словно отвечая на эту мысль, уже почти прожигал в моей ладони сквозную дыру, требуя либо немедленно избавиться от него, либо позволить ему подчинить эту силу моей воле.

– Пора, киса! – подтверждая мои ощущения, почти рявкающе воскликнул мужчина, припавший к земле и сосредоточивший всё своё усердие на вскинувшемся до небывалой высоты пламени своей освободившейся тьмы, атаковавшей отдельные щупальца божественной сущности, пытавшиеся пробраться внутрь защитного круга, – Или нас обоих сейчас раздавит!

Я отшатнулась в сторону от Раама, словно это могло позволить мне избежать принятия невыразимо тяжёлого решения, способного перевернуть всю мою жизнь окончательно и безвозвратно, а затем подняла голову вверх, на чудовищный раскатистый гул, и с ужасом обнаружила, что над нами с демоном поднималась настоящая волна чёрной божественной сущности, готовая захлестнуть нас уже через какие-то мгновения, собирая всю свою силу перед последним броском.

Медлить и в самом деле было больше нельзя. Я должна была сделать выбор. В конце концов, от него зависела не только моя собственная жизнь, но и жизни Дейрана с Раамом.

И я спинными мурашками чувствовала, как именно должна была поступить, чтобы каждый из нас получил то, что ему действительно было нужно.

– Прости, Раам, – произнесла я и ладонью дотронулась до мужского плеча, словно тем самым позволяя демону прочувствовать неподдельную боль от уже второй раны, которую я сама наносила себе в самое сердце, – Мы оба знаем, что я никогда не перестану быть Кошкой из Валесса. А она всегда доводит свои контракты до конца.

Моя рука будто сама собой поднялась вверх, размахнулась и выбросила вперёд свою кисть, одновременно с этим резко вышвыривая агат Темнейшего далеко за пределы защитного круга. Чёрный камень прощально блеснул мне своим гипнотическим притяжением, а затем бесследно исчез в густоте окружающей нас божественной тьмы, которая, заполучив, наконец, желаемое, ни капли не изменила своего безудержного вращения, будто бы даже не заметив, что я уже отдала ей столь ненавистный, сковывающий её артефакт. Волна силы над нами продолжала расти в размере, бурлила, корчилась, замещала собой всё небо… И, наконец, бросилась вниз, прямо на нас с Раамом, лишь в последнюю долю секунды отклоняясь от первоначального курса и нападая будто бы на саму себя, словно пытаясь вбить всю свою грозную мощь в одну совсем небольшую точку, которая при рассмотрении оказалась тем самым агатом, будто бы застрявшим в её непроницаемой сущности. А вместе с этой первой волной в сторону камня устремилась и вся прочая собравшаяся в долине тьма, от избытка которой агат будто бы начал светиться и попытался расти, лишь бы вместить в себя всю врывавшуюся в него непостижимую силу… Но всё-таки в какой-то момент не выдержал нагрузки и, наконец, лопнул. Разорвался на миллиарды мелких осколков, уничтоженный сконцентрированной тьмой порабощённого им же тёмного дара, и оставил от себя только невидимую глазу пыль, немедленно растворившуюся в черноте божественной сущности, пока ещё не торопившейся покидать долину, несмотря на полученную свободу.

Правда, теперь поведение этой страшной и до сих пор непредсказуемой силы странным образом изменилось. Будто стало поддаваться какому-то порядку, который мой человеческий глаз никак не мог уловить достоверно. Тьма Агрифа по-прежнему вертелась оглушительным вихрем, пульсировала своим могуществом и танцевала вокруг защитного круга, однако больше не пыталась проникнуть внутрь него, лишь тихонько забирая из начерченных на земле символов чёрное пламя Раама, которое вдруг стало будто её неотъемлемой частью и перестало сопротивляться её вторжению.