Разочарованно ощупывая свой пояс с инструментами в поисках хоть чего-то, что могло бы меня выручить, я нечаянно коснулась перчаткой кармашка для добычи, и оттуда вдруг повеяло хорошо знакомым холодом, хищно потянувшимся к моей руке, несмотря на двойной слой разделявшей нас кожи.

Агат Темнейшего… Проводник его силы… Тёмный, опасный, но однозначно могущественный артефакт, способности которого мне были неизвестны. Стоило ли рисковать и пытаться его использовать, раз уж я всё равно оказалась загнана в безвыходное положение? Даже несмотря на то, что я понятия не имела, что именно он попросил бы у меня взамен. И была ли цена его использования мне по карману.

Теалинд наверняка прибегал к помощи камня уже много раз. Иначе не было бы смысла хранить его так близко к себе. И ничего плохого с графом, насколько я могла судить по его облику, из-за этого не произошло. По крайней мере, тот же Дейран сперва казался мне намного более сломленным и отчаявшимся, как будто его жертвы амулету Светлейшей значительно превосходили жертвы Агрифу, приносимые восточным коллегой графа.

А может быть, агату и вовсе не требовались никакие подношения… Ведь всё-таки, он был не простым артефактом. Он был проводником первородной божественной сущности. И это вовсе не Темнейший должен был жаловать благословение тем, кто прикасался к этому камню. А сам камень позволял безнаказанно черпать отнятую силу Темнейшего, на что тот никак не мог повлиять.

Похоже, так или иначе, агат оставался моей последней надеждой на спасение. И если уж мне приходилось выбирать между неминуемой смертью и устрашающим броском в неизвестность… Я ни за что не стала бы даже рассматривать первое в качестве варианта.

Отчаянно вздохнув, я расстегнула отделение на поясе и сжала камень Агрифа своей покрытой кровью ладонью, зажмурив глаза и пытаясь воззвать к той силе, что ощутимо текла через камень. Я не знала, как нужно было с ней обращаться, и потому тыкалась в её пульсирующее могущество, как слепой котёнок, брошенный собственной матерью. Просила камень помочь мне сбежать, не понимая даже, слышал ли он меня. И хотел ли он мне помочь…

Я не сразу заметила, как моё тело постепенно стало меняться, сливаясь с мраком предрассветного сада. Мои ноги, руки, тело, голова… Всё исчезло. Стало зыбким, проницаемым и огромным, превратившись в облако бархатистой, безмолвной тьмы. Такой же древней, как тьма Раама, или, быть может, как тьма всего нашего мира, зародившаяся в нём одной из первых сущностей, наряду со светом. Однако эта тьма была не страшной и не зловещей. Она была… Родной.

Сейчас она не просто приняла меня. И даже не ластилась ко мне с позволения своего властелина. Она наконец-то слилась со мной в единое целое.

Она стала мной. А я стала ей.

И мне почему-то захотелось сохранить это чувство навечно.

Повинуясь моему смутному указанию, тьма, которой я теперь стала, незримо для стражников скользнула вперёд, касаясь самых кончиков травы и тем самым вызывая у меня чувство лёгкой щекотки одновременно и во всём теле, и нигде конкретно. Добравшись до внешней стены резиденции, тьма с лёгкостью вскарабкалась вдоль её высоты, а затем так же ловко спустилась с другой стороны, как будто стараясь держаться подальше от развешанных по ней фонарей. Недалеко от меня как раз проходили солдаты, стандартным патрулём огибавшие границы замка, однако для них моё движение показалось лишь лёгким порывом ветра, всколыхнувшего закрытые на ночь бутоны цветов и улетевшего в ближайшие переулки Валесса.

Впрочем, в этих самых переулках моё путешествие в облике тьмы и закончилось. По-видимому, я всё-таки была слишком слаба, чтобы долго контролировать эту силу, и как только преграда в виде стражников и внешней стены, от которой я просила камень меня избавить, наконец, исчезла, тьма тут же развеялась в ночной подворотне, оставив моё человеческое тело неуклюже стоять на усталых ногах.

Почувствовав, будто потратила на использование артефакта все запасы своего организма, я против воли упала спиной на ближайшую стену, а затем медленно сползла вдоль неё на землю, ощущая, как каждая моя клеточка ежесекундно становилась всё слабее и тяжелее. Казалось, будто я больше никогда в жизни не смогу сделать ни шага, даже на ноги встать не смогу. Не осталось во мне сил и на то, чтобы снова попробовать прибегнуть к дару агата, который я по-прежнему упрямо сжимала своими стремительно холодевшими пальцами.

Ох, Таящийся. Неужели моя история и в самом деле закончится вот так скоропостижно? Посреди подворотни, пускай даже относительно чистой… Тихо. Скучно. И одиноко. Без тебя и тех немногих, кто стал мне дорог почти так же сильно, как и ты.

Похоже, я так и не успею отдать Рааму артефакт Темнейшего. А значит, мне всё-таки придётся выслушивать его ехидные насмешки по поводу моего провала, когда мы с ним встретимся в Нижнем мире. Зато сам демон наконец-то лишится своей человеческой маскировки, явив мне свою истинную, безгранично нахальную сущность, и тогда мы с этим невыносимым, злословным и заносчивым тёмным смогли бы устроить в Нижнем мире такое небывалое веселье, какому позавидовал бы любой фестиваль начала лета. А может, и любой, даже самый искушённый страстными богослужениями, храм Светлейшей. Едва ли бесплотной душе, которой я стану после смерти, по-прежнему будет грозить слепота от созерцания демонической физиономии. Хотя мне хотелось бы верить в то, что моя новая бесплотность вовсе не будет означать и мою целомудренность…

А ещё мне искренне хотелось верить в то, что Дейран, которому вновь придётся остаться в одиночестве, не станет и в самом деле исполнять то наивное, ненужное мне обещание, подаренное при нашей последней встрече. Что рано или поздно он забудет об Алиан, цинично отринувшей его любовь и ускользнувшей из его судьбы… А быть может, и из своей. Или, вернее, той, которая могла бы быть её. И что настанет тот день, когда Дей встретит достойную его необыкновенного сердца девушку, благодаря которой его болезненные чувства ко мне сгорят в освобождающем, живительном пламени. Хотя, признаться честно, мне до сих пор было слишком приятно чувствовать на своей коже тепло подаренного графом кольца, которое я так не хотела снимать со своей шеи. Словно стоило мне всё-таки расстаться с этим украшением, как вместе с ним я избавилась бы и от воспоминаний о нашем с Деем романе, отказ от которого до сих пор непривычной болью тревожил мои сны.

Но смерть, как известно, была непревзойдённым лекарством от бессонницы…

О, Ирра, неужели я и вправду была готова сейчас умереть?! Похоже на то… Я ведь знала, что однажды это всё-таки произойдёт, и, может быть, скорее, чем я этого ждала. Вся моя жизнь до этого момента вела меня как будто по безграничному кладбищу, где я уверенно лавировала между чужими могилами. Древними, чьи владельцы уже несколько столетий как спали и вовсе не думали возражать против того, чтобы у них забрали что-то, о чём они даже не смогли бы вспомнить. Совсем свежими, в которых лежали мои неудавшиеся коллеги, чей путь служил для меня уроком и чьи ошибки я старалась не повторять. Готовыми для будущих постояльцев и потому совершенно пустыми, в которые я и сама временами едва не проваливалась, но каждый раз замирала почти на краю, то чуявшая опасность спинными мурашками, то спасаемая твоей могучей рукой, о, Таящийся.

Впрочем, сегодня я всё-таки не избежала падения, и теперь уже долго летела вниз, давно потеряв из вида ночное небо, звёзды и луну, со скудными остатками сияния которых постепенно угасала и моя жизнь. Я знала, что не успела сделать ещё очень много всего. Но что успела – горело во мне с таким жаром, что света и тепла хватало мне на весь этот долгий полёт. Каждое своё воспоминание, каждую эмоцию, каждый поступок, который я когда-либо совершала, я без горечи унесла бы с собой в Нижний мир…

Вот только прости меня, о, Таящийся, что я не смогу унести туда с собой и своё Посвящение. Прости, что больше никогда не услышу твой зов, даже если буду очень тебе нужна. И присмотри, пожалуйста, одним глазком за тётушкой Уль. Ей было тяжело, когда ты замолчал, и я не знаю, переживёт ли она утрату нас обоих…