Расгард устало трет лоб. Йохан, казалось, вообще слился с пространством вокруг, стараясь по максимуму не влезать в важный разговор.

– Только не говори, что Микель – это ты.

На них оборачиваются из-за громкого хохота. Хвазад закрывает лицо рукавом, пытаясь сдержаться, его глаза горят хитрым пламенем. Наконец он выдыхает.

– Нет. К поведению твоего начальства я не имею никакого отношения. И могу морочить только низеньких светлых. – Он пожимает плечами, возвращается вся та привычная собранность и серьезность, за которую не один маг называл Хвазада мрачным. – Все же ты прав, лица я менять не умею. Я же не сбрасывающая шкуры змея.

Расгард шипит, почуяв выпущенную вместе с подколкой силу, но свою держит. Пока.

– А я не великий, которого убили сразу же.

Они замирают, взгляды схлестываются друг с другом над крупом лошади, как отточенные клинки. Хвазад ухает.

– Не я воткнул тебе кинжал в спину.

– Ты идиот, если веришь в светлые чувства темных.

Хвазад качает головой с неестественно оранжевыми глазами – верный признак готовой сорваться бури, – но лишь выдыхает. Радужка медленно темнеет. Привычно.

Хвазад улыбается.

– Что спорить о делах минувших дней? Благодаря той моей смерти ты и достиг уровня великих. Потому что кое-что украл. – Он растягивает слова, щекочущие Расгарда своей силой. Тот не отстает. Шипит.

– И правда. Оказался достаточно силен, чтобы не умереть, как третьесортный маг.

Они оба улыбаются, почти по-человечески дружелюбно. Йохану не по себе от их направленных друг против друга сил, но он молчит, лишь отчаяннее вцепляясь пальцами в деревянный борт – в ладонях заседает пара заноз. Ссора великих – не то, во что он может вмешаться. Дальше они идут в тишине, лишь цокот копыт раздается между ними.

Они не разговаривают вплоть до самого постоялого двора, к которому их отправили сторожевые тени. Молчат и дальше, заходя внутрь – Йохан сам берет три комнаты, расплачиваясь протянутым Расгардом золотом, – поднимаются наверх, Хвазад хлопает дверью. Расгард шипит, хлопая своей не тише. Йохан замирает в одиночестве. Иной мир тянет его наружу, и раз так повелось, он следует его воле, натягивает поглубже капюшон и осторожно, словно вор, спускается обратно в общую залу, выскальзывает на улицу, теряясь в сотнях неслышимых голосов. Они опьяняют, и ему хочется броситься в этот омут с головой, захлебнуться, попробовать недостижимый плод. Йохан вздрагивает, унимая трясущиеся руки, оглядывается по сторонам, словно крыса, и юркает в темный переулок. Он уже знает, как пахнет пролитая темным кровь, и оттуда ей разит больше всего. Тени смыкаются за его спиной, любезно приглашая на сцену. Занавес.

Расгард оглядел свою маленькую комнатку на втором этаже и первым же делом проверил на наличие магии – низкоуровневые следилки рассыпались под его пальцами снопом искорок. Расгард не хотел, чтобы так вышло, они с Хвазадом давно не путешествовали вместе, прямо как в старые добрые, но этот ухарь сам нарвался, Расгард не жалел о чужих задетых чувствах, хотя его задели не хуже. Ему до сих пор снилось убийство Хвазада. Как он вонзает в него кинжал. Как ощущает бегущую по рукам вместе с силой кровь. Он ненавидел об этом вспоминать. Ненавидел. Пальцы сами нащупали тот самый злополучный кинжал под плащом, но вынимать его Расгард не стал. Просто огладил лезвие, в чехле, стиснул рукоять, да так и оставил, подходя к окну. За проемом лежала улица с рядом фонарей, между которыми пролегали длинные полосы теней. Как следовало темным, здешние жители предпочитали оставлять мраку достаточно пространства. Расгард прислонился лбом к теплому дереву. Вдох-выдох, отогнать от себя навязчивые ощущения липнувшего к коже иного мира, отогнать прочь чужую силу, заполнявшую комнату прямо за стенкой вместе с грохотом чего-то, разлетавшегося осколками и собиравшегося вновь. Расгард оторвался, окинул комнату скептическим взглядом: громить тут было нечего.

Он вышел, запирая за собой дверь магией – местные не смогут пробиться через защиту, – и с ноги распахнул соседнюю.

– Ты мешаешь.

Хвазад повернулся в его сторону, тут же мелькнули нечеловечески желтые глаза. Расгард шагнул внутрь, оценивая учиненный беспорядок: вся имевшаяся мебель была перевернута, а по полу разбросаны обломки и осколки созданных магией предметов. И повсюду, по стенам и полу, расползались кровавые линии.

– Нельзя психовать по тише?

Хвазад тяжело выдыхает, заправляя спутанные волосы назад.

– А кто меня вывел?

– Ну в этом мы квиты. – Расгард поднимает стул и садиться на него, закидывая ногу на ногу. Хвазад взглядом ищет второй. Садиться, устало опираясь о спинку.

– Вот ты мразь.

Расгард хмыкает.

– Не первое столетие знакомы.

Хвазад, кивая, рассматривает потолок. Произносит абсолютно внезапно.

– Мне не нравится это место.

Расгард прикидывает в голове возможные причины и со скрипом соглашается – слишком ненадежное, несмотря на все меры предосторожности, рано или поздно его раскроют.

– Но оно может стать силой.

Хвазад переводит взгляд на обломки мебели. Один щелчок пальцами, и сила тут же снимает иллюзию, комната снова становится опрятно-чистой.

– Только не нашей. – смотрит на Расгарда. – А вот Йохану этот город мог бы послужить.

Расгард едва удержался, чтобы скептически не хмыкнуть. Он не верил, что из мальчишки может выйти что-то настолько великое, только какая-то его часть, привыкшая доверять Хвазаду и следовать за ним, упорно твердила, что тот прав. Не оставалось ничего, кроме как неопределенно промычать.

Хвазад отряхнул руки, оправил рубаху.

– Может сейчас ты и не видишь, но в будущем он займет далеко не последнее место в темном мире.

– Я скорее умру, чем увижу его возвышение.

Хвазад лукаво улыбается, снова облокачиваясь о спинку стула.

– А если так написано в книге судьбы?

Расгард давится собственными вывернувшимися на изнанку легкими, вцепляется в брюки, то сжимая, то разжимая пальцы, не может сделать и вдоха. Хвазад смотрит на него лукаво, самый настоящий хищник, а потом резко смеется.

– Но мы этого никогда не узнаем.

Расгард отмирает тут же, словно невидимая рука богинь отпускает его сердце и душу. Он слишком многое отдал этой книге, чтобы пересечься с ней хоть еще один раз в жизни. Этого раза хватит для его гибели. Книга не простит вора. Как и не простят блюдущие ее боги: две светлые сестры и их карающий брат, вот уже не первое столетие следующий за Расгардом по пятам. Он мог видеть его везде: ветром в тенях листвы, силуэтом в непроглядной пелене тумана, слышать в шепоте птиц и ночных тварей. Расгард никогда не забывал о том, что сделал, временами гордился, никогда не корил и всегда боялся. Это был смелый шаг. Безрассудно смелый.

Расаград выдыхает сквозь стиснутые зубы и проклинает чужое знание. Хвазад кивает, уйдя куда-то в собственные мысли.

– Йохан станет великим темным. – Констатация. – Не сейчас, через десяток лет или сотню. В нем достаточно места для иного мира. Есть что заполнять.

– Какой ты оптимист.

Хвазад улыбается.

– Но это не мое сокровище. Не мне его взращивать.

– Хоть он тебе и приглянулся?

Улыбка Хвазада чуть дрогнула. Самую малость и всего на секунду.

– Я не отнимаю чужого. И не иду против судьбы. – Добавил он тише. – Ты его нашел, ты его и воспитывай. К тому же, – Хвазад усмехнулся. – Бояться я его научил.

Расгард вспомнил тот вопль по пробуждении от изнанки. Оскалился.

– Наглый мальчишка.

– Но этим он тебе и понравился, верно?

Расгард кивнул, вспоминая их бой в таверне-иллюзии.

– Тебе стоило быть крысой, а не совой.

Хвазад фыркнул.

– Поздно спохватился.

Расгард оскалился.

– Да. Как жаль.

Какое-то время они сидят друг напротив друга молча, просто выпуская силу, играясь с ней. То тянули один поток, то схлестывали его с другим, сводили вместе и разрывали, меряясь силой. Они часто делали так раньше. Еще до книги. До пробуждения и смерти. И могли сидеть так часами. Все равно для великих время не более чем иллюзия. Все равно у них друг с другом вечность.