Ученый, едва увидев ее, замер, а потом сорвался с места.

— Мама, мама, мамочка, — как безумный шептал старик, упав на колени перед изумленной женщиной. — Мама, я нашел тебя! Я нашел тебя!

Из темного зева подземного хода выходили другие узники концлагеря. Истощенные, покрытые синяками и ссадинами, они счастливо щурились в сторону солнца. Подставляли его лучам бледные руки, что-то шептали, обнимали друг друга.

— А кто это? Мама, что это за дедушка? — из-за женщины выглянул невысокий мальчик лет трех-четырех, с испугом разглядывая стоявшего на коленях Теслина. — А где плохие дяди? Они больше не будут тебя бить? Смотри, что у меня есть, — мальчик, не обращая больше внимания на ученого, вытащил из своей грязной курточки небольшой кусок железки с острыми рванными краями. — Это настоящий ножик, как у мальчика-с-пальчика из сказки. Помнишь, ты мне рассказывала про него сказку. Больше тебя плохие дяди бить не будут! Я никому не дам тебя обидеть.

Маленький мальчик с силой сжал кусок железки и помахал им, грозно сморщив при этом детскую мордочку. На лобике вылезли глубокие морщинки, бровки прижались друг к другу, оскалился беззубый ротик. Казалось, железкой размахивал маленький старичок, по недоразумению одетый в детские штанишки и маленькую курточку.

Теслин молча смотрел на самого себя, маленького и страшно беззащитного. Глубоко внутри него вновь начало разгораться то дикое пламя, что заставило его пересечь Атлантический океан и собрать ужасающее по мощности оружие. Утирая выступившие слезы, ученый понял, что его путь в этом времени не закончился.

— Не бойся, Коля, не бойся. Плохих дядей больше не будет. Их совсем больше не будет ни здесь, ни там. Плохих дядей не станет физически… Надо только новую машину. Она будет еще больше, еще мощнее, еще ужаснее. Я не оставлю камня на камне от этой проклятой страны. Выжгу эту землю до базальта! Даже намека не должно остаться от этой земли и живущих здесь людей.

Долго так сидел Теслин. Сигаретка, что торчала в пальцах, давно уже потухла, а он и не заметил. Мысли где-то витали, в душе царила опустошенность. Ведь он сделал то, о чем так мечтал — спас мать, самого себя. Но что теперь? Что делать, куда идти?

— Вот и все…

Ни на один из вопросов, что возникали в мыслях, у него не было ответов. Теслин очень сильно устал за все это время. Ведь с момента появления здесь его жизнь превратилась в бесконечную гонку, в которой, как ему казалось, не было ни начала, ни конца. Все время, с восхода и до заката солнца, он не покладая рук трудился: над расчетами многочисленных устройств и агрегатов, нередко сам хватался за молоток или гаечный ключ в цеху, осваивал оружие и многое-многое другое. Жил мечтой, а теперь выдохся — и морально, и физически.

— Мама… живи долго, счастливо, — он устало улыбнулся, в толпе спасенных узников найдя взглядом заветную парочку — худенькую женскую фигурку в выцветшем сарафане и маленького мальчишку, жмущегося к ней. — И ты, Коля, живи…

Он, наверное, бы и дальше так сидел, привалившись спиной к еще теплому каменному монолиту. Тепло, спокойно, глаза сами собой закрываются. Но не получилось.

— … Хр-р, тьфу! Мать их, так раз так! Ироды проклятые! — с хрустом грохнули огромные железные ворота подземного ангара, выпуская оттуда Иваныча, машиниста их бронепоезда. Не старый еще, большевик старой закалки, о любопытный, всюду свой нос сунет. И чего там в штольни лазил? — Чтобы им на том свете всем пусто было! А самого главного, чтобы черти каждый день на сковородке жарили без масла!

Машинист, весь покрытый копотью с головы и до ног, скрючился у ворот и с надрывов блевал. Чуть сплюнет слизь, выругается, и снова его крутить начинает.

— Тьфу! Аж всю душу выворачивает…

— Иваныч, ты чего? — заинтересовавшись,Теслин повернулся к нему. — Отравился что ли? Чего съел-то?

Того при упоминании еды снова согнуло пополам. А как разогнулся, то выглядел совсем худо. Лицо то ли землистое, то ли зеленое. Глаза широкие, словно сатану в штольнях увидел.

— Ироды, прости Господи, — все продолжал бормотать, словно и не слышал, как к нему обращаются. — Сейчас, командир, сейчас. Чуть отхлебну горилки, а то совсем невмоготу.

Схватив с пояса фляжку, с жадностью приложился к горлышку.

— Подымайся, командир, — машинист вдруг дернул Теслина за рукав пиджака. Причем голос был таким, что сам собой поднимешься. — Подымайся, подымайся! Туда пошли, сам на это поглядишь…

Дверь с хрустом распахнул, приглашая пройти внутрь.

— Пошли, пошли.

Пожав плечами, Теслин со вздохом поднялся. Придется идти. Иваныч мужик серьезный, опытный. Просто так шум поднимать не будет. Значит, не ерунда там, а что-то очень важное.

— Иду, иду, Иваныч, — старик пошел следом. — Не беги только, а то не поспеть.

Прямо за исполинскими воротами, закрывавшими вход в подземную часть полигона, начиналась штольня. Горящие светильники давали возможность оценить ее исполинские размеры. По прикидкам Теслина, в высоту тут было метров десять, не меньше: спокойно железнодорожный состав с грузом проедет. Не случайно под ногами тянулись рельсы, по ним, видимо, какие-то грузы и возились.

— Умеют же строить, суки, — пробормотал он, отдавая должное размахам произведенных здесь работ.

Пройдя около версты, они оказались в первом зале, своды которого терялись где-то высоко-высоко над их головами. Тусклый свет лампочек не все позволял рассмотреть, но даже так размеры помещения и так поражали.

— Колоссально…

Теслин встал, как вкопанный. Вертел головой по сторонам, с трудом веря своим глазам. Тут даже по самым скромным прикидкам разговор шел не на сотни квадратных метров, а на тысячи. Получается, они целый завод под камень засунули!

— Командир, чего встал⁈ За мной держись, а то заплутаешь! — вдруг донесся до него недовольный крик машиниста. Того в полумраке было уже не видно. Лишь по голосу было ясно, куда примерно нужно было идти. — Пошли!

Мотнув головой, словно сбрасывая наваждение, Теслин пошел дальше. Везде, куда бы не падал его взгляд, был сплошной камень, что говорило просто о титанических объемах работ. Пусть даже часть пещер была естественного происхождения, но все остальное точно было рукотворным.

— А вот и они…

Как раз проходил мимо сборочной линии, на которой стояли десятиметровые корпуса ракет Фау-1. Огромные железные сигары с заостренными носами еще не были покрашены, сверкая загрунтованной серой поверхность. Рядом в полной готовности на полу лежали толстые бочонки с краской и ящики с кистями. Осталось лишь встать рядом и начать работу.

— Выходит, сам завод здесь, под землей. А на верху лишь испытательный полигон… Понятно, — шептал он себе под нос, понимая, что это все тоже нужно уничтожать. — Все здесь нужно взрывать так, чтобы ничего не осталось. Пусть эти с начала начинают.

За этим залом начался другой зал, соединенные друг с другом коротким переходом. Здесь тоже собирались ракеты, словно солдаты в строю стоявшие на своих местах. Теслин видел какое-то оборудование — небольшие блоки, опутанные проводами, агрегаты с шлангами и кранами.

— … Начинка, похоже… А вон там заправляли топливом. Точно, поэтому и запах чувствуется.

И во всем чувствовался четкий расчет. С поразительной продуманностью располагались конвейерные линии, тянулись рельсы под ногами и над головой. Снизу могли ездить вагонетки, сверху — балка крана.

— Эту бы всю энергию, да в мирные русло, — как инженер, по одной из своих специальностей, он просто не мог не отметить эту организацию, соединяющую все здесь в единый организм. — А они земли захотели, рабов… Суки…

После четвертого по счету зала с разнообразным оборудованием пришлось ускориться. Голос Иваныча подгонял, становясь все более и более раздражённым.

— Иду, иду, Мазута, — бурчал Теслин, ковыляю по каменному проходу. — За тобой хрен угонишься. Как сайгак скачешь.

У одного из поворотов с предостерегающими надписями на немецком остановился, чтобы отдышаться. Ноги уже не слушались. Видать, уже отмахал верст пять — шесть, а может и больше.