Химка. Чего просить?

Проня. Зови панича!

Химка. Так бы и говорили! (Уходит.)

Голохвостый и Проня.

Голохвостый (входит томно; в шляпе, перчатках и с тростью; часто потирает руки). Честь имею, за великое счастье, отрикамендоваться в собственном вашем дому!

Проня молчит.

Никого нету! Нет, Проня Прокоповна тут! (Откашливается.) Мой нижайший поклон тому, кто в сем дому, а вперед всего вам, Проня Прокоповна! (Про себя.) Что она, не спит ли часом? (Откашливается, громче.) Горю, пылаю от счастья и такого всякого, милая мамзеля, что вижу вас на собственном полу…

Проня (подняв глаза). Ах, это вы? Бонджур! А я зачиталась. Мерси, что пришли… Мамонька, папонька, господин Голохвастов пришел, пожалуйте!

Голохвостый. Вы ж меня отрикамендуйте, пожалуйста!

Проня. Как же.

Те же, старики Серко и Химка.

Старуха в нелепом чепчике и платке, Серко в длинном сюртуке и с большим платком на шее, выходят и низко кланяются.

Проня. Рикамендую вам моего хорошего знакомого.

Голохвостый (кланяется с пристуком). Свирид Петрович Голохвастов с собственною персоной. Позвольте к ручке? (Целует.)

Явдокия Пилиповна. Очень рады! Вас уже так хвалили дочка наша, Проня Прокоповна… Очень рады, просим!

Голохвостый. Проня Прокоповна по ангельской доброте, так и понимаем, мерси! (Прокопу Свиридовичу.) Честь имею рикамендовать себя: Свирид Петрович Голохвастов!

Прокоп Свиридович. Очень, очень рад, что вижу умного человека; умного человека послушать — великое утешение. (Трижды целует.) Очень рады! Просим, садитесь.

Проня (томно). Вот кресло, прошу, мусью.

Все садятся: Голохвостый в кресло рядом с Проней справа; налево на табуретках старики Серко. Химка выглядывает из кухни; некоторое время молчание.

Прокоп Свиридович. Позвольте спросить: вы сынок покойного Петра Голохвостого, что цирюльню держал за канавой?

Проня. Вы, папонька, неизвестно что говорите: ихняя хвамилия Голохвастов, а вы какой-то хвост приплели!

Голохвостый. Да, моя хвамилия натирально — Голохвастов, а то мужичье необразованное коверкает.

Проня. Разумеется.

Явдокия Пилиповна (мужу). Видишь, я говорила, что не тот! А уж умен!

Прокоп Свиридович. Извиняйте, господин, мы люди простые, как слышали. Так вы, значит, не его, не цирюльника сынок?

Голохвостый (смешавшись). То есть по натуре, значит, по телу, как водится, но по душе, по образованности так мы уже не та хворма…

Проня. А как же ж, образованный человек, разве будто можно его равнять до простоты?

Явдокия Пилиповна. Куда уж там?!

Прокоп Свиридович. Так, так…

Минуту длится молчание.

Xимка. Вино и стаканы сейчас подавать?

Проня (даже подскочила). Пошла!

Прокоп Свиридович. Гм-гм, так вы уже цирюльни не держите?

Проня. Я уже вам раз говорила: паликмахтерская, а вы все — цирюльня, цирюльня!

Явдокия Пилиповна (укоризненно качая головой). И как это!

Прокоп Свиридович. Ей-богу, забыл… память на старости не та.

Голохвостый. Ничего, это случается, по простоте, значит. Я, видите ли, занимаюсь кахвюрами и коммерцией разною. У меня этого дорогого деликатного товару — горы: пудра, лямбра, дикалоны, брильянтины!

Явдокия Пилиповна. И бриллианты?! Господи!

Прокоп Свиридович. Я думаю, такой товар и деньги берет — страх!

Проня. Разумеется, не вашему чета: что это — веревки и гвозди или сера!

Явдокия Пилиповна. Э, вы, дочка, так не говорите, и на этом товаре славно заработать можно.

Проня. Пхе!

Голохвостый. Насчет денег, доложу вам, так их на этот деликатный товар идет страх! То есть что ни день — сила! Ну, так, слава богу, у меня этой деньги не переводится: целый Крещатик мне должен. Мне уже не раз говорили мои приятели: охвицера, митрополичьи басы, маркелы… что чего, мол, не закупишь ты магазинов по Крещатику? Так я им: на черта мне та забота? У меня есть благородный матерьял, так пущай и другие торгуют!

Явдокия Пилиповна (Прокопу Свиридовичу). Ишь, богатый!

Прокоп Свиридович (ей в ответ). Правда.

Голохвостый. Мерси. Натирально, в каждом обхождении главная хворма — ученость. Потому ежели человек ученый, так ему уже свет переменяется: тогда, примером, что Хивре будет белое, то ему рябое, что Хивре будет персона, то ему… пардон! Вы меня, Проня Прокоповна, понимаете?

Проня. Разумеется, умный человек совсем что особенное! Вот и мне теперь все особенное кажется, потому я недаром в пенционе училась!

Явдокия Пилиповна. О, правда, что училась: не жалели средств, всяких мод знают! Какие у них платья, шали, юбки… Цветов каких позаводили.

Проня. Мамонька!

Голохвостый. О, Проня Прокоповна имеет скус! Ежели когда человек поднимется умом выше лаврской колокольни, да глянет оттудова на людей, так они ему сдаются-кажутся такие манюсенькие, как пацюки, пардон, крысы! Позволите папироску?

Явдокия Пилиповна. Курите на здоровье! (Мужу.) Ну и умный же!

Прокоп Свиридович. Аж страшно!

Голохвостый (Прокопу Свиридовичу). Не угодно ли?

Прокоп Свиридович. Спасибо, не употребляю; вот нюхать, это дело другое, аж нос дрожит… Ну да и табак же у нашего дьячка, скажу вам, и черт его знает, что он туда кладет? Ну, целый день ходишь и нюхаешь пальцы…

Проня (отцу). Да будет уж про ваш табак. (Голохвостому.) Позвольте и мне папироску.

Прокоп Свиридович. Они курят?

Явдокия Пилиповна даже руками всплеснула.

Голохвостый (подает). Пардон! Нету ли иногда тут огня, потому я своего забыл!

Проня (кричит). Химка, Химка! Подай огня!

Прокоп Свиридович. Огня!

Химка выходит с полной покрышкой жару.

Проня. Ты б еще пук соломы принесла! Спичек дайте, мама!

Химка. Так бы и говорили, а то огня…

Явдокия Пилиповна начинает искать спички.

Голохвостый. Не беспокойтесь, пардон, я с этой самой покрышки закурю. (С вывертами идет в среднюю дверь вслед за Химкой.)

Те же, без Голохвостого.

Проня. Что вы меня страмите? Чего вы тут наговорили — три мешка борща с кашей?

Явдокия Пилиповна. Да я ж молчала…

Проня. Ну вы еще так-сяк, а уж отец — и цирюльню, и хвоста, и дьячка, и табак вперли!

Прокоп Свиридович. Да уж не знаю, как с учеными…

Проня. Идите, прошу вас, отсюда обое, потому помешаете еще мне предложение делать.

Прокоп Свиридович. Любопытно бы послушать, как это ученые…

Явдокия Пилиповна. Может, хоть дверь отворить?

Проня. Да идите, идите, говорю… вот наказание!

Прокоп Свиридович. Пойдем, это, вишь, у них по-модному.

Явдокия Пилиповна. Уж по-модному!

Уходят в другую комнату; но в продолжение всей последующей сцены выглядывают из дверей, подслушивая, а Химка подслушивает из кухни.

Те же и Голохвостый.

Голохвостый (с папиросой). Извольте! Закуривайте!

Проня закуривает, Голохвостый курит и оглядывается вокруг.