Первым унылым днем рутина не закончилась. Этой же ночью меня настигли будни полководца. Лучники Вилы явно не горели желанием лезть в Дикие Земли, поэтому устроили бунт. Бунтовать против меня прямо они не решились, поэтому ночью устроили драку с моими солдатами. Я сдуру полез разнимать — хорошо хоть мне хватило ума надеть доспехи и сесть на Коровку. Из темноты прилетела стрела, оставившая глубокий след на моей кирасе. И я ретировался к своему шатру, оставив разбирательства на утро. Утром выяснилось, что ночью я потерял шестерых солдат — в ночной потасовке лучники их зарезали. Еще полтора десятка были ранены. К счастью, самых тяжелых я смог вылечить. Все погибшие были ветеранами Битвы у Ворот. Что хуже, Вила не стеснялся убивать командиров. Я потерял трех десятников которых так долго натаскивал, не пожалев под это собственную Большую Столовую. А самое неприятное, среди убитых оказался Матль.

Наш лагерь оказался разделен — лучники и долгобороды стояли посредине, заняв лучшие места на площадке, в том числе и внутри строений. А всадники Дйева разбили лагерь за площадкой, дальше в сторону Отвина, и сейчас были от нас отрезаны.

Утром я выехал в окружении свиты на встречу с Вилой. Меня так трясло от ярости и возмущения, что я помню то утро только кусками. Вила глухо извинился и сказал, что в темноте не смог разглядеть виновных. Он пришел не один, а с Хогспором. Люди Вилы и долгобороды Хогспора стояли вперемешку с одной стороны, мои «чушпаны», угрюмые и злые — с другой, позади меня.

Так я оказался в ситуации, довольно распространенной в этом мире — мораль армии на нуле, в армии волнения, а моего авторитета недостаточно.

— Мы хотим удвоения платы. В договоре не было о Диких Землях, — говорил Вила. То ли он поднатаскался в языке пока был в Каэране, то ли алчность благотворно влияла на его дикцию. Я не сильно прислушивался — меня омывали волны ярости, от которой темнело в глазах. Я был в доспехах, как и вся пятерка моих рыцарей. По бокам стояли вооруженные пехотинцы из их копий. Вила не торопился подставляться — они с Хогспором оставались позади возведенной за ночь преграды. Заостренные колья и утыканные шипами бревна и стены из разобранных построек. Судя по основательности, в постройке явно поучаствовали долгобороды. Вила стоял вальяжно, однако рядом с ним был кусок деревянной стены, за который так удобно было юркнуть. И который выдержит не только арбалетный болт, но и магический удар огнем или людом.

— Хогспор, — перебил я жевание Вилы — Кому ты служишь?

— Инсубрам! — рявкнул Хогспор.

— Хорошо. Убей этого человека… — боевая лопата отделила голову Вилы еще до того, как я закончил говорить. А остальные долгобороды начали убивать лучников, что стояли рядом с ними. Пока наши кони нетерпеливо ржали, рвались в бой и вставали на дыбы, а слуги растаскивали баррикады. Но к тому времени, когда мы смогли присоединиться к резне, все уже было по большей части кончено. Лучники слишком поздно сообразили, что долгобороды рядом с ними стоят слишком удобно не только для их защиты. Но и для нападения на них. Они не смогли толком воспользоваться своими тяжелыми луками, а в бою на коротке у них не было шансов. Когда мы ворвались в лагерь, наемники с Туманных Островов бросались на нас не с оружием, а показывая пустые руки — они сдавались нам, чтобы избежать смерти. Долгобороды не брали пленных мужчин, не понимали они концепцию пленных. Может, именно поэтому они и не захватили долину Караэна — слишком уж успешно истребляли друг друга.

По большей части мне осталось разве что проехаться по заваленной трупами площадке и понаблюдать, как падают последние очаги стихийного сопротивления.

— Почему, почему? Ты дурак, бородатый чурбан, тупой коротышка! — надрывался один из лучников Вилы. Я узнал его. Тот самый толмач, что ходил с ним с самого начала. Ему отрубили руку, видимо потерял сознание и поэтому попал в плен. А сейчас очнулся. Его вязал один из моих чушпанов. Очень не умело вязал, надо сказать. Надо будет мастеркласс им устроить. Парнишка вырывался и кричал оскорбления идущему рядом со мной Хогспору. Тот не обращал внимания. Тогда парнишка переключился на других долгобородов — Вы идиоты, вы же были нам как братья! Вы предали нас ради надменного ублюдка! Который не считает вас людьми!

— Можешь убить его, мастер Хогспор, — сказал я. Долгобород, до этого демонстрировавший поистине каменную невозмутимость, тут же зарычал от ярости и искромсал бедолагу в рубленый фарш. Если бы куски были ещё чуть мельче, можно бы было в манты класть.

— Ладно, — вдруг сказал Сперат. — А можно мне спросить, «почему»?

— Потому что я Магн Итвис, — отрезал я.

Это нелепый ответ. Но некоторые ответы я приберегу только для сына. Вила хитрый подонок, умеющий выживать. И он навидался всяких ублюдков. И он неизбежно бы ударил в спину, в самый удобный для него момент. Это было очевидно даже для меня. Что было не очевидно для меня, и даже для многоопытного Вилы, так это то, что он играл не против меня, а против Вокулы. Именно мой казначей договорился с долгобородами, чтобы те втерлись в доверие к наемникам Вилы. Притворились, что с ними на одной стороне, если выяснится, что те затевают бунт. И убили их по первому приказу.

Я не верил в этот план, но Вокула и в самом деле будто насквозь видит людей. Вила, сам всегда готовый к предательству, по каким-то причинам поверил в искреннюю дружбу и привязанность клана не вполне людей. Для которых все мы, в конце концов, враги. Только вот я нужен Инсубрам сильнее, чем Вила. Все очень просто.

Отменять экспедицию я не стал. Пока слуги людей Дйева прокладывали гать через разрушенный участок дороги, мои чушпаны рубили на куски тела своих и чужих и бросали их в разведенный из остатков строений огромный костер.

На следующее утро, когда мы двинулись в глубь болот, влажный воздух был пропитан запахом горелого мяса и за нашими спинами все еще поднимался густой дым.

Я не удивлюсь если в моем родном мире до сих пор еще есть что-то вроде Ангкор Вата или развалин Древнего Египта, но про них не знают, потому что они в болоте. У меня мало опыта для серьезного сравнения, однако я почти уверен — даже джунгли и пустыня могут оказаться оказаться предпочтительнее для нескольких недель в них пребывания, чем болота.

«Это было ошибкой», — сказал я себе через четыре недели.

— Больше мы не можем тут оставаться, — сказал я на военном совете тем же вечером.

— Мы исполнили все приказы Совета Караэна! — Сказал я на утреннем построении перед полутора сотнями измученных людей и полусотней долгобородов. — Мы возвращаемся домой!

И это сделало их заметно счастливее.

Дикие Земли в этом болоте меня, честно говоря, слегка разочаровали. После всех рассказов о коварных плотоядных деревьях, о траве, которая режет людей на куски как ножами, о покрытых костяной броней медведях и добавляя к этому то, что я увидел в Кровавом Волоке — я ожидал нечто вроде локации с кучей монстров. Как в онлайн игре. Реальность оказалась прозаичнее и, одновременно, хуже.

После мучительного путешествия мы смогли преодолеть около шестидесяти километров по полуразрушенному тракту. В отличии от центральной дороги это ответвление было чуть ниже и поэтому местами затоплено. Вода, вернее тина, доходила до середины бедра. Через такие участки трудно было прогнать даже людей, не говоря уж о конях. Когда из тумана окружающих болот стали появляться зловещие руины, большинство испытало скорее облегчение — добрались хоть до чего-то.

Но самое тяжелое началось после. Бруно развил бурную деятельность и под его внезапным напором усталые люди начали разбирать древние дома, строить из них насыпи и исследовать всё вокруг.

Местная измененная живность была представлена в основном флуоресцентными цветами гигантских размеров, похожими на лотосы и полупрозрачными бабочками. С нами было несколько отрядов из Братства Охотников, выполнявших функции разведчиков — и, как выяснилось, дегустаторов. Потому что они быстро выяснили, что мясистая корневая луковица которой крепились цветы ко дну — съедобна. Цветы и крылья измененных бабочек оптом скупал Каар для своих алхимических надобностей, поэтому очень быстро вокруг всё было опустошенно и нетронутое волшебное болото, где-то даже красивое, превратилось в обычное. В вонючую грязь.