Человек обернулся, когда я подошла, и я увидела, что это была Хелена. Её лицо было серьёзным, и на ней всё ещё были те испачканные краской штаны.

— Лиз. Что ты здесь делаешь? — сказала она.

Я подняла руку в сторону маминого надгробия. — Не обижайся, но что ты здесь делаешь?

Она выглядела испуганной моим появлением, как будто я чему-то помешала. Она провела рукой по волосам и сказала: — Думаю, можно сказать, что мне нужно поговорить с твоей мамой.

— Почему?

— Что?

Я вдохнула через нос и попыталась остановить неожиданный приступ ярости.

— Ты не знала мою маму, поэтому я не понимаю, зачем тебе понадобилось с ней «поговорить». Ты никогда не общалась с ней, не слышала её голоса и даже не смотрела с ней «глупую» романтическую комедию, так что считай меня иррациональной, но мне кажется очень странным, что ты разбила лагерь там, где она похоронена.

— Я надеялась, что она, возможно, знает, как я могу достучаться до тебя. — Она быстро моргнула и поджала губы, скрестив руки на груди. — Послушай, Либби, я знаю…

— Не называй меня так.

— Что?

— Либби. Так она меня назвала, но это не значит, что ты должна так называть, хорошо?

— В чём дело? — Она произнесла это усталым голосом, в котором слышалось немного злости. — У меня такое чувство, что ты пытаешься поссориться со мной.

Я быстро моргнула. — Нет, не пытаюсь. — Определённо пытаюсь. Никто из тех, с кем я хотела поссориться, не разговаривал со мной. Так почему бы не с Хеленой?

— Точно?

— Да, точно.

— Потому что ты только что разозлилась, что я назвала тебя прозвищем, которым, как я слышала, тебя называли твой отец и сосед. Я не вижу, чтобы у тебя были проблемы с кем-то, кроме меня, говорящего это.

— Ну, они действительно знали её.

Она посмотрела на меня, выражая разочарование из-за того, каким неприятным ребёнком я была. — Я ничего не могу поделать с тем, что не знала.

— Я знаю. — Дело было не в том, знала она мою маму или нет; дело было в посягательстве на воспоминания о моей маме. На её наследие. Ведь не было иррациональным пытаться сохранить их в чистоте, не так ли?

Она вздохнула и опустила руки по швам. — Ты ведь знаешь, Лиз, что память о твоей матери не исчезнет, если ты станешь ближе ко мне.

— Извини? — Эти слова ощущались как физическая пощёчина, потому что, Боже, она только что озвучила мой самый большой страх. Как это не исчезнет, если Хелена станет ближе? Потому что, что бы он ни говорил, для моего отца она исчезла. Когда он теперь говорил о моей маме, он словно ссылался на какую-то историческую личность, которую он невероятно любил.

Её место в его сердце исчезло, и теперь она жила только в его голове.

Хелена наклонила голову и сказала: — Этого не будет. Ты всё равно будешь помнить её именно так, как и сейчас, даже если немного впустишь меня.

— Откуда ты это знаешь? — Я сморгнула слезы и ответила: — А что, если она и правда исчезнет? Я знаю, что ты отлично подходишь папе и суперкрутая, и я знаю, что ты здесь и останешься. Я всё это знаю, но это не меняет того факта, что ты здесь, а она нет, и это как-то дерьмово.

Её рот захлопнулся. — Конечно, это так. Я бы пропала без мамы. Я полностью понимаю, что это ужасное чувство. Но оттолкнув меня, ты не вернёшь её, Лиз.

Я шмыгнула носом и вытерла слезы со своих щёк. — Да, думаю, я знаю это, Хелена.

— Может быть, если мы…

— Нет. — Я стиснула зубы и пожелала, чтобы она исчезла, чтобы я могла поплакать и полежать на мягкой траве. Но если она не уйдёт, придётся уйти мне. Я вставила наушники, прокрутила до «Enter Sandman» группы Metallica и сказала: — Может быть, если ты просто оставишь меня в покое и позволишь мне жить своей жизнью, не пытаясь занять её место каждый раз, когда я оборачиваюсь, мы все будем счастливее.

Я не стала ждать, что она ответит. Я начала бежать тем же путём, что и пришла, только я подгоняла свои ноги, чтобы бежать так быстро, как только могла. Я вытерла щеки и попыталась отогнать печаль, но она не покидала меня до самого дома.

Я уже почти добралась до своего дома, когда увидела Уэса, выходящего из машины.

Он захлопнул дверь и начал переходить через улицу, туда, где была я, прежде чем заметил меня. Он кивнул мне подбородком и сказал: «Привет».

Привет. Как будто мы не целовались, не переписывались, не разговаривали по телефону и не ели вместе гамбургеры. Просто «привет». Вау, он действительно был придурком, не так ли? Я остановилась и выдернула один из наушников. — Привет. Кстати, спасибо, что помог мне заполучить Майкла. — Слова вырвались сами собой. Я осознавала собственную ужасность, ломая голову, что бы такое сказать, чтобы ему стало так же больно, как и мне, и, казалось, не могла остановиться.

Его глаза скользнули по моему лицу, прежде чем он сказал: — Конечно, хотя в его окружении всё ещё есть надоедливая Лэйни. Думаю, тебе придётся разобраться с этим, прежде чем ты официально «заполучишь» его.

— Не-а. — Я махнула рукой и с улыбкой подавила свои эмоции. — Он сказал мне, что не собирается предпринимать никаких действий.

— Сказал? — Он потёр бровь и с минуту смотрел мимо меня, прежде чем его пристальный взгляд вернулся к моему лицу. У меня перехватило дыхание, когда я посмотрела в те же глаза, которые были обжигающими и дикими для меня на переднем сиденье его машины. — Ну, тогда ты вот-вот получишь всё, чего когда-либо хотела, не так ли? Почему ты не сказала мне об этом раньше?

Эм, было трудно говорить, когда мы съезжали с обрыва, а потом ты поедал моё лицо. Я вдохнула через нос. Я была так зла на него — на себя — так чертовски разочарована, и я хотела заставить его почувствовать что-то из этого. — Как будто я правда собираюсь поделиться всеми своими секретами с человеком, который просто выручил меня и замещал Мистера Совершенство.

Он сглотнул и скрестил руки на груди.

— Хорошая мысль.

— Верно? — Я издала фальшивый смешок и сказала: — Без обид, но вы, парни, не можете быть более разными. Он — ресторан для гурманов, а ты — супер-весёлый спорт-бар. Он — лимузин, а ты — джип «Вранглер». Он — фильм, получивший «Оскар», а ты… фильм про автогонки. Оба хороши, но хороши для разных людей.

Эти тёмные глаза слегка сузились. — В этом есть какой-то смысл, Баксбаум?

— Не-а. — Я распустила свой хвост и запустила пальцы в волосы. Это было похоже на победу, судя по тому, как он был явно раздражён. — Просто благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал.

— Неужели.

— Да. — Я изо всех сил старалась растянуть рот в широкой счастливой улыбке. — Кстати, тебе стоит пригласить Алекс на выпускной.

— Да, я уже планировал.

Я почувствовала это сердцем. Представив, как он улыбается Алекс, я почувствовала, как в глазах начинает пощипывать. И сказала сквозь фальшивую улыбку: — Мы должны пойти всей компанией — это было бы весело.

Он выглядел рассерженным, когда сказал: — Тебе не кажется, что это плохая идея — смешивать «рестораны для гурманов» с «супер-весёлыми спорт-барами»?

Я пожала плечами. — Алекс похожа на очень хороший ресторан, так что я уверена, что если вы двое будете держаться вместе, то достигните, скажем, модного суши-бара.

Он посмотрел на меня как на отребье, и он был прав. Он покрутил ключи в пальцах и сказал: — Даже если так, я бы предпочёл пойти в одиночку с Алекс.

Затем его взгляд опустился на мою футболку и шорты для бега, и на его лице появилось жалостливое «я всё знаю» выражение. — Ой. Ты только от мамы.

Я моргнула. — А это здесь вообще при чём?

Он посмотрел на меня так, будто я должна была понять, что он имеет в виду.

— Что?

— Да ладно, неужели тебе так не хватает самосознания? Ты держишься за это представление о своей ангельской матери и романтических комедиях, как будто её самым большим желанием в жизни было, чтобы её дочь безумно влюбилась в гребаной старшей школе. То, что ей нравились эти фильмы, не значит, что если ты живёшь как настоящий подросток, ты её разочаровываешь.