Он остановился у прилавка и протянул свой талон. Я схватила его и сказала: — Мы можем дать вам двадцать четыре доллара за ваши записи.

Его мохнатые брови сошлись вместе, как две гусеницы, а губы приоткрылись. — Двадцать четыре доллара? Я точно знаю, что альбом Хампердинка сам по себе стоит как минимум столько же.

— Вероятно, вы правы, — начала я, отчаянно желая закатить глаза. Старые пластиночники были самыми худшими. Они всегда знали, сколько стоят их пластинки для других старых чуваков, и постоянно спорили со мной, когда я предлагала им половину суммы, за которую мы могли бы их продать. — Но в этом магазине мы сможем получить за них лишь малую часть этой суммы. Вы, конечно, можете придержать его, если думаете, что сможете продать его в интернете дороже.

Он пристально смотрел на меня, не говоря ни слова. Просто стоял и пялился на меня, как будто его властный взгляд должен был заставить меня съёжиться и начать швырять в него деньгами. Я работала в «Поддержанные книги Дика» уже три года и могла по одному взгляду на человека, входящего в магазин, определить, попытается он торговаться или нет.

Я смотрела в ответ, разумеется, с улыбкой, и ждала, когда он устанет строить из себя крутого. Прошло целых двадцать секунд, прежде чем он наконец сказал: — Мне не нужны две копии. Думаю, я приму ваше предложение.

Да, я знала, что вы согласитесь.

Я как раз вводила его карту, когда зазвонил колокольчик на входной двери.

— Доброе утро, — сказала я, не поднимая глаз от кассового аппарата.

— Вы не подскажете мне, где ваши книги о пердеже?

Я подняла глаза и увидела Уэса, выглядевшего пугающе серьёзным, и старина Джефф, перевёл взгляд в сторону Уэса.

— Простите? — Мне пришлось исказить лицо, чтобы не рассмеяться. Я не собиралась улыбаться его ребячеству. По крайней мере, не перед клиентом.

Уэс был одет в баскетбольные шорты и толстовку с надписью: «РАЗУМЕЕТСЯ НЕ ВСЕ СРАЖАЛИСЬ В КУН-ФУ»13, его тёмные волосы торчали вперёд, как будто он принял душ и провёл по ним рукой вместо того, чтобы воспользоваться расчёской. Я не знала, когда он успел стать таким высоким, худым и мускулистым, но, честно говоря, это был отличный вид.

Если вам нравятся такие парни, как Уэс.

— Ваши книги о пердеже. Алло? — Он сказал это с большим нетерпением, как будто это я вела себя странно из-за того, что просто смотрела на него. — Мне нужно облегчение, мэм. Где находятся книги по неотложным состояниям желудочно-кишечного тракта?

Я протянула старине Джеффу его деньги и квитанцию. — Большое спасибо и хорошего дня.

Он что-то пробормотал и положил деньги в бумажник, прежде чем покинуть магазин. Я посмотрел на Уэса и покачала головой. — Что с тобой не так?

Он пожал плечами. — Я смешной?

— Нет, я так не думаю. Почему ты здесь?

— Потому что я люблю книги и… — Он повернулся и осмотрел магазин позади него. — Пластинки.

— Вот как? Какая твоя любимая пластинка?

Он указал на альбом, который я только что купила у старины Джеффа. — Вот эта. Энгельберт Хампердинк.

— Неужели.

— Да. Никто не читает рэп так, как Динк. Я могу слушать, как этот Энгельберт, или, как я люблю его называть — Большой Э, выпаливает рифмы целыми днями.

— Серьёзно, почему ты здесь?

Он подошёл ближе к прилавку. — Мне нужно было поговорить с тобой, и твоя мачеха сказала, что ты здесь.

Мачеха. Для меня было бы нормально думать так о Хелене и называть её так, но по какой-то причине у меня никогда не получалось. Либо «мой папа и Хелена», либо «жена моего папы». Я жила с ней уже много лет, но для меня она по-прежнему было просто Хеленой.

— Что случилось?

— Майкл написал мне сегодня утром.

— Написал? — Мой рот широко раскрылся, и я издала визг, за который мне должно было быть стыдно, но не было, потому что это был всего лишь Уэс. Я похлопала в ладоши и сказала: — Что он сказал? Он упомянул меня? Что он сказал?

Он усмехнулся и покачал на меня головой, словно я объевшийся сахаром малыш.

— Итак, сегодня вечером мы всей компанией идём на игру.

— Это будет игра с мячом? — Я перевела пистолет для ценников на три доллара и начала наклеивать ценники на книги с распродажи. Я сказала Джосс, что пойду за платьем этим вечером, в основном потому, что мне нужно было создать возможность упомянуть о вечеринке до того, как она узнает об инциденте с рвотой в школе в понедельник. Если я смогу умилостивить её платьем, она, возможно, не будет слишком сильно упрекать меня по поводу вечеринки.

— Баскетбол, дурочка.

— Откуда мне это знать?

— Потому что сейчас баскетбольный сезон, и мы в плей-офф…?

Я просто пожала плечами и продолжила наклеивать ценники, что вызвало у него улыбку.

— В любом случае, мы с Майклом и ещё кое-кто из парней идём, и я подумал, что это может быть для тебя непринуждённым способом пообщаться без других девушек, затмящих тебя.

Я перестала наклеивать. — Ты серьёзно только что намекнул, что я невидимка, если в уравнении присутствуют другие девушки?

— Нет. Боже, какая ты чопорная. Я…

— Нет, это не так.

— Нет?

Я положила пистолет и упёрла руки в бёдра. — Нет, я определённо не такая.

Один уголок его рта приподнялся. — Ты носишь платье в магазине поддержанных книг, твой ежедневник страшно упорядочен, и каждый из твоих ценников идеально ровный. Чопорная.

Я прищурилась на него, закрывая свой ежедневник с замысловатой цветовой кодировкой и наклейками. — Это юбка и свитер, а не платье.

Я чертовски обожала свой клетчатый килт, кардиган с рюшами и почти новые, ни разу не облёванные лакированные туфли «Мэри Джейн».

— Какая разница. Когда все остальные в джинсах, ты в юбке.

Я закатила глаза. — Только потому, что мне нравятся платья и я организованная, это не значит, что я чопорная.

— Конечно, не значит.

Я подняла пистолет и начала наклеивать ценники быстрее, раздражённая тем, что он, похоже, презирает всё, чем я являюсь.

— Тогда заканчивай рассказывать мне о баскетболе, пока я не причинила тебе боль.

— В общем-то, всё. Если ты поедешь с нами, у тебя будет время показать, какой ты крутая, по дороге на игру.

Я снова остановилась наклеивать и представила нас с Майклом, потерянных в улыбках и глубоких разговорах на заднем сиденье тесной машины.

— Немного общения один на один с крутизной Лиз, да?

— Да поможет нам всем Бог.

Я провела пальцем по верхней части пистолета и спросила его: — А это не будет странно, что ты возьмёшь меня с собой?

Он пожал плечами. — Не-а. Всё отлично.

— Тогда, эм, да. — Я выпрямилась и снова опустил пистолет, взволнованная этой неожиданной возможностью. — Конечно. Я пойду.

— Но вот что, Лиз. — Он достал из кармана связку ключей и повертел их на пальце. — Не сердись на меня за то, что я так говорю, но я бы хотел помочь тебе с нарядом.

— Прости? — Я наклонила голову, не в силах поверить, что он сказал это мне. — Думаю, я справлюсь, но спасибо.

— Серьёзно, тебе нужно прислушаться ко мне.

— Если речь идёт о моде, то не должна. Без обид.

— Обиды есть, но дело не в этом. Дело в том, что никто не купится на идею, что ты просто смотришь на баскетбол, если на тебе платье с рюшами и туфли с цветочками.

Я сдула чёлку с глаз. — Беннетт, у меня есть пара джинсов, знаешь ли.

— Я удивлён. — Он положил ладони на стол и оперся на руки. Его лицо было ближе, и я отвлеклась на супер-светлые веснушки, которых никогда раньше не замечала, и на то, как его ресницы были не только длинными, но и идеально завитыми. — Но я уверен, что они даже не нормальные. Например… эм, это, наверное, те странные модные джинсы с талией, да? Или джинсы с наглаженными складками и манжетами внизу?

— Не-а.

— Ну, — сказал он, вздохнув, как будто это было важно, — я думаю, если ты серьёзно относишься ко всей этой истории с Майклом, тебе нужно расширить свой гардероб.