Из дома мы выехали почти в восемь. К Никольскому приехал кто-то из подчиненных, и они долго сидели в кабинете.

Не знаю сколько мы ехали, меня начало клонить в сон, и я отрубилась.

— Яна, просыпайся. Приехали.

Выхожу из сна, моргаю, глаза слепит яркий свет. Осматриваюсь — заехали в незнакомый гараж.

Выйдя на улицу, прямо из боковой двери во двор, не сразу разбираю во тьме местность. Мы идем к дому, но пройдя несколько метров, глаза привыкают к темноте, и я прихожу в ужас.

Это тот же дом, в который меня привозил Титов. За несколько шагов до входной двери я еще надеюсь, что эти коттеджи все одинаковые и, возможно, это другой. Но войдя в гостиную, испытываю полное потрясение. В пару секунд, я складываю картинку, и мне становится дурно. Матвей его племянник!

Я хватаюсь за плечо Никольского, в ушах появляется шум.

— Что с тобой?

— Ничего, просто голова закружилась. Уже нормально, — отлипаю от него.

Хаос, бушующий в мозгу, не дает возможности сориентироваться.

Как себя вести? Стоит ли ему сказать?

— Располагайся, — он помогает мне снять пальто, — я сейчас разберусь с одним распи*дяем, и поужинаем. Доставка будет через полчаса. А пока, любуйся видом.

Он улыбается и скрывается в кабинете. И только, когда слышу оттуда голоса, понимаю, что в доме мы не одни. От шока я даже не поняла, что в гостиной горел свет, когда мы вошли.

— Привет.

— Привет, — слышу в ответ голос Титова.

Меня пробирает дрожь, готова сквозь землю провалиться. Ну почему я раньше не поинтересовалась, кто его пресловутый дядя?

— Сколько раз говорить, если решил здесь зависнуть, позвони, узнай, может у меня есть планы на дачу?

— У меня был форс-мажор.

— Этот форс-мажор в спальне наверху? Или свет забыли выключить?

— Этот форс-мажор уже в машине.

— Не заметил, когда приехал. Может, убежала уже?

— Скорее спряталась.

— Бл*дь, детский сад. Матвей, давай заканчивай свои загоны! Это второй раз за два месяца. Что сложного? Собрался — набери, а уже потом тащи сюда своих телок.

— Ладно, извини. Не повторится.

— Все, топай. Ворота на ключ закрой, чтобы я не выходил.

— Закрою.

Титов выходит из кабинета, и мы встречаемся взглядами. Меня нещадно трясет, но я стараюсь не подавать вида. Сижу на диване, сложив ногу на ногу, скрестив руки, и смотрю прямо ему в глаза. Сейчас что-то произойдет — понимаю, пока парень отходит от шока.

Выражение его лица сменяется на гнев и даже ненависть.

— Что ты здесь делаешь?! — возмущенно повышает он голос.

— Приехала полюбоваться видом.

— Так вот как ты решила свои проблемы! Какого х*ра, Яна? Спала с ним уже, или только приехала отрабатывать?

Из двери кабинета вылетает разъяренный Никольский, резким движением разворачивает парня к себе и бьет кулаком в скулу. Тот отлетает и приземляется на диван.

— Ты совсем охр*нел?! Ты как разговариваешь?! — надвигается на него с таким видом, что мне становится страшно.

— Вадим, не надо! — я вскакиваю и встаю между ними.

— Исчезни! — его вид не сулит ничего хорошего и для меня, я теряюсь.

Он отодвигает меня в сторону. Хватает за барки Матвея и поднимает перед собой. У того разбита губа, из нее сочится кровь, он облизывает ее и неприязненно смотрит на родственника.

— Она тебе кто? — гремит Никольский.

— Преподаватель.

— Так какого х*ра ты с ней на «ты»?

— Имел общение за стенами колледжа, — словно камикадзе, дерзит парень.

За что получает еще раз кулаком в голову, только уже менее сильно.

Матвей отшатывается, слышу короткий стон. Но в этот раз он удерживается на ногах. Никольский делает к нему шаг.

— Вадик, пожалуйста, — у меня срываются слезы, — не бей его! Он же ребенок.

— Ребенок? — поворачивается он ко мне. — По вашим разговорам не сказал бы, что ты его именно так воспринимаешь.

— Отпусти его, давай поговорим, — я плачу и не могу остановить слезы.

Он поворачивается к Матвею, тому досталось сильно, щека красная и, похоже, болит голова, он держится за висок.

— Ноги в руки и вали отсюда!

Титов молча обходит Никольского, больше не говорит ни слова. Похоже, авторитет у того перед ним незыблемый. На выходе он бросает на меня злобный взгляд и выбегает, схватив куртку в руки, даже не одеваясь.

Когда за ним бахает дверь, я вытираю слезы и пытаюсь собрать себя в кучу, очень испугалась.

— У тебя шашни со студентами?

— Какие шашни? — прихожу в возмущение.

— Не включай дуру, ты четко поняла вопрос!

— Нет у меня с ним ничего, и не было.

Он идет к куртке, висящей на вешалке при входе, достает сигареты, возвращается к камину и закуривает, садясь на диван.

— Ты здесь была?

— Почему ты так решил?

— Яна, никогда не ври мне, нарвешься на проблемы. Оно тебе надо?

— Я просто хочу понять, почему ты это спросил.

— Потому что голова у тебя закружилась, когда ты обвела глазами обстановку. И зная пристрастия моего племянника таскать сюда всех подряд, дважды два сложить несложно.

Вздыхаю. Нужно все рассказать. Он все равно узнает.

— Он отбил меня на остановке от пьяных малолеток, которые отобрали мою сумку. А потом привез сюда. Мы просто разговаривали. Он рассказывал о своем детстве, о матери, о тебе.

— Ты что, травишь? Он никогда никому об этом не рассказывает.

— Значит, это было исключение.

— Почему вы на «ты»?

— Он доставал меня, как и других преподавателей. У меня было два варианта — стать объектом травли и терпеть выпады их компании или подружиться с ним. Я выбрала второй.

— Допустим, у вас дружба. Хотя это вообще ни в какие ворота не лезет. И ты больше не водишь дружбу с представителями мужского пола. Думаю, ты это помнишь… — киваю. — Что за претензии у него к тебе относительно меня? И откуда он знает про твои проблемы?

— Я в тот вечер, когда у меня появился Кириенко, на праздник в колледж не пришла. Он заподозрил, что что-то не так, приехал и наткнулся на хаос в моей квартире, вытащил меня полуживую из ванной.

— Как трогательно… А мне ты этого не рассказала, — топит Вадим со злостью.

— Я не знала, что он твой племянник. И этот эпизод не имел никакого смысла в моем рассказе.

Он затягивается последний раз и тушит сигарету в пепельнице, стоящей на столике, перед диваном.

— Он хотел тебя трахать, а ты ему отказала, — выносит вердикт Никольский.

Смотрю на него и понимаю, что с таким умным мужиком мне не светит тягаться. Что я там хотела? Чувствовать, предугадывать? Да он таких, как я, на завтрак ест.

— Одевайся. Я отвезу тебя домой.

Что-то внутри разрывается и расползается по организму ядом. Вот и поужинали.

В дороге никто не проронил ни слова. Уже под подъездом, перед тем как выйти из машины, я решаю последнее слово оставить за собой.

— Вадим, у нас был договор не вести разговоры о личной жизни, которые были до.

— Я помню. Спокойной ночи, Яна.

Выхожу из машины и в полном раздрае отправляюсь домой.

Вадим

— И, если вы, Андрей Тарасович, в ближайшее время не устраните проблемы с геодезистами, и нам придется заходить по этому делу в судебные тяжбы, вас ждет не просто лишение премии. Вы лишитесь должности!

— Я понял, Вадим Александрович. Я сейчас же займусь этим вопросом.

— Мирон Борисович, проконтролируй.

— Хорошо.

— Все свободны, — заканчиваю совещание.

Подчиненные с кислыми лицами разбредаются по своим рабочим местам. Достаю сигарету, чиркаю зажигалкой и подхожу к окну зала для совещаний.

Уверенный, что остался один, впадаю в свои мысли, но слышу за спиной звук еще одной зажигалки. Мирон.

— Что-то хотел? — спрашиваю, обернувшись вполоборота.

— У тебя все нормально? Ты чего такой озверевший?

— Потому что нужно вовремя всем пиз*юлей вставлять. Когда расслабляешься, они тоже расслабляются, а потом получается, как с этой застройкой.