– Мышкино подворье, – кашлянул тот через десять минут. – Приехали, Павел Олегович.

Ливень в Москве не унимался. Теплый летний ливень. Голда раскрыл протянутый водителем зонт и быстро зашагал к дверям банка. Он улыбался во весь рот и не подозревал об этом.

Пес смотрел из лоджии в темноту, по морде текли слезы... Боеприпас болел уже неделю и гулял у дома лишь по большой собачьей необходимости. Пять лет жизни с инвалидом Ландышевым изгрызли все его собачьи силы...

Пес помнил, как его купили куцехвостым щенком за две бутылки «Гжелки» и принесли в квартиру Викентия Романовича Ландышева.

– Живи, – разрешил хозяин, вытаскивая щенка из-за пазухи и опуская на пол. Он шутливо подтолкнул его под хвост. Малолетний собак ткнулся носом в линолеум и завизжал. У хозяина тогда еще были обе ноги, хотя с палкой он ходил уже тогда... Это потом, через две зимы, он их отморозит и их ампутируют много выше голеней.

Последние два года прошли особенно тягостно, большая квартира инвалида притягивала, как магнит, охочий до чужих квадратных метров сброд. И у Боеприпаса почти не осталось иллюзий, что хозяина оставят в живых... Он с трудом сдерживался от лая, когда несколько раз на дню приходилось терпеть незваных гостей, которые заходили в квартиру, как к себе домой, и пили вместе с Ландышевым.

Сегодня, когда Викентий Романович с утра надел протезы и ушел, пес ждал его до самой поздней ночи.

Боеприпас попил воды из-под крана, закрыл его носом и снова вернулся на свой стационарный пост в лоджию. Встав на задние лапы, он высунул морду на волю и стал дышать, глядя в темноту. Наконец, он дождался...

«Хозяин вернулся!» – с чувством гордости взвизгнул питбуль, увидев Ландышева в начале улицы... Хозяин шел и что-то напевал! Боеприпас навострил оба уха: нет, все-таки Викентий Романович кого-то прескверно материл, услыхал он и опустил уши.

На асфальте валялась газета, Ландышев наклонился и стоял некоторое время, читая под фонарем. Пес даже закрыл глаза, устав ждать... Неожиданно громко заскрежетал ключ в замке, и питбуль, очухавшись, побежал встречать хозяина.

– Песя мой, песя, – вздохнул неестественно трезвый в половине второго часа ночи Ландышев. – Баба мне нужна хорошая, баба... заметь, не мужик! – пока не уснул, бормотал Викентий Романович, бывший спецназовец, орденоносец и пьяница.

Утром повеселевший пес проснулся, выбежал на лоджию и огляделсяв поисках хороших баб... Он смотрел на улицу больше часа, но все бабы шли либо с мужьями, либо с детьми, и ни у одной на груди не висело плаката: «Ищу для создания крепкой семьи бывшего спецназовца и пропойцу, например, такого, как Викентий Романович Ландышев. Предпочтительно без ног».

Пес вздохнул, пожевал губами муху, которою поймал только что. Выплюнул ее и поглядел на храм пророка Илии.

Просто поглядел.

– Люди – это воспоминания, добрые, ужасные, стыдные и счастливые. Люди – это большие ходячие мемуары и несколько секунд настоящего. Прошлое для них материально. Оно дает силы жить и исправить все, что было неправильного раньше, – бубнил себе под нос звеньевой ангел Z все утро, пока ангелы мылись в бане.

У нескольких московских горемык, просивших счастья, оно не складывалось никак, а просто рассыпалось на глазах, едва начав строиться. И так – раз за разом, без конца...

– Может быть, оставим их без счастья? – осторожно предложил Старый ангел. – Жили они без него и еще проживут!

Ангелы уже снова сидели на крыше храма, обжитой ими за май и июнь, и загружали лэптопы.

Если бы только религиовед Регина Ростиславовна Майкопская, все еще бредившая доцентом Ксеноновым, в этот тишайший утренний час не спала бы похмельным сном, а смотрела в лупу на луковки собора пророка Илии, то, возможно, она заметила бы там ангелов, которые решали, откуда и как достать ей счастье, чтобы милая интеллигентная женщина с котом получила, наконец, свою порцию, а не пила виски «Белая лошадь», заламывая руки и беззвучно крича.

– Я думаю, есть смысл поискать среди ее соседей, – хмурясь, бормотал ангел Z.

Ангелы печально посмотрели на него.

– А что, если?.. – продолжил ангел Z.

– Нет, она кошмарная, – покачал головой Молодой ангел.

– Ну не настолько, – вздохнул Средний ангел.

– Тетка неплохая, – кивнул Старый ангел. – Вполне веселая... Просто грустно ей сейчас. С котом живет!

– А кот кастрированный, – подлил масла в огонь Молодой ангел.

– А Викентий с собакой, в смысле, с псом делит свои дни! – внезапно хлопнул себя по нимбу ангел Z.

Ангелы, не сговариваясь, посмотрели вниз на третий подъезд блочного дома на улице Цандера. Снизу на них смотрел участковый милиционер Балаков, но ангелы его не видели. Участковый смотрел из-под липы в большой армейский бинокль, и когда опустил его – глаза его едва не выходили из орбит.

Постояв так около получаса, участковый хлопнул себя по лбу, абсолютно тем же жестом, что и ангел Z, и направился к торцу пятиэтажки – в частный кабинет психотерапевта Курицы.

– С чего ты взял, что ему это нужно? – продолжили разговор ангелы на крыше.

– Характер этого пса позволяет судить о том, что он знает многое о хозяине и желает ему добра, – вздохнул ангел Z. – Надо все-таки попробовать им помочь.

– Да, он – боец и добрый друг, – буркнул Старый ангел. – Это очень типично для собак.

Ангелы замолчали. Их крылья были аккуратно сложены в кучку у трубы, и их слегка трепало ветром.

– Мужчинков бы, – вздыхала, просыпаясь, Регина Ростиславовна, – и съездить б на недельку в Тунис, в город Сусс.

Ближе к вечеру религиовед Майкопская, уютная женщина в очках, желтых бриджах и лиловом кружевном бюстье, без дела слонялась из угла в угол, когда ее взгляд неожиданно задержался на куполах храма.

– Акрополь был когда-то ультрамодным зданием, – проворчала она, щуря миндалевидные глаза под очками, – и если по-другому взглянуть на время и эту церкву перед домом... Внезапно Регина замолчала. Она увидела, что на пологой крыше храма сидит какой-то... – Мужик с крыльями! – воскликнула Регина Ростиславовна, всплеснув руками и призывая в свидетели кота.

Кот посмотрел и отвернулся. Дети в пижамах, как у привидений, предположил он, мяукнув.

– Этого не может быть! – выдохнула Майкопская. – Хотя, тут бабушка надвое сказала...

Она снова посмотрела на крышу. Но никого не увидела.

«На крыше пусто, как и в хлебнице у меня», – вздохнула Регина Ростиславовна, намерившаяся открыть банку шпротов и съесть бутерброд-другой с чаем.

– Еще успею в магазин, – глянула на часы Майкопская и прислушалась – где-то громыхал хеви-метал, а из окна пахло дождем. – Пожалуй, успею, – неуверенно повторила она и взглянула на кота.

Обычно, если затевался сильный ливень, кот чувствовал его приближение заранее и начинал искать в квартире убежище. В этот раз вислоухий спокойно лежал на подоконнике, и ветерок трепал его шерстку.

Регина Ростиславовна накинула плащ, нанизала на пальцы все восемнадцать своих перстней, метнула кошелек в сумку и помчалась вниз по лестнице, забыв захлопнуть дверь.

– Успею в магазин, что же, до утра голодать?

С ворчанием пробежав темный подъездный холл, Майкопская выскочила на улицу. Со стороны, несмотря на ужасную спешку, она смахивала, ни много ни мало, на законную супругу Жириновского, то есть выглядела для своих лет великолепно. Навстречу ей из магазина шагал пятидесятилетний сосед-изобретатель с четвертого этажа – розовощеко-пухлый здоровяк с голубыми глазами. Про таких обычно судачат, мол, «вечный ребеночек». У Регины Ростиславовны с соседом был вялотекущий роман (около десяти лет).

– Рег-гиночка, – поймал руками Майкопскую сосед. – Вот, з-завела к-котика и п-перестала м-м-меня л-л-любить! – и закружил Регину Ростиславовну на месте. – А у т-тебя в-в-вишневая п-п-помада?..