Аналогичные ограничения существуют среди юкагиров, якутов, а также и среди камчадалов.[258] Запреты американских эскимосов, относящиеся к охоте, более сложны и строги.[259]
«Существа»-хозяева озер, рек и морских заливов питают отвращение к железу. Если во время ловли рыбы или тюленя в воду упадет и потонет какой-нибудь железный предмет, то ловля прекращается. Подобное же представление существует и среди обрусевших юкагиров. Запрещается убивать каким-нибудь железным орудием живую рыбу, только что вытащенную из воды. Запрещается убивать орлов и морских птиц из рода Synthliborhamphus antlquus Gm. Убийство орла приносит бурю, а убийство названных морских птиц — туман. Этих птиц можно убивать только в определенное время. Если охотник встретит птицу-самку с птенцами, то птенцов он может убить, но должен сразу же убежать, чтобы птица-мать не могла отомстить ему за смерть ее птенцов. Если же она полетит за ним, то он должен показать ей талисман, представляющий собой высушенный труп птицы такой же породы. Такой талисман охотник постоянно возит с собой в байдаре для этой цели. Птица пугается талисмана и отказывается от преследования. Тело птенца, убитого при таких обстоятельствах, может служить амулетом, приносящим счастье в морской охоте. С появлением коротких винтовок, приобретаемых у американцев, запрет, касающийся птиц, сделался менее строгим. Но все же, когда мы однажды хотели во время нашей остановки в селении Uŋasik убить несколько птиц для зоологической коллекции, жители поселка настойчиво просили нас не убивать слишком много, так как иначе сойдет туман и наступит непогода, что повлечет за собой голод и другие лишения.
На ночевке во время поездки палка, воткнутая в землю для подвешивания котла над огнем, должна быть обращена своей верхушкой по направлению пути. Некоторые запреты, относящиеся к пище, будут приведены мною в главе о пище. Запреты, касающиеся необходимого выбора и принесения жертвы при выламывании куска песчаного камня для выделки лампы, также будут отмечены в соответственных главах.
Как у оленных, так и у приморских чукоч существует запрещение выбрасывать крошки и остатки пищи. Оленеводы исполнение этого запрета связывают с удачей в оленеводстве. Так, например, они говорят, что если обглодано не все мясо с оленьей кости, то олени заболеют. Если на ножных костях остаются объедки мяса, то в стадо приходит копытная болезнь и т. д. Поэтому женщины тщательно собирают все остатки пищи, в особенности кости, и сжигают их на огне. Приморские жители считают, что «существо» моря обижается на всякую небрежность по отношению к остаткам пищи, которую оно дает людям.
Но все же они менее осторожны по отношению к остаткам пищи, чем оленеводы, в особенности в то время, когда они в изобилии обеспечены пищей. Во время еды запрещается петь или свистать. Во время снятия шкуры со зверя никто не должен смеяться.
Я уже отмечал выше запрет, касающийся обмена огнем. Подобный же запрет существует относительно продажи какой-либо вещи «близкой сердцу» — независимо от того, представляет ли она высокую или низкую ценность. Человек может продать свою новую нарту, но если он уже долгое время владел и пользовался ею, то он не должен передавать ее другому человеку. Подобным же образом человек не должен продавать ездового оленя, принадлежащего к упряжке, которой он больше всего пользуется, но он свободно может продать запасного ездового оленя или грузового. Это обстоятельство объясняет кажущееся противоречие в сообщении Kennan'а, который говорит, что он не мог купить у чукоч живого оленя,[260] несмотря на то что продажа живых оленей существует на всей чукотской территории. Kennan, конечно, хотел купить для себя хорошего ездового оленя, что было далеко не просто сделать. При продаже живого оленя следует выдернуть прядку волос из его гривы или с головы. Волосы эти надо бросить в огонь семейного очага, тогда никакая часть удачи в оленеводстве не уйдет с проданным оленем.
У азиатских эскимосов существует запрет, не допускающий дольше пяти лет жить в чужой земле. Здесь мы сталкиваемся с таинственным значением числа пять.[261] При этом под «родной землей» понимается родной поселок и его окрестности. Но более отдаленные эскимосские поселки считаются уже «чужой землей». Туземцы рассказывали мне, что те семьи, которые пять лет прожили на чужой земле, должны или сразу вернуться или считать себя изгнанными с родины. В последнем случае они должны стараться завязать близкие сношения с «духами» своего нового местожительства. И действительно, хотя многие семьи американских эскимосов часто переселяются с места на место, в зависимости от превратностей тюленьего промысла, все же они редко уходят очень далеко от своего первоначального местожительства, но даже и в случае далекого ухода стараются при малейшей возможности вернуться в свое родное селение. Так, большинство жителей селения Ien в бухте Провидения почти каждую весну идут в поселок Eunmun, лежащий недалеко от берега, где легче и удобнее охотиться на тюленей, но после окончания охоты они возвращаются в свою «родную» землю. Что касается более отдаленных селений, то мне известен случай, когда несколько семей родом из селения Uŋasik, жившие четыре года в селении Imtun, на пятый год летом возвратились в родной поселок. Я знаю несколько других подобных же случаев.
У приморских чукоч такой запрет едва ли мог бы утвердиться, так как они гораздо более неусидчивы и в сущности являются полукочевниками. Сверх того, для приморских чукоч слишком привлекательны оленные стойбища ближайшей страны, чтобы они могли связать себя подобным запретом.
Другой запрет азиатских эскимосов не допускает совершать длинную поездку со всей семьей и домашним скарбом на нартах, запряженных собаками. Такие поездки должны совершаться исключительно в летнее время и только на большой кожаной семейной байдаре.
У азиатских эскимосов существует запрет, который относится к байдарам, идущим в открытое море на охоту за морским зверем. Запрещается везти на этих байдарах провизию, свежую воду и в особенности топливо для варки пищи. Считается, что разведение огня в лодке, выехавшей в открытое море, сильно вредит охоте. Поэтому охотники, чтобы утолить жажду, могут лишь сосать морской лед, если находятся годные куски, или же проглатывать клейкую жидкость, взятую из внутренностей тюленей или моржей.
Обычной пищей, которую берут с собой охотники, является сырое или сушеное мясо. Пользоваться холодным вареным мясом разрешается только после прилета тупиков, которых поэтому часто называют просто «вареными». Однако варить пищу в лодке все же не разрешается. Для охотников считается вполне достаточной пищей кусок сырого свежего мяса, отрезанный от убитого ими зверя. Приморские жители едят хрящи, внутренности и жир в сыром и вареном виде. Поэтому такое ограничение не является особенно тягостным для охотников.
Трудно сказать, что могло явиться причиной возникновения такого странного запрета. Туземцы сами сознают, что это ограничение очень вредит успехам охоты, так как охотники не могут отъезжать далеко от берега. Однако они говорят, что Морское существо установило этот запрет из опасения, чтобы не слишком много охотников погибло в море. Морское существо дало приморским жителям ясный приказ, чтобы они не отваживались заходить в море дальше той линии, за которой уже не видно берега, а для полной безопасности оно установило еще и этот запрет.
У северо-океанских чукоч, однако, не существует таких запретов. Они берут с собой в море вареное мясо, воду, топливо, шкуры и подстилки. Находясь в открытом море, они раскладывают огонь на большом куске дерна или в плоском ящике, наполненном песком, и варят пищу на этом импровизированном очаге. Благодаря этому они могут выезжать в море гораздо дальше той линии, за которой уже не видно берега. В байдаре они едят и спят и часто проводят на море два-три дня, что, конечно, дает им больше шансов на удачную охоту. Для возвращения они рассчитывают на северный ветер, который дует часто и приносит их байдары к берегу.
