93 Низкорослый, большелобый, Эстетический пробор, Но в глазах ни тени злобы, Хоть он критик с неких пор. Он в газетах пишет... — ой ли? И под силу ли ему В этом авгиевом стойле Успокоить кутерьму? И такие ль Геркулесы С ярким пламенем в глазах, Попадая в лапы прессы, Забывали стыд и страх? А он мог бы быть свободным, Как форель в ее реке, Быть художником голодным На холодном чердаке. 94 Желтое поле, Солнечный полдень, Старая липа. Маленький мальчик Тихо читает Хорошую книгу. Минут годы, Маленький мальчик Станет взрослым И позабудет Июльский полдень, Желтое поле. Лишь умирая. Уже холодный, Вдруг припомнит Былое счастье, Яркое солнце, Старую липу, Хорошую книгу, А будет поздно. 95 Рядами тянутся колонны По белым коридорам сна. Нас путь уводит потаенный И оглушает тишина. Мы входим в залу исполинов, Где звезды светят с потолка, Где три крылатые быка Блуждают, цоколи покинув; Где, на треножник сев стеклянный, Лукаво опустив глаза, Бог с головою обезьяны, С крылами, точно стрекоза, Нам голосом пророчит томным: «Луна вам будет светлый дом Или Сатурн — с его огромным И ярко-пламенным кольцом. Там неизвестны боль и горе, Там нет измен и злой молвы, На звездоплещущем просторе Получите бессмертье вы. Вы всё забудете, что было, Своих друзей, своих врагов, В вас вспыхнет неземная сила И мудрость ясная богов. Решайтесь же!..» Но мы молчали, И он темнее тучи стал, И взгляд его острее стали Колол и ранил, как кинжал. Он, потрясая гривой рыжей, Грозил нам манием руки, Его крылатые быки К нам подходили ближе, ближе. Но мы заклятье из заклятий В тот страшный миг произнесли И вдохновенно, как Саади, Воспели радости земли. 96
Далеко мы с тобой на лыжах Отошли от родимых сел. Вечер в клочьях багряно-рыжих, Снег корявые пни замел. Вместе с солнцем иссякла сила, И в глаза нам взглянула беда. И тогда ты меня любила, Целовала меня ты тогда. А теперь ты опять чужая, И улыбка твоя — не мне. Недоступнее Божьего рая Мне дорога к снежной стране. 97 Когда, изнемогши от муки, Я больше ее не люблю, Какие-то бледные руки Ложатся на душу мою. И чьи-то печальные очи Зовут меня тихо назад, Во мраке остынувшей ночи Нездешней любовью горят. И снова, рыдая от муки, Проклявши свое бытие, Целую я бледные руки И тихие очи ее. 98. Ангел Крылья плещут в небесах, как знамя, Орлий клекот, бешеный полет — Половина туловища — пламя, Половина туловища — лед... 99 Конквистадор в панцире железном, Признаю без битвы власть твою И в сопротивленьи бесполезном Не грущу, а радостно пою — В панцире железном, в тяжких латах, — Бант, сидящий словно стрекоза, В косах золотисто-рыжеватых, И твои зеленоватые глаза, Как персидская больная бирюза. 100 Природе женщины подобны, Зверям и птицам — злись не злись, Но я, услышав шаг твой дробный, Душой угадываю рысь. Порой ты, нежная и злая, Всегда перечащая мне, Напоминаешь горностая На ветке снежной при луне. И редко-редко взором кротким, Не на меня глядя, а вкруг, Ты тайно схожа с зимородком, Стремящимся лететь на юг. 101 Моя мечта летит к далекому Парижу, К тебе, к тебе одной. Мне очень холодно. Я верно не увижу Подснежников весной. Мне грустно от луны. Как безнадежно вьется Январский колкий снег. О, как мучительно, как трудно расстается С мечтою человек. 102 В ущелье мрачном и утробном Аму-Дарьяльских котловин Всегда с другим, себе подобным, Холодный греется рубин. Быстротекущая, как воздух, Как жизнь бессмертная, Любовь В камеях, людях, птицах, звездах Торопит огненную кровь. И никогда я не покину Мечту, что мы с тобой вдвоем, Прижавшись, как рубин к рубину, Тоскуем, плачем и поем. |
