30. Лес В том лесу белесоватые стволы Выступали неожиданно из мглы, Из земли за корнем корень выходил, Точно руки обитателей могил. Под покровом ярко-огненной листвы Великаны жили, карлики и львы, И следы в песке видали рыбаки Шестипалой человеческой руки. Никогда сюда тропа не завела Пэра Франции иль Круглого Стола, И разбойник не гнездился здесь в кустах, И пещерки не выкапывал монах. Только раз отсюда в вечер грозовой Вышла женщина с кошачьей головой, Но в короне из литого серебра, И вздыхала и стонала до утра, И скончалась тихой смертью на заре, Перед тем как дал причастье ей кюре. Это было, это было в те года, От которых не осталось и следа, Это было, это было в той стране, О которой не загрезишь и во сне. Я придумал это, глядя на твои Косы — кольца огневеющей змеи, На твои зеленоватые глаза, Как персидская больная бирюза. Может быть, тот лес — душа твоя, Может быть, тот лес — любовь моя, Или, может быть, когда умрем, Мы в тот лес направимся вдвоем. 31. Персидская миниатюра Когда я кончу наконец Игру в cache-cache [2] со смертью хмурой, То сделает меня Творец Персидскою миниатюрой. И небо точно бирюза, И принц, поднявший еле-еле Миндалевидные глаза На взлет девических качелей. С копьем окровавленным шах, Стремящийся тропой неверной На киноварных высотах За улетающею серной. И ни во сне, ни наяву Не виданные туберозы, И сладким вечером в траву Уже наклоненные лозы. А на обратной стороне, Как облака Тибета чистой, Носить отрадно будет мне Значок великого артиста. Благоухающий старик, Негоциант или придворный, Взглянув, меня полюбит вмиг Любовью острой и упорной. Его однообразных дней Звездой я буду путеводной. Вино, любовниц и друзей Я заменю поочередно. И вот когда я утолю Без упоенья, без страданья Старинную мечту мою — Будить повсюду обожанье. 32
С тобой мы связаны одною цепью, Но я доволен и пою. Я небывалому великолепью Живую душу отдаю. А ты поглядываешь исподлобья На солнце, на меня, на всех, Для девичьего твоего незлобья Вселенная — пустой орех. И всё-то споришь ты, и взоры строги, И неудачней с каждым днем Замысловатые твои предлоги, Чтобы не быть со мной вдвоем. Но победительна ты и такою, И мудрость жгучая твоя Преображается моей мечтою В закон иного бытия. 33 Ветла чернела. На вершине Грачи топорщились слегка, В долине неба синей-синей Паслись, как овцы, облака. И ты с покорностью во взоре Сказала: «Влюблена я в Вас». Кругом трава была, как море, Послеполуденный был час. Я целовал пыланья лета — Тень трав на розовых щеках, Благоуханный праздник света На бронзовых твоих кудрях. И ты казалась мне желанной, Как небывалая страна. Какой-то край обетованный Восторгов, песен и вина. 34 От всех заклятий Трисмегиста — Орфеевых алмазных слов Для твари, чистой и нечистой, Для звезд и адовых столбов Одно осталось. Но могуче Оно как ты. Ему дано И править молнией летучей, И воду претворять в вино. И все мы помним это имя, Но только редко говорим. Стыдимся мы входить слепыми В сияющий Иерусалим. Ты, стройная, одно несмело Сказала: «Вот пришла любовь!» И зазвенела, и запела, Ожила огненная кровь. Я на щеке твоей, согретой Лучами солнца, целовал И тени трав, и пламень лета, И неба синего кристалл. 35. Подражанье персидскому Из-за слов твоих, как соловьи, Из-за слов твоих, как жемчуга, Звери дикие — слова мои, Шерсть на них, клыки у них, рога. Я ведь безумным стал, красавица. Ради щек твоих, ширазских роз, Краску щек моих утратил я, Ради золотых твоих волос Золото мое рассыпал я. Нагим и голым стал, красавица. Для того чтоб посмотреть хоть раз, Бирюза — твой взор или берилл, Семь ночей не закрывал я глаз, От дверей твоих не отходил. С глазами, полными крови, стал, красавица. Оттого что дома ты всегда, Я не выхожу из кабака, Оттого что честью ты горда, Тянется к ножу моя рука. Площадным негодяем стал, красавица. Если солнце есть и вечен Бог, То перешагнешь ты мой порог. |
