43. Канцона И совсем не в мире мы, а где-то На задворках мира средь теней. Сонно перелистывает лето Синие страницы ясных дней. Маятник, старательный и грубый, Времени непризнанный жених, Заговорщицам секундам рубит Головы хорошенькие их. Так пыльна здесь каждая дорога, Каждый куст так хочет быть сухим, Что не приведет единорога Под уздцы к нам белый серафим. И в твоей лишь сокровенной грусти, Милая, есть огненный дурман, Что в проклятом этом захолустьи Точно ветер из далеких стран. Там, где всё сверканье, всё движенье, Пенье всё, — мы там с тобой живем. Здесь же только наше отраженье Полонил гниющий водоем. 44. Слоненок Моя любовь к тебе сейчас — слоненок, Родившийся в Берлине иль Париже И топающий ватными ступнями По комнатам хозяина зверинца. Не предлагай ему французских булок, Не предлагай ему кочней капустных, Он может съесть лишь дольку мандарина, Кусочек сахара или конфету. Не плачь, о нежная, что в тесной клетке Он сделается посмеяньем черни, Чтоб в нос ему пускали дым сигары Приказчики под хохот мидинеток. Не думай, милая, что день настанет, Когда, взбесившись, разорвет он цепи И побежит по улицам, и будет, Как автобус, давить людей вопящих. Нет, пусть тебе приснится он под утро В парче и меди, в страусовых перьях, Как тот, Великолепный, что когда-то Нес к трепетному Риму Ганнибала. 45. Шестое чувство Прекрасно в нас влюбленное вино И добрый хлеб, что в печь для нас садится, И женщина, которою дано, Сперва измучившись, нам насладиться. Но что нам делать с розовой зарей Над холодеющими небесами, Где тишина и неземной покой, Что делать нам с бессмертными стихами? Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать. Мгновение бежит неудержимо, И мы ломаем руки, но опять Осуждены идти всё мимо, мимо. Как мальчик, игры позабыв свои, Следит порой за девичьим купаньем И, ничего не зная о любви, Всё ж мучится таинственным желаньем; Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая, почуя на плечах Еще не появившиеся крылья, — Так век за веком — скоро ли, Господь? — Под скальпелем природы и искусства Кричит наш дух, изнемогает плоть, Рождая орган для шестого чувства. 46
У ворот Иерусалима Ангел душу ждет мою, Я же здесь, и, Серафима Павловна, я Вас пою. Мне пред ангелом не стыдно, Долго нам еще терпеть, Целовать нам долго, видно, Нас бичующую плеть. Ведь и ты, о сильный ангел, Сам виновен, потому Что бежал разбитый Врангель И большевики — в Крыму. 47 «О дева Роза, я в оковах», Я двадцать тысяч задолжал, О сладость леденцов медовых, Продуктов, что творит Шапшал. Но мне ничуть не страшно это, Твой взор, как прежде, не суров, И я курю и ем конфеты, «И не стыжусь моих оков». 48. Ольга «Эльга, Эльга!» — звучало над полями, Где ломали друг другу крестцы С голубыми, свирепыми глазами И жилистыми руками молодцы. «Ольга, Ольга!» — вопили древляне С волосами желтыми, как мед, Выцарапывая в раскаленной бане Окровавленными ногтями ход. И за дальними морями чужими Не уставала звенеть, То же звонкое вызванивая имя, Варяжская сталь в византийскую медь. Всё забыл я, что помнил ране, Христианские имена, И твое лишь имя, Ольга, для моей гортани Слаще самого старого вина. Год за годом всё неизбежней Запевают в крови века, Опьянен я тяжестью прежней Скандинавского костяка. Древних ратей воин отсталый, К этой жизни затая вражду, Сумасшедших сводов Валгаллы, Славных битв и пиров я жду. Вижу череп с брагой хмельною. Бычьи розовые хребты, И валькирией надо мною, Ольга, Ольга, кружишь ты. 49. Пьяный дервиш Соловьи на кипарисах и над озером луна, Камень черный, камень белый, много выпил я вина, Мне сейчас бутылка пела громче сердца моего: «Мир лишь луч от лика друга, всё иное — тень его!» Виночерпия взлюбил я не сегодня, не вчера. Не вчера и не сегодня пьяный с самого утра, И хожу и похваляюсь, что узнал я торжество: Мир лишь луч от лика друга, всё иное — тень его! Я бродяга и трущобник, непутевый человек, Всё, чему я научился, всё забыл теперь навек, Ради розовой усмешки и напева одного: «Мир лишь луч от лика друга, всё иное — тень его!» Вот иду я по могилам, где лежат мои друзья, О любви спросить у мертвых неужели мне нельзя? И кричит из ямы череп тайну гроба своего: «Мир лишь луч от лика друга, всё иное — тень его!» Под луною всколыхнулись в дымном озере струи, На высоких кипарисах замолчали соловьи, Лишь один запел так громко, тот, не певший ничего: «Мир лишь луч от лика друга, всё иное — тень его!» |
