Глава четвертая Луна склонялась, но чуть-чуть, Когда они пустились в путь Не по тропинке, сквозь бурьян, Луи, и Мик, и павиан. Луи смеялся и шутил, Мешок с мукою Мик тащил, А павиан среди камней Давил тарантулов и змей. Они бежали до утра, А на день спрятались в кустах, И хороша была нора В благоухающих цветах. Они боялись, их найдут! Кругом сновал веселый люд Рабы, священники, жнецы, При мулах с вьюками купцы, А ночь настала — снова в путь! Успели за день отдохнуть, Идти им вдвое веселей Средь темных и пустых полей И замечать с хребта горы Кой-где горящие костры; Однажды утром, запоздав, Они не спрятались меж трав И не видали, что в кустах Их ждет совсем нежданный враг Пантер опаснее стократ, Огромный и рябой солдат: Он Мика за руку схватил, Ременным поясом скрутил. «Мне улыбается судьба, Поймал я беглого раба», — Кричал. — «И деньги и еду За это всюду я найду». Заплакал Мик, а павиан Рычал, запрятавшись в бурьян. Но страшно побледнев, Луи Вдруг поднял кулаки свои И прыгнул бешено вперед: «Пусти, болван, пусти, урод! Я — белый, из моей земли Придут большие корабли И с ними тысячи солдат... Пусти, иль будешь сам не рад!» «Ну, ну, — ответил, струсив, плут, Идите с Богом, что уж тут». Потом пошли они в глуши Где не встречалось ни души И слышат путники вдали Удары бубна, гул земли Пред ними странный караван, Как будто огненный туман, Пятьсот высоких негров вряд Горящие стволы влачат. Другие пляшут и поют, Трубят в рога и в бубны бьют, А на носилках из парчи Царевна смотрит и молчит. То дочка Мохамет-Али, Купца из Йеменской земли, Которого нельзя не знать, — Так знатен он богат и стар, — Наряды едет покупать Из Дире-Дауа в Харрар. Прошел, как призрак, караван И Мик, вздыхая, говорил: «Не надо мне счастливых стран, Когда б рабом ее я был. Она, поклясться я готов, — Дочь духа доброго лесов. Живет в немыслимом саду, В дворце, похожем на звезду. И никогда, и никогда Мне, Мику, не войти туда!» Луи смеялся: «Ну не трусь, Войдешь, как я на ней женюсь!» Еще два дня и им тогда Открылась горная гряда, Отвесной падая стеной Куда-то в сумрак голубой Вились карнизы вдоль стены Пещеры страшной глубины Чернели; около воды Склонялись красные плоды И слышался немолчный рев, Гул многих тысяч голосов Довольный крикнул павиан, Что это город обезьян. Глава пятая Луи сидит на камне, Мик Кусает сахарный тростник, А хлопотливый павиан Собрать подумал обезьян И вверх и вниз, во все концы, Уже разосланы гонцы Они вбегают в каждый грот, Зовут играющий народ Сойтись и вместе обсудить, Как им отныне надо жить, Чтоб не стыдиться пред людьми, Хоть и друзьями и детьми. Собрались все и сели вкруг. Совсем покрыв просторный луг, Из трещин, пропастей глухих Торчали мордочки одних, Других с отвесной высоты Свисали длинные хвосты; И все галдели вереща, Толкаясь или блох ища И бегая вперед, назад, Как рой веселых бесенят Но крикнул старый павиан «Молчать!» и замер шумный стан. Какой-то умник произнес: «Не надо на хвосте волос, Скорей их выщиплем и вот Мы будем избранный народ». «Ну это вздор», — сказал другой. Мы лучше рев изменим свой Что ав, да ав?! Вот ва и ва — Совсем другое, как слова. Но старый павиан пинок Безжалостный ему дал в бок И поднял лапу, говоря: «Не то! Мы выберем царя!» И все залаяли за ним: «Царя, царя, хотим, хотим — Ты самый старый, будь царем... Нет, лучше Мика изберем... Не надо Мика! Что нам Мик? Луи... он властвовать привык! Луи! Нет Мика! Нет, Луи!» И зубы острые свои Оскалив злятся... Наконец Решил какой-то молодец: «Луи в штанах: он чародей... К тому ж он белый и смешней». Луи суровым был царем. Он не заботился о том, Что есть, где пить, как лучше спать, И все сбирался воевать, Приняв в союз других зверей, Прогнать из Африки людей, Иль крокодила из реки Загнать в густые тростники, Но ни за что его народ Не соглашался на поход. И огорченный властелин Бродил печален и один. Глава шестая Дымился над землей туман, И кучки сонных обезьян Спешили в логова свои, Когда ушел от них Луи; Ушел, а Мик не спал всю ночь, Тоски не в силах превозмочь; Под утро лишь забылся он, И взял его могучий сон В совсем чудесную страну, Всего вернее, на луну. Проснулся... Старый павиан Собрал сильнейших обезьян. Они спустились, говоря, Что хорошо б вернуть царя; Порой, сплетя свои хвосты, Чрез бездны строили мосты, Пока пред ними темный лес В тумане зыбком не воскрес И не мелькнули меж стволов Клыки и хоботы слонов, Тогда они уселись; Мик Пошел один и в глушь проник. Пред ним поляны ровный круг Кончался зарослями вдруг И посреди его была, Как низкий белый дом, скала. На той скале Луи лежал, Руками раны зажимал, А восемь яростных пантер Кружились возле... Из пещер Еще спешили... Отражал Всю ночь их мальчик и устал. От дел правленья он отвык, И, пролетая, крикнул Мик, Ему показывая шиш: «Зачем ты куришь, не царишь?» И тот ответил: «Я курю Затем, что следует царю!» Чрез многоводный Сенегал В трущобы Конго Мик влетел, И как потом он проклинал Тот неприветливый предел! Там оголтелый людоед С ножом за ним пустился вслед, И голых полчища богов Со свежей кровью на губах Вдруг подняли ужасный рев На каменных своих столбах. В ловушки, скрытые средь скал, Жираф ногами попадал. Как ряд степей, бегущих вдаль, Потом открылся Трансвааль, И Мик запомнил навсегда Деревни, села, города, Где жили тысячи людей, Не черных — белых, всех вождей. У школы, дома одного, Чуть не оставили его. Старик, почтенный, словно царь, Сказал: «Садись-ка за букварь!» Забился Мик, его жираф Вспотел, насилу ускакав. «На север!» — крикнул Мик. И вот Они вошли в страну болот В верховьях Нила; там сильны Загадочные колдуны И могут, дергая струну, Заставить мучиться луну. Для них пылающий жираф Был самой легкой из забав, И безопасно ехал Мик Средь заклинательных костров, Как вдруг пред ним опять возник Седой и мудрый дух лесов. «Ну, ты наездник молодец!» — Сказал он Мику как отец, А Мик, поникнув головой, Шептал: «Мне хочется домой! Мне кажется, что я умру, Коль не достану инджиру И не понюхает мой нос В Адис-Абебе красных роз». Дух рассмеялся: «Ну, иди! Ты счастье встретишь впереди. Я ж три подарка дам тебе, Помощников в твоей судьбе: Теперь поймешь свободно ты, Что шепчут звезды с высоты», И над могилою Луи Колени Мик склонил свои И слышал в небе звездный крик: — «Луи, он счастлив, он в раю, Там Михаил Архистратиг Его зачислил в рать свою». — И престарелый павиан, Что стал царем у обезьян, Целуясь с Миком, уверял, Что тот совсем мужчиной стал. И встреться с ним Ато Гано, Тому бы не было смешно. |
