В Адис-Абебе праздник был,

Гано подарок получил,

И, возвратясь из царских зал,

Он Мику весело сказал:

«Хоть был мятежник твой отец,

Но ты мне нравишься, малец.

В знак ласки руку я мою

Поцеловать тебе даю!»

Но Мик не слушал ничего,

За что и высекли его.

Прошло три года. Служит Мик,

Хотя он слаб и невелик,

Когда катается Гано,

Бежит за ним, скача смешно,

Несет ружье его и щит,

У двери мула сторожит;

Порою от насмешек слуг

Он убегал в соседний луг,

Где жил, привязан на аркан,

Большой косматый павиан.

Он никого не подпускал,

Зубами щелкал и рычал

И слуги ждали, что вот, вот

Он ослабеет и умрет.

Его жалея, скоро Мик

К его характеру привык

И, видя Мика, павиан

Не бесновался как шайтан

Обнявшись и рука в руке,

На обезьяньем языке

Они делились меж собой

Мечтами о стране иной,

Где каждый счастлив, каждый сыт,

Играет вдоволь, вдоволь спит,

Поведал Мику павиан

О вольной жизни обезьян.

— Ночь целую они в горах,

Куда не доберется враг.

Где в теплой темноте пещер

Ни леопардов, ни пантер;

А утром все сбегают вниз

Есть кактус, смоквы и маис,

Порой заходят далеко

Сдоить парное молоко

У перепуганных овец,

А старый, весь седой самец,

Сев на гнездо термитов ждет

И охраняет свой народ.

Услыша гул их голосов,

Порой к ним сходит дух лесов,

И в восхищеньи без границ,

Поспешно простираясь ниц,

Они дают ему плоды

И в тыкве высохшей воды.

Старик их любит как детей,

За прихотливость их затей,

За то, что крови никогда

Не проливают их стада

И не смущают тишину,

Ведя с соседями войну.

Но есть средь них и молодцы,

Еще не старые самцы,

Которые из мирных гор

Уходят жить в степной простор;

Столкнуться с ними трусит вепрь,

Они гоняют пестрых зебр,

Для них открыты все сады,

Ключи прозрачнейшей воды,

И, слыша шаг, они сквозь сон

Приноровились различать,

То друг иль враг, и сколь силен,

И надо ль драться, иль бежать. —

Его заслушиваясь, Мик

От службы у людей отвык,

И слуги видели, что он

Вдруг стал ленив и несмышлен;

Узнав о том, Ато-Гано

Велел ему толочь пшено,

А этот труд — позорный труд,

Мужчины все его бегут.

Была довольна дворня вся,

Наказанного понося,

И даже женщины, смеясь

В него бросали пыль и грязь.

Уже был темен небосклон,

Когда работу кончил он,

Косматый друг его был зол,

Зачем так долго он не шел,

— И в этот час большой луны,

И павиан и человек,

Печальны, злы и голодны,

Вдвоем замыслили побег.

Давно французский консул звал

Любимца негуса, Гано,

Среди великолепных зал

Испробовать его вино

И наконец собрался тот,

С трудом, как будто шел в поход,

Прощенный Мик бежал за ним

С ружьем английским дорогим

То позади, то впереди,

Крича настойчиво: поди!

Гано у консула сидит,

Приветно смотрит, важно льстит

И консул, чтоб дивился он,

Пред ним заводит граммофон,

Игрушечный аэроплан

Порхает с кресла на диван

И электрический звонок

Звонит, не тронутый никем.

Гано довольно тянет грог,

Любезно восхищаясь всем,

И громко шепчет: «Ой ю-гут!

Ой, френджи! Все они поймут».

А в это время Мик, в саду

Держащий мула за узду,

Не налюбуется никак

Ни на диковинных собак,

Ни на оконное стекло,

Что солнце золотом зажгло,

Ни на статуи у дверей,

То Аполлонов, то зверей;

Но вот он видит, что идет

Красивый мальчик из ворот,

И обруч, словно колесо,

Он катит для игры в серсо;

— Эй, френдж, его окликнул Мик,

И мальчик обернулся вмиг.

«Ты кто?» — спросил он, и другой

Поник курчавой головой,

Ответил: — «Абиссинский раб». —

«Ты любишь драться?» — «Нет, я слаб», —

«Я вижу низок ты и тощ.

Отец мой консул». — «Мой был вождь».

— «Он умер?» — «Умер». — «Отчего?» —

«В бою зарезали его». —

«Пойдем играть». — «Я не могу». —

«Пойдем». — «Я мула стерегу» —

«Меня зовут Луи». — «А я

Был прозван Миком». — «Мы друзья».

И Мик, разнежась, рассказал

Что он давно бы убежал

На поиски счастливых стран

И с ним бежал бы павиан,

Когда б они могли стянуть

Воды, еды какой-нибудь,

Потом топор, иль просто нож,

Без них в пустыне пропадешь.

Луи был счастлив может быть,

Но важный проронил едва:

— «Я с вами. Я могу убить

Как мой отец слона и льва».

И убежал, но через миг

Вернулся: «На конфету, Мик!»,

И равнодушно Мик кладет

Какой-то белый шарик в рот,

Зачем, еще не знает он.

Но вдруг затрясся, удивлен,

Луи трясет его плечо,

Крича: «Проснись и на еще».

Доволен, пьян, скача домой,

Гано болтал с самим собой:

«Ну, френджи! Как они ловки

На выдумки и пустяки,

Запрятать в ящик крикуна,

Чтоб говорил он там со дна,

Им любо; Но зато в бою,

Я ставлю голову свою,

Не победит никто из них

Нас бедных, глупых и слепых.

Не обезьяны мы, и нам

Не нужен разный детский хлам».

Угрюмо слушал павиан

О мальчике из дальних стран,

О том, что Мик решил позвать

Его с собою убежать

Но долго спорить он не стал.

О камни спину почесал

И прорычал, хлебнув воды:

«Смотри, чтоб не было беды».