– Я вижу только, мадемуазель, что вы унаследовали его ум.

– Да, – задумчиво протянула она, – в этом ему нельзя было отказать. В нем всегда чувствовалась сила – поистине неистовая энергия, – но она вся ушла в злость и горечь – в нем не осталось человечности...

– Grand Dieu[167], – тихо проговорил Пуаро, – но какой же я глупец!

Джоан Фарли посмотрела в сторону двери.

– Что-нибудь еще?

– Только два маленьких вопроса. Вот этот захват, – показал он на стол, – он всегда был здесь?

– Да. Отец пользовался им, когда брал что-нибудь с пола. Он не любил нагибаться.

– И последнее. У вашего отца было хорошее зрение?

Девушка удивленно посмотрела на Пуаро.

– Совсем нет, он вообще ничего не видел. Я имею в виду, без очков. Это у него с детства.

– А в очках?

– О, с ними он видел все превосходно.

– То есть читал газеты, и так далее?

– Да.

– Тогда у меня все, мадемуазель.

Джоан Фарли вышла из комнаты.

– До чего же я был глуп, – пробормотал Пуаро. – Оно все время находилось здесь, прямо у меня под носом. И именно поэтому я его проглядел!

Он снова высунулся из окна. Далеко внизу, в узком проходе между особняком и фабричной стеной, темнел какой-то небольшой предмет.

Пуаро удовлетворенно кивнул и вышел из комнаты.

Остальные все еще были в библиотеке. Пуаро обратился к секретарю:

– Попрошу вас, мистер Корнворси, подробно описать обстоятельства, при которых мистер Фарли обратился ко мне. Когда, например, он продиктовал вам письмо?

– В среду вечером – в половине шестого, насколько я помню.

– Были ли какие-нибудь особые распоряжения относительно его отправки?

– Мистер Фарли сказал только, чтобы я сделал это лично.

– Вы так и поступили?

– Да.

– Возможно, он просил вас передать какие-то распоряжения и дворецкому относительно моей персоны?

– Да. Он велел передать Холмсу (так зовут дворецкого), что в половине десятого явится джентльмен. У него следует спросить имя, а также убедиться, что у него с собой письмо.

– Весьма необычные предосторожности, вы не находите?

Корнворси пожал плечами.

– Мистер Фарли... – осторожно сказал он, – и был весьма необычным человеком.

– Какие-нибудь еще инструкции?

– Да. Он велел мне взять выходной на тот вечер.

– И вы взяли?

– Да, сэр, сразу после обеда я отправился в кино.

– И когда вернулись?

– Примерно в четверть двенадцатого.

– После этого вы еще виделись с мистером Фарли?

– Нет.

– А утром он не упоминал о нашей беседе?

– Нет.

Пуаро немного помолчал.

– Когда я пришел, – сказал он, – меня провели совсем не в комнату мистера Фарли.

– Да. Холмсу было предписано проводить вас в мою комнату.

– Но почему в вашу? Вы можете это объяснить?

Корнворси покачал головой.

– Я никогда не обсуждал распоряжений мистера Фарли, – сухо объяснил он. – Ему бы это совсем не понравилось.

– А обычно он принимал посетителей в своей комнате?

– Да, но, опять же, не всегда. Иногда и в моей.

– Видимо, в таких случаях это было чем-то вызвано?

Хьюго Корнворси задумался.

– Нет, едва ли – я как-то никогда не задумывался об этом.

– Вы позволите, я вызову дворецкого? – спросил Пуаро, поворачиваясь к миссис Фарли.

– Разумеется, мосье Пуаро.

На звонок явился Холмс, как всегда безупречно корректный – воплощение учтивости.

– Вы звонили, мадам?

Миссис Фарли кивком указала на Пуаро. Холмс вежливо повернулся:

– Да, сэр?

– Какие инструкции вы получили, Холмс, касательно моего визита в среду вечером?

Холмс откашлялся и сообщил:

– После обеда мистер Корнворси предупредил меня, что в девять тридцать прибудет джентльмен по имени Эркюль Пуаро. Мне следовало удостовериться, точно ли это тот джентльмен, спросив его имя и убедившись в наличии при нем письма. После чего я должен проводить его в комнату мистера Корнворси.

– Вы получили также и распоряжение постучать в дверь?

На лице дворецкого отразилось явное неудовольствие.

– Так было заведено. Я всегда должен был стучать в дверь, впуская посетителя. Пришедшего по какому-то делу, – уточнил он.

– Вот-вот, это меня и смущало. Вы получали еще какие-нибудь распоряжения на мой счет?

– Нет, сэр. Мистер Корнворси сообщил мне то, что я только что передал вам, а потом сразу ушел.

– Когда это было?

– Без десяти минут девять, сэр.

– После этого вы видели мистера Фарли?

– Да, сэр, в девять я, как обычно, принес ему стакан горячей воды.

– Мистер Фарли находился у себя или все еще в комнате мистера Корнворси?

– Он был в своей комнате, сэр.

– Вы не заметили там ничего необычного?

– Необычного? Нет, сэр.

– А где в это время находились миссис и мисс Фарли?

– В театре, сэр.

– Благодарю вас, Холмс, это все.

Дворецкий поклонился и вышел из комнаты. Пуаро повернулся к вдове миллионера:

– Еще один вопрос, миссис Фарли... У вашего мужа было хорошее зрение?

– Нет. Без очков – нет.

– Он страдал сильной близорукостью?

– О да, без своих очков он был практически беспомощен.

– У него, вероятно, их было несколько?

– Да.

– Ага, – проговорил Пуаро, откидываясь на спинку кресла. – Думаю, это решает дело...

В комнате царило молчание. Все смотрели на этого маленького человечка, самодовольно поглаживающего свои усы. На лице инспектора застыло недоумение, доктор Стиллингфлит нахмурился. Корнворси, вероятно, решительно ничего не понимал, миссис Фарли выглядела совершенно ошеломленной, а Джоан Фарли – заинтересованной.

Тишину нарушила миссис Фарли.

– Я не понимаю вас, мосье Пуаро, – раздраженно воскликнула она. – Этот сон...

– Да, – сказал Пуаро. – Этот сон имеет огромное значение.

Миссис Фарли поежилась.

– Я никогда не верила во все эти сверхъестественные вещи, но теперь... ночь за ночью видеть то, что потом...

– Невероятно, – подтвердил Стиллингфлит, – просто невероятно. Если бы я не знал вас, Пуаро, и если бы вы своими ушами не слышали про этот сон от старого осла...

Он смущенно закашлялся и поспешил загладить свою грубость:

– Прошу прощения, миссис Фарли. Если бы это рассказал не ваш муж...

– Именно, – подтвердил Пуаро, внезапно открывая прищуренные до того и оказавшиеся вдруг очень зелеными глаза. – Если бы это рассказал не Бенедикт Фарли.

Он остановился, оглядывая побледневшие лица своих слушателей.

– Видите ли, в тот вечер некоторые вещи меня крайне озадачили. Во-первых, почему меня так настойчиво просили принести письмо с собой?

– Чтобы удостовериться, что это вы, а не какой-то мошенник, – предположил Корнворси.

– Нет и еще раз нет, мой милый юноша. Это же просто нелепо. Должна была быть другая, более серьезная причина. Поскольку мистер Фарли не только попросил меня предъявить письмо, но и совершенно недвусмысленно потребовал, чтобы оно у него и осталось. Более того, он не уничтожил его, и сегодня оно обнаружилось среди его бумаг! Так зачем же он хранил его?

– Он хотел, чтобы, если с ним что-то случится, мы узнали об этом странном сне! – прозвенел голос Джоан Фарли.

Пуаро одобрительно кивнул.

– Вы проницательны, мадемуазель. Это объясняет – точнее, только это и может объяснить, – зачем он хранил письмо. После его смерти сон должен был быть рассказан! Этот сон крайне важен. Жизненно важен, мадемуазель!

Хорошо, – продолжил он, – пойдем дальше. Услышав рассказ мистера Фарли, я попросил его показать мне стол и револьвер. Он явно собирался сделать это, но неожиданно передумал. Почему же?

На этот раз никто не спешил с ответом.

– Я поставлю вопрос иначе. Что было в соседней комнате такого, чего я не должен был видеть?

И опять никто не ответил на его вопрос.

– Да, – сказал Пуаро, – это действительно трудно представить. И однако же, должна была быть причина, и причина серьезная, по которой мистер Фарли принял меня в комнате своего секретаря и наотрез отказался пустить в свою. Там было нечто, что он никак не мог позволить мне увидеть.