– Продолжайте, – попросил Пуаро.
– Немногим позже четырех присутствующий здесь мистер Корнворси вышел из своей комнаты, соседствующей с покоями мистера Фарли, и был весьма удивлен, увидев, что репортеры все еще ждут. Поскольку ему все равно требовалась подпись мистера Фарли на некоторых письмах, мистер Корнворси решился зайти к нему, чтобы заодно напомнить о назначенной встрече. Однако, зайдя в комнату, он, к своему удивлению, не сразу заметил мистера Фарли и даже подумал сначала, что его там нет. Потом он увидел ботинок, видневшийся из-за ножки стола (который расположен прямо перед окном). Он поспешно подошел ближе и обнаружил на полу мертвого мистера Фарли и лежащий поблизости револьвер.
Мистер Корнворси выбежал из комнаты и приказал дворецкому вызвать доктора Стиллингфлита. По совету последнего, он также известил полицию.
– Кто-нибудь слышал выстрел? – спросил Пуаро.
– Нет. Движение на этой улице очень оживленное, а окно на лестнице было открыто. Совершенно невероятно, чтобы за всем этим шумом можно было различить выстрел.
Пуаро задумчиво кивнул.
– Когда, предположительно, он умер?
– Я осмотрел тело, сразу как пришел, – сообщил Стиллингфлит. – Это было примерно в шестнадцать тридцать две. К тому времени мистер Фарли был мертв по меньшей мере час.
Пуаро помрачнел.
– В таком случае, можно допустить, что его смерть наступила именно в то время, которое показывали часы из преследовавшего его сна, то есть в двадцать восемь минут четвертого?
– Несомненно, – согласился Стиллингфлит.
– Отпечатки на револьвере? – спросил Пуаро.
– Только его собственные.
– А сам револьвер?
– Тот самый, что он действительно держал во втором справа ящике стола, – вмешался инспектор. – Он все точно вам рассказал. Миссис Фарли опознала этот револьвер. И еще: в комнате только одна дверь – та, что выходит на лестницу. Репортеры, сидевшие прямо против нее, клянутся, что с того момента, как мистер Фарли разговаривал с ними, и до того, как немногим позже четырех в комнату вошел мистер Корнворси, туда не заходил никто.
– Таким образом, есть все основания полагать, что мистер Фарли совершил самоубийство?
Инспектор Барнетт ответил слабой улыбкой:
– Были бы, если бы не одно маленькое обстоятельство.
– И какое же именно? – осведомился Пуаро.
– Письмо, адресованное вам.
Теперь уже улыбнулся Пуаро.
– Понимаю... Раз в деле замешан Эркюль Пуаро, сама собой напрашивается мысль об убийстве.
– Разумеется, – сухо отозвался инспектор. – Но после того, что вы нам рассказали...
– Одну минуточку, – прервал его Пуаро. – Ваш муж когда-нибудь подвергался гипнозу? – неожиданно спросил он, повернувшись к миссис Фарли.
– Никогда.
– Но он изучал природу этого явления, не так ли?
– Не думаю, – покачала головой миссис Фарли и, неожиданно теряя выдержку, разрыдалась. – Этот чудовищный сон! Какой ужас! Видеть его – ночь за ночью – а потом... Как будто его вынудили к этому.
Пуаро вспомнил слова Бенедикта Фарли: «...делаю то, чего мне действительно хочется. Убиваю себя».
– Вам никогда не казалось, что муж стремился уйти из жизни? – спросил он.
– Нет... разве... иногда он вел себя так странно...
Звонкий презрительный голос Джоан Фарли перебил ее:
– Отец никогда бы не сделал этого. Он слишком себя любил.
– Знаете, мисс Фарли, – заметил доктор Стиллингфлит, – чаще всего с собой кончают совсем не те люди, которые угрожают это сделать. Потому-то самоубийства порой и кажутся настолько необъяснимыми.
Пуаро встал.
– Вы позволите мне осмотреть комнату, где случилась трагедия?
– Конечно. Доктор Стиллингфлит...
Доктор проводил Пуаро наверх.
Комната Бенедикта Фарли оказалась гораздо больше комнаты его секретаря и была обставлена с исключительной роскошью. Тут были и глубокие кожаные кресла, и мягкие ковры с густым ворсом, и великолепный письменный стол поистине необъятных размеров.
Пуаро обошел его и остановился там, где возле самого окна на ковре виднелось темное пятно. Он снова вспомнил слова миллионера: «В двадцать восемь минут четвертого я открываю второй справа ящик моего стола, вынимаю револьвер, который лежит там, заряжаю и подхожу к окну. А затем... затем... стреляю себе в висок».
Пуаро медленно кивнул.
– Окно было открыто как сейчас? – спросил он.
– Да. Но никто бы не смог уйти этим путем.
Пуаро высунул голову наружу. На стене не было поблизости ни карниза, ни выступов, ни водосточных труб. Даже кошка не сумела бы выбраться этим путем. Напротив возвышалась глухая фабричная стена без каких-либо окон или отверстий.
– Странный выбор обители для миллионера, – заметил Стиллингфлит. – Ну и вид! Точно смотришь на тюремную стену.
– Да, – согласился Пуаро, втягивая голову обратно. – Думаю, эта стена имеет большое значение, – добавил он, пристально изучая плотную кирпичную кладку.
Стиллингфлит с любопытством посмотрел на него.
– Вы имеете в виду: в психологическом смысле?
Пуаро, не отвечая, подошел к столу и рассеянно – по крайней мере, так казалось со стороны – взял со стола выдвижной захват, который обычно используется в черчении. Он нажал на ручку, и захват вышел на полную длину. Пуаро поднял инструментом обгоревшую спичку, лежавшую в нескольких футах от кресла, и бережно отправил ее в корзину для бумаг.
– Когда вы кончите баловаться этой штукой... – раздраженно начал Стиллингфлит.
– Какое хитроумное приспособление, – пробормотал Пуаро, аккуратно положив захват на место. – А где находились миссис и мисс Фарли в момент... смерти? – неожиданно спросил он.
– Миссис Фарли отдыхала в своей комнате этажом выше. Мисс рисовала у себя в студии. Это на последнем этаже.
Эркюль Пуаро принялся рассеянно постукивать пальцами по крышке стола. Он проделывал это довольно долго, после чего заявил:
– Мне нужно поговорить с мисс Фарли. Не могли бы вы пригласить ее сюда на пару минут?
– Если так нужно... – пожал плечами Стиллингфлит и, бросив на Пуаро пытливый взгляд, вышел из комнаты.
Через несколько минут дверь открылась, и в комнату вошла Джоан Фарли.
– Не возражаете, мадемуазель, если я задам вам несколько вопросов?
Девушка посмотрела на Пуаро твердым взглядом:
– Конечно. Спрашивайте что хотите.
– Вы знали, что отец держит в столе револьвер?
– Нет.
– А где находились вы и ваша мать – кстати сказать, она ведь вам не родная, не так ли?
– Да, Луиза – вторая жена отца. Она всего на восемь лет старше меня. Так вы хотели спросить...
– Где находились вы обе в прошлый четверг. Точнее, вечером прошлого четверга.
Джоан задумалась.
– В четверг? Дайте вспомнить... Ах да, мы ходили в театр. Смотрели «Смеющегося щенка».
– Ваш отец не захотел пойти с вами?
– Он никогда не ходил в театры.
– А чем он обычно занимался по вечерам?
– Сидел здесь и читал.
– Он был не очень общительным человеком?
Девушка посмотрела Пуаро прямо в глаза.
– Мой отец, – спокойно ответила она, – был исключительно отталкивающей личностью. Никто из знавших его близко не мог чувствовать к нему ни малейшей приязни.
– Это очень откровенное заявление, мадемуазель.
– Всего лишь пытаюсь облегчить вашу задачу, мосье Пуаро. Я отлично понимаю, к чему вы ведете. Моя мачеха вышла за отца только ради денег. Ну а я живу здесь только потому, что у меня нет возможности жить в другом месте. У меня есть молодой человек, за которого я хочу выйти замуж. Он беден: отец постарался, чтобы он потерял работу. Он, понимаете ли, хотел, чтобы у нас был равный брак. Ничего себе условие, учитывая, что я его наследница!
– Его состояние переходит к вам?
– Да. Точнее говоря, он оставил мачехе, то есть Луизе, не облагаемые налогом четверть миллиона, еще по мелочи разным людям, но остальное переходит ко мне.
Неожиданно она улыбнулась.
– Так что, как видите, мосье Пуаро, у меня были все основания желать его смерти.
