— Лесьяра, да заткни ты его наконец! — раздражённо Бушуй откуда-то издалека рычит.

Не видит Вран его даже — и хорошо. Не для Бушуя он всё это говорит. Не Бушуй его слушатель главный.

— Зачем? — спокойно Бушуя голос Лесьяры спрашивает. — Пускай. Продолжай, Вран. Закончи свою мысль.

— Заканчиваю, Лесьяра, — так же спокойно Вран говорит. — Заканчиваю — и ко всем, кто хоть отголосок истины в моих словах услышал, обращаюсь: задумайтесь. Всё ли вас устраивает, всем ли вы довольны? Не с главами племён я сейчас говорю, не с дочерями их, не со знахарями и их учениками — знаю я, что их переубеждать бессмысленно. Но вам, самым обычным, верным, простым волкам и волчицам я говорю: присоединяйтесь. Присоединяйтесь ко мне, коли хоть что-то души ваши тронуло. Если идёте вы по дороге жизни своей, то на одну, то на другую корягу натыкаясь, если хлещут вас по лицу ветви еловые, если туман вокруг вас и дождь холодный льёт, как сейчас — стоит ли и дальше по дороге этой идти, стоит ли ненастья эти терпеть, из-за людей на ваши головы свалившиеся, или всё же лучше в другую сторону свернуть? Что-то другое попробовать? Не на хвост волчицы верховной, впереди всегда бегущей, смотреть, а рука об руку с теми пойти, кто наравне с вами будет?

— Что ты предлагаешь? — неожиданно громко спрашивает Самбор.

Видно по лицам большинства лютов, что замешательство одно у них слова Врана вызывают — но есть и исключения. Есть свои Самборы, Неревы, Гораны, Зораны и Зимы даже в племенах других. Есть и не только самборовские кивки — есть не только зимины взгляды заворожённые. Есть, есть, есть те, кто с Враном согласен, — не в пустоту привычную его слова упали.

— Я предлагаю… — начинает Вран.

И сжимает вдруг его горло что-то, и обжигает ухо его серьгой вдруг от Баи.

От Баи.

От Баи, которой он тоже всё это предлагал. От Баи, которая смеялась лишь в ответ на все предложения эти — но не виновата она ведь в этом. Сделала Бая, всегда делала для Врана всё, что могла. Всё, что правильным считала. Никогда зла ему не причиняла, никогда в помощи не отказывала — и что же он сам в ответ на сердце её открытое устраивает? Пообещал же он себе когда-то, поклялся горячо, уверенно, что только улыбку на губах её вызывать будет, только смех её звонкий — и что же, смеётся ли она сейчас? Улыбается ли? Что делает Вран? Что он делает?

Хочется Врану, мимолётной слабостью хочется обернуться. К Бае обернуться. На неё посмотреть, а не на Самбора этого, ей одним взглядом сказать: пожалуйста, поверь мне. Как всегда ты мне верила — так и сейчас поверь. Не для себя я это делаю — ради нас. Не я — мы, мы, мы к племени этому новому присоединимся. Не я — мы, мы, мы, от матери твоей сбежим, от нрава её нестерпимого, от решений её невыносимых. Хотела же ты со мной судьбу свою связать — ну так вот же я, вот судьба наша общая, не отрекайся от неё. Доверься мне. Доверься мне, доверься мне, доверься мне…

Но вместе с Баей и на Лесьяру Врану смотреть придётся. И на остальных лютиц верховных. И на Радея, и на Сивера проклятого, и на Искру тупоголовую — нет, на это Вран не согласится.

Поэтому он повторяет, по-прежнему в глаза Самбору глядя:

— Я предлагаю… предлагаю лучшее у всех взять, но никого не щадить. Я предлагаю всем, кто хочет этого, кто хоть раз задумывался об этом, жизнь новую начать. Предлагаю я всё главенство, всё верховенство, все слова единственно верные по рождению только отбросить — и так сделать, чтобы не было в племени новом ни несчастных, ни безгласных. Я предлагаю пойти со мной тем, кто хочет жизнь свою ради себя прожить, а не в труде бесконечном во славу тех, кто и пальцем для нас не пошевелит. Предлагаю я каждому своё место, каждому своё слово, каждому свою, а не навязанную кем-то, судьбу. Предлагаю безопасность — и жизнь среди семей, а не в общей куче. Предлагаю молодым и старым, охотникам и кузнецам, тем, кто несправедливость только в сторону других видел — и тем, кто сам не раз с ней сталкивался. Пойдёмте. Пойдёмте со мной — и не пожалеете вы. Найдём мы угол свободный в лесу, свой дом, свои жилища в нём построим — и ни один человек к жилищам этим не подойдёт, потому что знать будет: если там на одного волка пойдёшь — десяток по твою душу придёт. Если одну стрелу ты в волка пустишь — сотня когтей в тело твоё вонзится. Если полюбишь ты хоть знахаря, хоть наследницу бывшую — не разлучит вас никто и никогда, не будут души ваши условностями глупыми скованы. Если…

— Я согласна! — внезапно Зима выкрикивает.

И дрогает её голос, и оглядываются на неё ошарашенно рядом с ней люты стоящие — и сжимается Зима мгновенно в комок испуганный, но на Врана глядит твёрдо, уверенно, и повторяет чуть тише:

— Я согласна.

— Согласен, — кивает и Самбор.

— Ну, мы-то всегда с тобой, Вран, согласны, — усмехается Горан.

— Да, Вран, мы-то всегда с тобой, — поддакивает ему Зоран.

— И я, — негромко Нерев говорит.

— Что⁈

Доносится голос Верена снизу откуда-то — похоже, рядом со стариками, с Бушуем стоял. Шевелится толпа лютов, расступаясь: мчится Верен мимо них, едва с ног особо замешкавшихся не сбивая.

— Нерев, что за бред⁈ С чем ты согласен⁈ Он же сам не понимает, что…

— Он не понимает? А, может, это ты не понимаешь? Может, ты чего-то в низу своём не расслышал?

— Я всё расслышал! И тебя я никуда не…

— Ну, это не тебе решать!

— Согласна! — неожиданно сбоку лютица какая-то, Врану неизвестная, рявкает.

— Согласен!

— Согласен!

— Согласна!

Обступают Врана выкрики эти со всех сторон — слева и справа, перед ним и за ним. Шумит дождь согласиями этими, раскатами громовыми возражений перечёркиваясь: о чём вы говорите, с чем и с кем вы соглашаетесь, одумайтесь!

— Согласен, — вдруг произносят голосом юношеским прямо за спиной у Врана.

Кто-то из тех, кто на холме сейчас с ним находится, произносит.

Кто-то из сыновей лютиц верховных.

Разворачивается Вран на голос этот удивлённо — не успевает вспомнить, почему раньше разворачиваться не хотел.

Из-за Баи.

— Сядь, дурило безмозглое, — яростно Сивер шипит, юного люта из круга детей глав вниз за рубаху дёргая. — Сядь, кому говорю, не позорьс…

— Сам не позорься, Сивер! Не хочу я лекарем быть! Не хочу! Не заставит она меня! Не заставите! Не! Заставите!

Упрямо Сивер с лютом борется — упрямо лют «не заставите» своё разгорячённое повторяет. И смотрят на Врана все, на холме этом стоящие и сидящие, — и ненавидящим, разочарованным, горьким взглядом Сивер его прожигает, но до Сивера Врану дела нет.

А вот до Баи…

Сидит Бая по-прежнему в кругу друзей своих высокородных из других племён — не вскочила на ноги, не привстала даже. Таращатся на Врана лютицы молодые то испуганно, то с любопытством — и в глазах Искры за спиной у Баи такое же любопытство, столь для неё редкое, плещется.

Проходит Вран мимо Лесьяры, взглядом её не удостаивая, — и не мешает ему Лесьяра. Движется Вран медленно к кругу этому, к Бае, в середине его сидящей, — и размыкается круг, и сдвигаются в стороны молодые люты, и пытается взгляд Врана поймать тот, кто «Согласен!» своё выкрикнул, и мигом сам Сивер на ноги взлетает, Баю пытаясь собой заслонить — но говорит ему Бая просто:

— Нет.

— Бая, что значит…

— Нет, — повторяет Бая так же просто. Смотрит на него спокойно снизу вверх. — Сивер, погоди. Дай ему сказать.

— Что значит…

— То и значит. Тише.

— Тише, Сивер, — с внезапной мягкостью и Лесьяра повторяет. — Всё в порядке. Отойди. Сядь.

Пробегает отчаяние по лицу Сивера, вспышкой молнии озарённому, — но повинуется он матери. Видит Вран, как стискивает Сивер зубы, как напрягается всё тело его — однако он подчиняется, на землю опускаясь.

Подходит Вран к Бае. Близко-близко — по тонкой, свободной от лютов дорожке на земле грязной, дождём пропитанной. А Бая всё на земле этой так и сидит — словно не смущают её ни грязь, ни дождь, ни холод.

Ни Вран, такое на глазах её устроивший.