— Сбросить скорость! — скомандовал Раскос. Ритм барабана замедлился, а с ним и скорость корабля.

— Слава и хвала Амфиараю за то, что он указал мне путь! — воскликнул старый триерарх, обращаясь к небесам. — Когда мы прибудем в Остию, я принесу ему в жертву еще одного барана.

— Если мы доплывем до нее, — поправил его Веспасиан. — И как теперь ты собираешься накормить эту огромную массу народа?

— Боги позаботятся о них. В чем лично я нисколько не сомневаюсь, после того как они указали мне, как уйти от пиратов.

— Они почему-то не указали нам, как их победить, — презрительно фыркнул Сабин. — Скажи, разве твой сон был не о том, как сохранить команду и избавить гребцов от корабельной лихорадки?

Вид у Раскоса был довольный.

— Да, но ты ведь не станешь отрицать, что отпустив на свободу рабов, мы тем самым смогли отбить атаку пиратов? Что касается болезни и как предотвратить ее дальнейшее распространение, то я отдал приказ отпустить лишь тех, у кого не было ни лихорадки, ни сыпи. Больные в трюме пошли на дно

вместе с кораблем. Теперь с лихорадкой покончено, и нам ничто не мешает завершить плавание.

Веспасиан не стал с ним спорить: похоже, оракул действительно дал старому капитану верный ответ на его вопрос. Вместо этого он подошел к борту судна и, подставив лицо солнечным лучам и освежающему ветерку, задумался о том, что видел и что слышал в святилище Амфиарая.

— Похоже, его святилище наделено чудодейственной силой, — произнес он спустя какое-то время, обращаясь к брату. Сабин стоял рядом с ним; вместе они наблюдали за тем, как пиратский корабль и захваченное торговое судно постепенно исчезают за Киферой. Еще миг, и обе точки растворились за южным горизонтом. — Что теперь ты скажешь о пророчестве?

— Не знаю, — ответил Сабин. — Но одно мне известно точно. Я буду помнить его до конца моих дней.

— И я тоже, — согласился Веспасиан. К этому моменту Кифера уже осталась позади. Их трирема преодолела пролив и, войдя в Ионическое море, взяла курс на Остию.

РИМ,

июль 30 года н. э.

Наконец их трирема пристала к одному из деревянных пирсов в порту римского пригорода Остии, этой ненасытной глотки Вечного города. В нос Веспасиану тотчас же ударил букет самых разнообразных запахов. Свежий, соленый морской воздух смешивался с малоприятным душком, которым тянуло от Тибра, изрыгавшего в Тирренское море нечистоты большого города, что раскинулся в двадцати милях выше по течению. К нему примешивалась вонь разлагающихся трупов животных, что покачивались на волнах между кораблями и причалом. Иногда порывы ветра доносили аппетитные ароматы скворчащей на углях свинины, цыпленка и колбасок. Всю эту снедь жарили здесь же, на многочисленных жаровнях, специально в расчете на изголодавшихся матросов, которым до смерти надоело жевать заплесневелый хлеб, запивая его кислым вином и затхлой водой. Неподалеку с сирийского корабля сгружали мешки с душистыми специями — корицей, гвоздикой и шафраном, привезенными из Индии, а может, из еще более далеких стран. Рядом с сирийским судном стояли другие, прибывшие из Африки и Лузитании с грузом гарума, ядреного соуса, который изготавливался из протухших рыбных кишок. Чуть дальше надушенные шлюхи предлагали немытым матросам любовные утехи. Провонявшие чесноком портовые грузчики выполняли распоряжения надушенных лавандой купцов. Взмыленные лошади и мулы тащили телеги, груженные мешками сушеных абрикосов, фиг, фиников и изюма. А еще тут пахло тухлой рыбой, свежим хлебом, потными рабами, прокисшим вином, старой мочой, сушеными травами, жареным мясом, конопляными канатами, трюмом и нагретым деревом. Неудивительно, что от этой невообразимой смеси запахов у Веспасиана закружилась голова, пока он стоял, наблюдая, как фракийские матросы под умоляющие выкрики Раскоса быть осторожнее — закрепляют причальные концы и сходни.

— Порой мне казалось, что я уже никогда не вернусь сюда, — признался Магн, становясь рядом с ним у перил. — И вот теперь не верю собственным глазам. Хотя это точно Остия.

— Никогда здесь раньше не был, и потому полагаюсь на твое слово, — ответил Веспасиан, улыбаясь другу. Как и Магн, он был несказанно рад, что наконец оказался дома.

Тем более что путь сюда лежал непрямой, главным образом из-за трудностей, которые, впрочем, можно было предвидеть, и самая главная из них — как накормить такое количество ртов. Провизии, которую они нашли на триреме, хватило лишь на несколько дней, и хотя благодаря звонкой монете, которую Раскос хранил в своем окованном железом ларце, они по пути покупали в портах горох и сушеную свинину, тем не менее время от времени им приходилось на один-два дня делать остановку, они подплывали к берегу и отправлялись охотиться, чтобы накормить, пусть и не досыта, триста пятьдесят голодных ртов. В результате путь от Киферы до Остии занял почти месяц, то есть гораздо дольше, чем они предполагали, но, по крайней мере, плавание прошло гладко, без происшествий.

Как только корабль остановился у причала, Раскос, растолкав столпившихся на палубе зевак, подошел к Веспасиану.

— Итак, мой юный друг, кажется, нам пора попрощаться, — сказал старый триерарх, вытирая со лба пот. Нелегкая это работа — командовать нерадивыми матросами. — Хотя как теперь я вернусь домой, ума не приложу, ведь я истратил все золото, которым царица снабдила меня для обратного пути.

— Ничего, боги позаботятся, — сорвалось с языка Веспасиана, но он тут же пожалел о своих словах.

На его счастье, Раскос пропустил его колкость мимо ушей. Наоборот, даже кивнул в знак согласия.

— Ты прав. Так оно и будет.

Внезапно с причала донесся какой-то шум и сердитые крики. Это к их кораблю сквозь толпу прокладывали себе путь двадцать вооруженных мужчин. Хотя военной формы на них не было, тем не менее вид у них был воинственный: у всех до одного на поясе висел короткий меч-гладий. По их дорогим туникам и некоей общей холености нетрудно было догадаться, что эти красавцы имеют прямое отношение к преторианской гвардии.

— Нас предали! — это первое, что пришло на ум Веспасиану, и он нервно покосился на Сабина и Магна, которые, услышав шум, встали с ним рядом.

Тем временем гвардейцы дошагали до сходней и их командир, высокий, жилистый человек с каштановыми волосами и нездоровой кожей, жестом велел им остановиться. Из их гущи вперед выступил богато одетый бородатый грек.

— Добро пожаловать домой! — воскликнул он, поднимаясь на борт по крутым сходням.

— Палл! — не поверил собственным глазам Веспасиан. Он никак не ожидал увидеть в порту управляющего Антонии. — Как ты узнал, что мы прибыли в Остию?

— Никак, — ответил Палл, отвешивая низкий поклон. — Вот уже десять дней, как я жду вас здесь — с того самого дня, как к Антонии прибыл, разумеется, сушей, посыльный от царицы Трифены. От него мы узнали, что в конце мая вы покинули Томы. Моя госпожа тотчас отправила меня сюда, чтобы, как только вы прибудете, сопроводить вас и нашего общего друга в Рим.

— Так это наш эскорт? — уточнил Сабин, подозрительно глядя на фалангу гвардейцев на причале.

— Да, господин. Позднее я вам все объясню, когда вокруг нас не будет столько посторонних ушей, — Палл кивком указал на матросов и бывших рабов, что, разинув от любопытства рты, столпились на палубе.

— Буду ждать этого момента с нетерпением, — холодно ответил Сабин.

— Эй, нечего пялиться, живо за работу! — гаркнул на матросов Раскос.

— А ты. как я полагаю, и есть благородный триерарх. — с поклоном обратился к нему Палл. как только матросы вновь забегали по палубе

— Да. господин. Раскос мое имя. — растерянно ответил капитан. не привыкший к стать церемонному обращению.

— Прошу тебя, не величай меня «господин», я самый простой раб.

Веспасиан и Сабин переглянулись. В Падле не было ничего от «простого раба».