— Что же такое он предложил им, чтобы они перешли на его сторону? — задумчиво произнес Веспасиан.

— Это подводит меня ко второму вопросу. Клавдий исходит из того, что Поппей заинтересован в том, чтобы он стал императором, в той же мере, что и в его низложении Сеяном, ибо Поппей близок к ним обоим и в любом случае останется в выигрыше, независимо от того, какая сторона возьмет верх. Иначе он бы не стал предлагать ему сделать Поппею императрицей. По всей видимости, он убежден, что этот брак перевесит чашу весов в его пользу, иначе он вряд ли стал бы посвящать Поппея в свои планы по устранению Сеяна.

Веспасиан не мог сдержать улыбки, ибо видел в этом плане один существенный недостаток.

— Но ведь другим он этого предложить никак не может, так что некоторые из вероятных союзников наверняка останутся недовольны и, возможно, предпочтут занять сторону Сеяна, а в этом случае план Клавдия вполне может стать всеобщим достоянием.

— Именно поэтому он и пытается им угрожать, причем угрозы эти наверняка были сделаны в самой разной форме в письмах, которые он им написал. Поппею он предлагает выбор: с ним или против него, и никаких промежуточных вариантов. Затем в том же самом предложении он упоминает его семью. Иными словами, Поппея либо становится императрицей, либо ее ждет смерть.

— И если вдруг он станет императором, — медленно произнес Сабин, — и выполнит свою угрозу по отношению к Поппею или другому наместнику, который решится занять сторону Сеяна, они будут вынуждены отомстить, хотя бы для того, чтобы сохранить свою честь, а это значит…

Антония не дала ему договорить и закончила за него его мысль:

— Нам вновь грозит гражданская война, столь же жестокая и разрушительная, что и во времена моего отца.

— Не думаю, что дело зайдет так далеко, — успокоил ее Палл, — поскольку, как только что заметил Веспасиан, Сеян наверняка узнает о планах Клавдия от кого-нибудь из наместников, который сочтет, что ему предложили слишком мало. Более того, я не удивлюсь, если ему уже все известно, ведь это письмо было найдено четыре месяца назад и из него можно предположить, что такие письма ранее были разосланы и другим.

— А поскольку Поппей так и не получил этого письма, то он не сможет выдать Клавдия Сеяну, — с довольной улыбкой подвел итог Гай. — Из чего последний вполне мог сделать вывод, что Поппей настроен против него.

— Поэтому теперь Сеян полагает, что его план по захвату трона с помощью моего сына не сработает, поскольку против него теперь стоят, по крайней мере, легионы Мезии, а возможно, и в других провинциях тоже, — подвела итог Антония с тревогой в голосе. — Так что теперь Клавдий для нас — лишь обуза, от которой следует избавиться. Расставляя другим сети, мой сын сам же в них и угодил, за что может поплатиться жизнью. Впрочем, так ему и надо. С другой стороны, я бы не хотела терять второго сына, даже если он неисправимо глуп.

— Что подводит меня к третьему вопросу, домина. Это письмо писал не его секретарь, не мой старый знакомый Нарцисс, как это, по идее, было бы в иной обстановке. Из чего я делаю вывод, что Нарциссу ничего не известно о сделке с Сеяном, и даже если он что-то и знает, то наверняка пытался отговорить Клавдия, отчего тот теперь вынужден действовать за его спиной.

— Но с какой стати ему прислушиваться к советам вольноотпущенника? — спросил Сабин. — Разве не в том долг вольноотпущенника, чтобы выполнять то, что велит ему его покровитель?

— Дела в доме Клавдия ведут его вольноотпущенники. Все они ненавидят друг друга и ведут между собой вечные войны за влияние на своего покровителя. Поскольку Клавдий слабоволен, он обычно прислушивается к советам того из них, кто говорит громче других, что в свою очередь означает, что очень часто он вынужден колебаться, выслушивая противоположные мнения. Тем не менее Нарцисс, как секретарь Клавдия, ведает его финансами. Клавдий его побаивается, но ничего не может без него сделать, поэтому предпочитает держать свои самые сомнительные планы от Нарцисса в секрете, опасаясь, что иначе тот не даст ему денег.

— Но ведь это возмутительно! — взорвалась Антония. — Как может какой-то там бывший раб иметь столь безграничную власть над членом моей семьи, пусть даже тот глуп, как пень?

— Могу я говорить без обиняков, домина? — спросил Палл, склонив в поклоне голову и придав лицу раболепное выражение.

— Если ты собираешься рассказать мне что-то новое про моего безмозглого сына, чего я еще о нем не знаю, то давай, говори начистоту.

— Слушаюсь, домина. Да, твоему сыну во многих отношениях не хватает ума. Он заикается, пришепетывает, неспособен сам решать свои дела и легко поддается чужому влиянию, ибо неспособен отличить дельный совет от пагубного. Зато у него раздутое самомнение, он болезненно честолюбив и затаил обиду на свою семью за все те унижения, коих он натерпелся от вас за все эти годы. Клавдий никогда не занимал никаких постов, ни на гражданской службе, ни в храме. Он никогда не заседал в Сенате и потому считает себя обойденным и недооцененным, и, как и можно ожидать, намерен отомстить за себя. Нарцисс всегда пытался сдержать его жажду мести. Он отлично знает, что в данный момент его патрону никак не стать императором, потому что среди его родственников есть куда более достойные претенденты.

— Ты сказал «в данный момент»?

— Думаю, что Нарцисс также питает амбиции относительно своего патрона, а значит, и самого себя, домина. Но узнай он, что Клавдий позарился на императорский венец уже сейчас, я уверен, что секретарь попытался бы его остановить, тем более что Клавдий делает это по совету Ботера, которому покровительствует вот уже несколько лет после того неловкого случая.

— Неловкого? Ты это так называешь? Он выставил моего сына на посмешище. И что же? Мой сын даже не счел нужным наказать этого наглеца.

— Кто знает, возможно, сейчас он именно этим и занят. Письмо не подписано. И если план Ботера провалится, — а он наверняка провалится — твой сын всегда может сказать, что в первый раз про это слышит. Он сделает Ботера козлом отпущения, чему Нарцисс будет только рад, поскольку такой ход событий развяжет ему руки, и он сможет взяться за осуществление собственных планов по продвижению патрона к императорскому венцу.

— Ты имеешь в виду ту самую стратегию, какую я только что изложила? Что он попытается устранить тех, кто стоит у Клавдия на пути?

— Не думаю, что он видит в этом необходимость, домина, — успокоил Антонию Палл. — Поскольку в данный момент это делает за него Сеян. Нарцисс же привык смотреть далеко. Его нынешняя стратегия состоит в том, чтобы придержать Клавдия в тени, а значит, сохранить ему жизнь.

Антония криво улыбнулась и кивнула в знак согласия.

— Как всегда, твои замечания были более чем к месту, Палл. Благодарю. Отправь этому Нарциссу записку. Я бы хотела поговорить с ним уже завтра утром, после чего займусь сыном.

На следующее утро Веспасиан проснулся от того, что чьи-то губы осыпали его поцелуями, постепенно двигаясь от груди к животу. Он открыл глаза. В комнате все еще было темно, в открытые окна влетал свежий ветерок. Впрочем, небо за окном уже начинало светлеть легкой предрассветной дымкой. Тем временем губы уже достигли его пупка. Веспасиан с блаженным вздохом снова смежил веки и откинулся на спину.

— Теперь мой господин доволен, — спустя какое-то время прошептала Ценис, вновь кладя ему голову на плечо. — Значит, мне пора вставать и идти к моей хозяйке.

— Надеюсь, она не требует от тебя таких же трудов? — прошептал Веспасиан, нежно целуя ее мягкие, ароматные волосы.

Ценис хихикнула.

— Я делаю все, о чем она меня просит, — поддразнила она его, и в предрассветной мгле, которая постепенно прокрадывалась в окно, Веспасиан увидел ее улыбку. Его сердце тотчас затрепетало, и он улыбнулся ей в ответ.

— Похоже, что и я тоже. В некотором смысле мы оба ее рабы.

— Да, но тебе не приходится стричь ей на ногах ногти или выщипывать брови.