Следующие пару дней жизнь окончательно ко мне вернулась. Я всё так же тщательно наблюдала за Филиппом. Хорошо питалась и ломала голову, какие у Филиппа сложности с огнём.

На следующем занятии по зельеварению я не сдержалась.

– Я уже отлично себя чувствую. Если всё ещё есть вопросы, буду рада помочь, – тихо прошептала я над бурлящим котлом.

Филипп кивнул.

– Вечером в библиотеке? В семь?

– Да, конечно.

Оказавшись в назначенном месте в назначенный час я отыскала Филиппа в главном зале – там, где мы работали прежде.

– Привет, – снова поздоровалась я.

– Привет, – откликнулся он.

Мы уже виделись, но сейчас всё было иначе и мне хотелось произнести простое приветствие снова. Каждый раз встречать его было так сладко.

Он уже переоделся. После занятий носить форму было не обязательно. На Филиппе были легкие свободного кроя серые штаны и прямая бежевая рубаха с накинутой поверх жилеткой. Он выглядел просто, неброско, но это так ему шло.

– Как провела каникулы? – спросил он, возвращая меня с небес на землю.

Я, не ожидав вопроса, передернула плечами.

– Ничего особенного.

– Скучала? – вдруг спросил он и сам смутился – на скулы лёг едва заметный румянец.

– Очень, – разве это было не очевидным?

Я опустилась напротив, сев за стол.

– Ты могла довести себя до болезни, – осуждая, произнёс он.

– Прости.

– Больше так не делай.

Я смотрела на него и думала: тогда не уезжай больше. Будь рядом со мной изо дня в день и только в этом случая я могу обещать.

Это было в принципе не возможно.

Раньше всё было несколько иначе. Я любовалась им издалека, помогала тайно, а летом мечтала о том, как мы снова встретимся. Так было до того, как у меня появилась возможность побыть с ним рядом. До того, как он разрешил коснуться своей руки в библиотеке, как пришел в мою комнату, как разрешил мне смотреть столько, сколько захочу.

– Я хотел поблагодарить тебя за помощь с экзаменом, ну или экзаменами, – добавил он и протянул мне длинную коробочку.

Под крышкой я увидела тонкую металлическую нить и чёрную розу.

– Так красиво, – произнесла я и подняла взгляд.

Филипп стушевался, нахмурился и тут же схватился за книги, говоря что у него скопилось много вопросов. Он слегка тараторил и запинался, но через несколько минут успокоился и мы всё же смогли обсудить заклинания огня.

Уже заканчивая, я решилась:

– Филипп…

– Да, – он делал пометки о том, что мы обсудим через пару дней – мы условились о следующей встрече.

– Я думаю, что мне лучше работать на зельеварении одной.

Он запнулся, тяжелая чернильная капля испачкала лист.

Филипп отложил перо, затем закрыл чернильницу и только потом ответил мне вопросом:

– Тебя волнует, что думаю я?

– Конечно.

– Тогда мы останемся в паре. – Я видела сквозившее на лице напряжение.

– Но это может испортить твои отношения с остальными ребятами – вспомни тот разговор. И работаем мы здесь у всех на виду.

Филипп сложил руки впереди на столе и переплёл пальцы.

– Мне всё равно кто и что подумает, – говорил он, не поднимая взгляд от собственных кистей. – И твоё мнение на этот счет я слышать не хочу.

Его взгляд наконец оторвался от стола, и он посмотрел на меня.

– Есть возражения?

Я отрицательно покачала головой.

– Вот и отлично.

С этими словами он поднялся и ушёл.

Я развернулась на стуле и посмотрела ему вслед.

Елена была права – он был настоящим принцем.

Совершенством.

Я намеренно явился к самому началу зельеварения. Не было желания улыбаться всем подряд и отвечать на докучливые вопросы. У меня была задача и только её я держал во внимании.

Всё пошло так, как я и задумал. Профессор, прежде всего, озадачилась рассадкой и я был готов. Вот только вид Марты немного выбил почву из-под ног. Она выглядела – как бы это правильно сказать… в гроб краше кладут.

Бледнее чем обычно, хотя до этого я не знал что существует такая степень прозрачности. Кожа – разбавленное молоко, голубые жилки наружу. С глазами тоже самое, только здесь сетка красных вен. Под глазами синяки и взгляд рассеянный. Похудела и стала выглядеть точно призрак.

Судя по виду, болела все каникулы. Нужно срочно отвести её к лекарю, если она ещё сама у него не побывала. Надеюсь, ничего серьезного.

Взять себя в руки было сложно, но я всё же справился – прочитал список рассадки. Реакция меня волновала немного больше, до того, как я увидел Марту. Сейчас мне было просто чихать, нужно было срочно понять, что с ней приключилось.

– Тебе плохо?

– Уже хорошо.

Что это значит?

Я видел её притупленный взгляд, но даже так она старательно следила за всем, что я делаю. Я понял, что она имела в виду своим «уже хорошо». Для такой ненормальной особы это как раз было в порядке вещей. Меня смущала её одержимость, но…

И тут я сообразил, что с ней случилось!

Быть не может! Она что, совсем ненормальная?!

Я задавал вопросы, чтобы подтвердить собственные догадки, и я оказался прав. Состояние Марты не имело никакого отношения к болезни, если, конечно, её одержимость нельзя было описать подобным образом.

Тоска чуть не высосала её. Я слышал о таком, но никогда не видел, и никогда бы не поверил, что можно было довести себя до такого за какую-то неделю.

Вот же дура!

Дальше я не слишком церемонился. Немного откровенной манипуляции, надеюсь, пойдёт ей на пользу: я велел ей хорошо есть в обмен на то, что мы и дальше можем проводить время в библиотеке. И без того собирался просить её об этом, но она разозлила меня до каленого духа! Так изводить себя! Я ведь даже не умер!

В обеденном зале я почувствовал себя лучше. Марта ела и таращилась на меня. Так гораздо лучше. Всё было как всегда и мне это нравилось.