Стоит добавить, что сами шаманы никогда не вмешивались в дела внешнего мира и особо им не интересовались, однако их чары были так могущественны, что «ни духам, ни демонам не постигнуть». И люди, и демоны-яо опасались этого племени, поэтому, когда враги Шэн Линъюаня выяснили, что маленького принца укрыли у шаманов в горах, им ничего не оставалось, кроме как засесть в засаде. Действовать опрометчиво было нельзя, как и проникнуть на огороженные барьером земли. Никакой хитрости демоны еще не придумали, а тут им в лапы угодил сбежавший из дома Алоцзинь! Каков подарок судьбы! Найдя его в сетях, демоны страшно обрадовались и решили устроить празднество. Затолкав маленького Алоцзиня в клетку и подвесив ее на дереве, демоны уселись пировать прямо напротив. И закусывали они не чем-нибудь, а человечиной.

Свое вино они мешали с людской кровью. Вдобавок в огромном котле, поставленном на огонь, как раз поспевал жирный бульон, сваренный из младенцев. То и дело на кипящую поверхность поднимались маленькие хрупкие косточки, и если всплывала чья-то голова, по недоваренным мышцам лица можно было узнать черты несчастной жертвы. Но главным блюдом стал не бульон, а красивая молодая девушка, которую потрошили заживо. Колдовство демонов не давало ей умереть, поэтому она видела, как из нее достают внутренности, как срезают куски плоти и бросают в крутой кипяток, чтобы тут же достать и пожрать еще недоваренное, брызжущее кровью, мясо. Жертва истошно кричала, а демоны все резвились с ней, потихоньку обгладывая со всех сторон. К концу пира от девушки остались лишь выпотрошенное туловище, руки да обглоданные кости ног. Впрочем, она осталась жива, на лице – ни кровинки, и его выражение ясно говорило, что несчастная жертва повредилась рассудком. Алоцзинь, наблюдавший, как ее ели, и сам едва не сошел с ума.

После пира обоих забросили в хижину, где бедная девушка без отрыва глядела на юного шамана и громко хохотала. Алоцзинь, все еще запертый в железной клетке, оказался прямо напротив нее, и он заливался горючими слезами.

Сюань Цзи, ставший невольным свидетелем этой кошмарной сцены, как будто застыл на месте. Все внутри у него оборвалось. Огненные крылья за его спиной вдруг ожили, попытались было расправиться, но чья-то прохладная ладонь, не страшась пламени, настойчиво свернула их обратно.

– Не стоит бояться. Так было всегда, – холодно сообщил Шэн Линъюань. – Улыбнись удача не демонам, а людям, и те бы тоже не нашли в себе милосердия. Этим преступлениям уже несколько тысяч лет, поэтому платить за кровь вы, молодые демоны-яо, не обязаны.

– Я не… – попытался возразить Сюань Цзи, но вовремя осекся. Ему хотелось сказать, что он-то как раз не демон…

Но если не демон, то кто же такой? К людскому роду ведь тоже не относится… От этой мысли Сюань Цзи охватило всепоглощающее одиночество – он совершенно растерялся. Ему вдруг стало ясно, что он появился на свет без родных и близких, и о себе подобных совсем ничего не знает. А раз так, то, считай, совершенно не знает себя.

Тем временем события в «Обратном потоке» стремительно развивались. Как оказалось, плач Алоцзиня смертельно надоел какому-то мелкому демону, которого поставили сторожить пленников, поэтому он, напустив на себя крайне важный вид, завалился в хижину и уж было угостил маленького шамана пинком, однако так и замер с занесенной ногой. В темноте ярко сверкнуло чье-то остро заточенное лезвие. Один ловкий взмах кинжалом – и страж, не успев даже пикнуть, повалился на землю. Ему в одно движение перерезали горло.

И Сюань Цзи, наблюдавший эту сцену со стороны, и Алоцзинь, застывший от страха в клетке, затаили дыхание. Оба во все глаза наблюдали за таинственной тенью, явившейся за пленниками. Как оказалось, это был маленький человеческий принц. Болезненный мальчик и злокозненный ябеда.

Утерев лицо от крови, маленький Шэн Линъюань ловко подхватил труп демона и оттащил его в сторону, и почему-то казалось, что проделывает он это далеко не впервые.

Следом выяснилось, что на кинжал юного принца нанесено особое заклинание, разрушающее магию демонов, поэтому лезвие легко разрубило железные прутья клетки – примерно так режет дыню самый обычный нож. Выпустив Алоцзиня, Шэн Линъюань ловко сунул ему в руки кувшин с шаманскими чарами, после чего сказал:

– Пошли.

Алоцзинь повиновался. Едва переступая на слабых от страха ногах, он совсем было двинулся прочь из хижины, как вдруг заметил, что принц почему-то остался позади. Оглянувшись, Алоцзинь обнаружил, что Шэн Линъюань наклонился к выпотрошенной девушке, прикрыл ей глаза ладонью и что-то шепчет прямо на ухо. От его слов девушка задрожала всем телом и в ответ пробормотала какую-то бессмыслицу. Окинув ее внимательным взглядом, Шэн Линъюань снова занес руку с кинжалом. Мелькнуло волшебное лезвие и подарило девушке быструю милосердную смерть. Заодно рассеялось демоническое колдовство, которое приковало несчастную душу к объеденному телу. Перед самой смертью взгляд девушки ненадолго прояснился. Ей все-таки удалось выскользнуть из трясины бренного жестокого мира… Надо ли думать, что эта несчастная душа захочет когда-нибудь переродиться вновь? Впрочем, кто может сказать, существует ли вообще душа?

Оставив тело девушки на земляном полу, Шэн Линъюань поднялся, схватил Алоцзиня за руку и потащил за собой, на ходу бросив:

– Чего застыл?

Обливаясь слезами и задыхаясь от рыданий, Алоцзинь, не переставая шагать, стал шепотом умолять своего спасителя:

– Я… я хочу укрыть ее… Братец, можно я укрою ее?..

Так юный шаман впервые назвал принца «братцем», а не «слабаком», «ябедой» и «Эй, ты!».

Но Шэн Линъюань не выпустил руки Алоцзиня и даже не взглянул на него. Вместо этого юный принц, понизив голос, что-то коротко сказал на языке шаманов.

Сюань Цзи, естественно, ничего не понял, поэтому спросил:

– Что вы ему пообещали?

Шэн Линъюань промолчал. Той ночью он поклялся Алоцзиню: «Однажды я закрою глаза всем, кто погиб понапрасну, и похороню всех несчастных, кого бросили без погребения».

Конечно, мальчик просто бахвалился, но это обещание обрекло Алоцзиня на незавидную участь.

Предки завещали шаманам: никогда не покидайте Дунчуань. Но случай с демонами заставил Алоцзиня презреть законы своего рода и обратиться всем сердцем к жестокому и необъятному миру людей.

Шаманы изначально не были воинственным народом, скорее их отличала необыкновенная кротость нрава. Об этом свидетельствовали даже черные кувшинчики с «чарами», которые мошенники достали из кургана. Практически для каждого вида «чар» шаманы создали свое «противоядие», причем после его применения у жертвы не оставалось никаких последствий. Очевидно, они были поистине великими мастерами, ведь, как известно, зарезать человека легко, а вот оживить или исцелить, да так, чтобы шрама не осталось, – задача почти непосильная. Вряд ли прозорливые древние специально старались для современных мошенников, поэтому единственным объяснением подобной предусмотрительности служит само назначение «чар». Судя по всему, их создавали сугубо для самозащиты.

Несомненно, двое детей из шаманского поселения не смогли бы достать по-настоящему опасный кувшинчик. «Чары», которые прихватил с собой Шэн Линъюань, использовались лишь в детских забавах и розыгрышах, поэтому проку от них не было. А между тем за детьми гнались свирепые демоны-яо, и где-то спрятаться от них было нельзя – все деревушки на пути давно разорили. Над ними стаями кружило воронье, и всюду лежали человеческие трупы без ног и голов.

Маленький Алоцзинь всегда считал, что плачут только трусы и слезами горю не поможешь. И уж тем более хныканья не помогут оставшейся позади обглоданной девушке. Поэтому он, стараясь загнать непослушные слезы назад, изо всех сил таращился в спину Шэн Линъюаня. Вот только они текли и текли, текли и текли… Алоцзинь впервые увидел кровь и жестокость, то, что человеческая жизнь ничего не стоит, и от этого знания его переполняли горе и ужас. В конце концов эти чувства распалили в нем жгучую ненависть к нравам и обычаям своего времени, но также и к собственной слабости и бессилию.