Подойдя к Шэн Линъюаню и отобрав у него лейку, Сюань Цзи с каменным лицом и сжатыми челюстями сурово мотнул головой в сторону ванны. Дождавшись, когда бывший император туда заберется, Сюань Цзи принялся за дело, строго следуя завету «не смотреть на то, что чуждо ритуалу».

– Договорились, я вымою тебе голову, – неохотно выплюнул он.

Каково приходится парикмахерам, что день ото дня моют десятки чужих голов, Сюань Цзи даже не представлял. Возможно, когда через твои руки проходит столько людей, тебе уже абсолютно плевать, кто они такие. Вот только сам Сюань Цзи с его непонятными пристрастиями таким хладнокровием не отличался. В голове был полный бардак. Как говорится, «душа мечется как обезьяна, мысли скачут как кони».

Конечно, теперь такие переживания не в моде, и в тех же романах буквально с первых глав герой и героиня мечтают только об одном – как бы поскорее обзавестись потомством, словно на круглом, как мяч, пузе свет клином сошелся. От этого в книжной романтике многое становится скучным и пресным, прямо как в жизни, где все напряженно учатся или работают в поте лица. Всегда и везде парочки стремятся поскорее перейти прямо к делу, чтобы быстренько перепихнуться и разбежаться навсегда, либо чтобы усесться потом рядышком и начать подсчитывать общий семейный бюджет – ни дать ни взять парочка бухгалтеров, что ведут задушевную беседу, соприкоснувшись коленками.

Но от этой прозы жизни испаряется тонкая романтика, особая красота, и отчего-то все притягательное и загадочное в человеке уже подается как какое-то зло.

Что касается Сюань Цзи, то в человеческом теле его привлекали две детали, которые он считал источником тонкой красоты и очарования: это кисти рук и длинные волосы. И последний фетиш вполне себе обыденный, ведь с глубокой древности волосы назывались «шелком любви», а их особую ценность подтверждает тот же обычай сплетения волос.

Как назло, волосы у Шэн Линъюаня были поистине роскошными – густыми и бесконечно длинными. Намокнув, они оплетали пальцы Сюань Цзи мириадами шелковых нитей, и ему казалось, что так он касается бесчисленного множества переплетенных чужих мыслей…

Естественно, Сюань Цзи понимал, что его любование родилось из сугубо личных тайных пристрастий, не слишком одобряемых обществом. И пялиться на чужие волосы – это грубо нарушать этикет, а многоуважаемые Тони-парикмахеры такой наглости себе не позволяют, а иначе как бы они работали?

Обидно только, что он единственный в этой щекотливой ситуации испытывает бурю эмоций, главная из которых – неловкость, а вот другому – вообще плевать!

Стараясь хоть немного вернуть себе душевное равновесие, Сюань Цзи попытался развить недавнюю тему:

– Скажите, ваше величество, а когда раньше приказывали помыть вам голову… вы совсем не интересовались чужой ориентацией?

Шэн Линъюань лениво приподнял веки.

– Что такое «ориентация»?

– Ориентация… Ну да, для вас, человека из прошлого, это словечко вообще незнакомое… Короче… – Сюань Цзи замялся, стараясь подобрать объяснения понятные, но в то же время деликатные. – Это когда говорят о поиске второй половинки. Ну, мужчина и женщина вступают в брак, все такое… Но это касается не только отношений между мужчиной и женщиной, могут быть и другие пристрастия… Например…

– Ты о пристрастиях, как у Лун Яна? – безмятежно уточнил Шэн Линъюань.

Сюань Цзи ошеломленно умолк. Ну да, в эпоху Великой междоусобицы и не такое творили. Общество пребывало в упадке, так чего удивляться? Пожалуй, древний император на своем веку повидал многое, и современное общество способно поразить его лишь самолетами, артиллерией, атомной бомбой и тому подобными хардкорными достижениями научно-технического прогресса. А так да, ничто не ново под этим небом.

И пока Сюань Цзи прокручивал все это у себя в голове, Шэн Линъюань небрежно поинтересовался:

– Ты говоришь о себе?

В голову Сюань Цзи ударила кровь, щеки запылали. Стараясь сохранить на лице каменное выражение и справиться с диким смущением, он возразил:

– У меня все гораздо сложнее. И выбор гораздо шире… если вы понимаете, о чем я. Поэтому, чтобы впредь избежать недомолвок и неловкости, сообщаю: я не завожу дружбу с мужиками лишь потому, что мы вместе искупались и потерли друг другу спинки. Вам ясно, о чем я?

Шэн Линъюань чуть повернулся к нему и бросил недоуменный взгляд. Проницательный Сюань Цзи прочел в глазах бывшего императора немой вопрос: «Ясно-то ясно, но меня это как касается?»

В очередной раз заметив, что его намеков совершенно не поняли, Сюань Цзи решил промолчать.

Ну, с этим все ясно, он же клятый аристократ, пережиток феодального общества. В его времена любой владыка мог выстроить служанок в шеренгу и пробежаться мимо них голышом. И никто бы ему слова не сказал, не засмущался. Ох уж это мерзкое старое общество! Как говорится, ни стыда, ни совести.

Вот так неразрешимые классовые противоречия выступили против несвоевременных мечтаний Сюань Цзи и одержали сокрушительную победу. Душа Сюань Цзи, мечущаяся как обезьяна, оседлала скачущие как кони мысли и унеслась в далекие дали. Преисполнившись ненависти к клятому феодалу, Сюань Цзи всецело сосредоточился на мытье головы.

И спустя полчаса никаких праздных рассуждений у него не осталось. Все, о чем мечтал Сюань Цзи, это взять бритву и обрить бывшего императора наголо! Ведь тщательно промыть эти волосы было попросту невозможно.

Густые, но в то же время тонкие и мягкие, они прекрасно впитывали влагу, и чтобы их намочить и сколько-нибудь промыть, ушло безумно много времени. Да и просто удержать эту копну в руках было нелегко, а оттирались они от крови и пыли еще хуже, чем какие-нибудь джинсы! Вдобавок руководство гостиницы явно поскупилось и распорядилось поставить в каждый номер совсем крошечные бутылочки шампуней и геля для душа, какие обычно добавляют в дорожные наборы. Поэтому, когда Сюань Цзи выдавил на волосы Шэн Линъюаня весь бутылек, шампуня не хватило даже на то, чтобы хоть что-то где-то намылить, – он просто не давал никакой пены. Поэтому на голову его величества пришлось вдобавок лить гель для душа и какое-то средство для умывания. Опустошив все запасы, Сюань Цзи стал сосредоточенно втирать пену в эти бесконечные волосы.

Разумеется, в крошечной ванной не нашлось никакого табурета, так что Сюань Цзи корпел над чужой головой, согнувшись в три погибели. Спина его затекла, руки устали, поэтому мысли сами собой вернулись к приличным темам.

Но как только Сюань Цзи бросил намывать его величеству голову и разогнулся, чтобы немного размяться (а заодно хлебнуть из банки пива, которую он оставил при себе очень кстати), задремавший было Шэн Линъюань разомкнул веки и задушевно спросил:

– Я забыл узнать… как тебя зовут?

Сюань Цзи застыл в таком ступоре, что даже не представлял, как теперь быть. Может, окатить этого типа пивом из банки? Или надавить на его дурацкую голову так, чтобы он утоп на хрен в ванне?

– Когда мы в дунчуаньском лесопарке ловили демона, на телефон Чжан Чжао поступил странный звонок из Центрального координационного штаба Главного управления…

Закончив прислуживать аж самому императору, Сюань Цзи во второй половине дня отправился вместе с Ван Цзэ в больницу, чтобы навестить Сяо Чжэна, пострадавшего от удара молнии. По пути они решили немного поболтать и обсудить последние события.

– …правда, в офисе никого не оказалось, а папаша Сяо был на месте происшествия – валялся в отключке… Слушай, директор Сюань, ты чего зеваешь? Разве после всего не поехал в гостиницу и не поспал хоть немного?

От этого вопроса на лице Сюань Цзи отразилась вся горечь и ненависть угнетаемого класса.

– Лучше не спрашивай. Да здравствует новое общество! Да я со времен Освобождения такой несправедливости не видал!

Ван Цзэ, конечно же, из его восклицаний ничего не понял, но Сюань Цзи не стал дальше жаловаться. Махнув рукой, он вернул коллегу к теме расследования: