Ричард горевал по своему. В комнату Себастьяна никто не мог входить, Ричард закрыл его и превратил в запретную зону, входил только он, как в музей, несколько минут сидел, вспоминал, скучал и переборов горе опять сильным выражением лица выходил оттуда. Ричард горевал не меньше остальных, просто он этого не показывал. Иногда он даже пил в комнате Себастьяна, представляя, что они пьют вместе.

Однажды, спустя полтора месяца с происшествия, у порога Джонсонов появился гость.

— Добрый день, Мистер Джонсон, я Мэтью. Помощник Себастьяна.

— Заходи сынок, — вежливо пригласил парня он, — чем пожаловал?

— Мистер, Джонсон. У меня не хватит сил смотреть в глаза вашей дочери и видеть ее горе, но я не могу держать эти документы у себя вечно. Знаю, сейчас не время, но…

— Что за документы?

— Вот, — сказал Мэт и отдал серую папку в руки Ричарда, — это ваши акции с Стакером, документы, которые были у него и…, — глаза парня заблестели от слез.

— И…?

— И права на имущества. Теперь ваша дочь владеет всем, что принадлежало Себастьяну.

— Но… но как? Он же был молод и не предугадывал смерть, — сердце Ричарда будто в миг остановилось. Он рухнул в ближайшее кресло.

— С вами все хорошо? Принести лекарство? Или позвать…

— Нет! Все хорошо, — приводя дыхание в порядок, ответил Ричард, — как? Как он это сделал? Зачем?

— У него были проблемы с отцом. Наверное, для лучшей безопасности, он переписал все на будущею жену. Его отец довольно противоречивый человек…

— Я лучше всех знаю, какой он человек! — с призрением сказал Ричард. На этом диалог двух мужчин закончился.

Белые стены с завораживающими гобеленами. Черные шторы, черная, стеганная кровать и стеклянные тумбы. Минимализм с элементами классики. Из этой комнаты открывался изумительный вид, но никому из нас не было до этого дела. Новый хозяин комнаты уже два года лежал на этой кровати неподвижно. Я часами сидел у его ног и молился, чтобы он очнулся. «Это наказание Бога за наши поступки, поэтому ты не просыпаешься. Мы боролись, чтобы ты был с нами, но господь наказал и не дал тебе очнутся…из-за нас» все время крутилось в моей голове. Я верил в бога и боялся его. Я знал, что когда-то он накажет меня, но я был пока молод, чтобы думать о судном дне. У меня было оправдание: я поступил так не по своей воле. Я этого не хотел. Я проводил здесь так много времени, что меня уже тошнило от каждой детали этой комнаты. От звука аппарата, который был подключен к нему, я сходил с ума. Часть его лица была укутана бинтами. Пока он был в отключке, мы сделали пластическую операцию. Глобальных изменений лица не было конечно, но все же мне не терпелось видеть его реакцию на новое лицо. Я сотни раз представлял, как он смотрится в зеркало и цинично шутит, что стал более красивым, или же наоборот, что прежние черты ему нравились больше. Если бы я мог пить, я бы выпил весь алкоголь мира, чтобы хоть как-то утолить ту боль и ту вину, которую чувствовал, но я даже этого не мог. Наверное, отец был прав, когда называл меня «слабаком». После долгого просиживания у него, я решил покинуть его комнату и напоследок лишь промолвил “Очнись скорее брат, ты нужен мне. И если сможешь, прости меня”.

После смерти Себастьяна прошло два года.

Однажды в полночь Камилла поднималась в свою комнату в мыслях об учебе. Ричард и Дакота только спустя два года смогли вернуть Камиллу к полноценной жизни и то частично. Она согласилась уехать учиться хотя бы для того, чтобы быть вдалеке от всего, что напоминало ей о Себастьяне.

"Мы пленники своих же мыслей" повторяла Камилла про себя, и пыталась таким образом отвлечь себя от всех дурных мыслей, что кружились в ее голове. Ее психолог два года каждый день по несколько часов “промывал ей мозги”, как она любила это называть, и учил, что именно твердеть самой себе все время. После долгого дня, после занятий для колледжа, и сеанса психолога, она уставшая вернулась домой. Камилла уже не была той общительной и невинной принцессой. Она сломалась. Девушка днями не общалась ни с кем, кроме семьи. Камилла не держала зла в себе, просто в ее душе уже не было места не для кого. Сегодняшний вечер тоже не был исключением. Камилла вернулась домой и сразу поднялась в свою комнату. Она вошла в свою спальню, выпела вино, которое принесла Илона, вообще Камилла часто пила, положила бокал на стеклянный столик и сделала шаг к ванной комнате как…

…как услышала те самые ноты, те проклятые ноты, которые терзали душу, туманили разум и ломали кости. Она замерла. “Это мне кажется. Это все мне кажется!” твердила она себе и, как сумасшедшая, ладонями закрыла уши. Поняв, что музыка не перестает играть, она все же повернулась и помчалась в ту самую комнату белого рояля, дверь которой она не открывала уже давно. Казалось уже все, и она не зависима от этой комнаты но…

Камилла неуверенными шагами подошла к двери, но не открыла ее. Там точно кто-то играл, это не было ностальгией или другим либо чувством, ей не показалось, там играли ту же мелодию. Вдруг очень внезапно музыка прекратилась. Камилла открыла дверь, а там никого. Она заплакала будто от стыда перед самой собой, что спустя столько времени ей все ровно эта музыка не дает покоя или же она сошла с ума?! Ответа не было, была только пустая комната с открытым окном, из которого вышла занавес и боролась с ветром. На рояли стояла бутылка виски Chivas 1983 года. Камилла впала в истерику начала плакать, душевная боль была сильна, любой физической. Камилла кричала и плакала. Все эмоции которые она контролировала в течении этих лет вышли из под контроля более обостренными. Они вырвались из души, из груди, изо рта…

А под балконом стоял кто-то в сером капюшоне, слышал крик девушки, слышал ее плачь и горе. Сердце незнакомца колотилось, он хотел бежать к ней, прекратить страдания, помочь. Он сжал кулаки до боли в венах, собрал всю волю в кулак и отвернулся. По щеке незнакомца покатились слезы, и он просто потерялся в темноте…

Вы думаете, что это конец? В любви не бывает конца…