— Вы всегда были близки с Себастьяном. Тебе было пять, он уже учился в старших классах, помню, он обожал гулять по вечерам с тобой, но…

— Я бы хотела помнить эти дни. — Себастьян был старше меня ровно на 10 лет, и иногда у меня было чувство, что это я появилась в нашей семье после него, а не наоборот. Воспоминания папы заставили мне улыбнуться.

— Однако…

— Папа, я ведь вижу, что есть что-то, что тебя тревожит. Прошу, говори прямо.

— Когда ты стала так рвать душу за него?

— Пап, мы с ним всегда были связаны.

— Камилла, — посмотрел он на меня стальным, вынуждающим на правду, взглядом, — Насколько тебе дорог Себастьян?

Я застыла. Дело не было в том, что я понимала, что твориться у меня в душе, но не хотела рассказывать папе, а наоборот: вопрос отца убедил меня в том, что я не понимала, что твориться. До этого момента я не осознавала, что между мной и Себастьяном появилась другая связь, не такая, как в детстве. Папа несколько мгновений посмотрел мне в глаза и, наверное, понял, что я нечего не могла скрыть, потому что сама не “владела информацией” о собственных мыслях. Потом, пожалев меня, сказал:

— Ладно, поговоришь об этом когда будишь готова и с кем будишь готова, разницы нет я буду или мать, главное чтоб ты могла открыть душу.

— Папа, а что случится, если я откажусь выходить за Чарльза?

— Стакер старший сделает все, чтобы разрушить нашу жизнь. Его юристы посадят меня за решетку, Себастьяна вообще застрелит, наверное, а…

— Я поняла, не продолжай.

— Камилла, этот брак не будит таким, каким ты себе представляешь. Я понимаю, что с ним тебе не ужиться. Спустя некоторое время после свадьбы я отправлю тебя за границу, якобы учиться, там уже видно будит.

— Пап, а если я влюблюсь в другого?

— Что?

— Просто пример…

— Твое сердце разобьется, милая. Вы не сможете быть вместе. Жизнь не такая, какой она представлена в твоих любимых книгах. — Я не ответила нечего, он продолжил. — Камилла, Стакер старший забронировал два здания для Кетрин. В одном будите вы, молодежь, в другом будет закрытый ужин для его круга. Ты там будешь, практический, одна, будь осторожна. Будь готова к шести.

— Хорошо, спасибо пап, — сказала я и обняла его за шею, как тогда: в свои пять лет.

— Ахахаах, иди, иди, — с шуткой сказал папа.

Мы каждый день обречены, делать выборы. Одни спасают нас, другие — губят наши жизни навсегда.

Прошло несколько часов Дакота и Ричард сидели в фойе дома. Это был самый роскошный уголок в доме. Пол фойе был из белого мрамора, в три стороны открывались белые двери комнат, а в центре была главная дверь входа, которая была стеклянной и солнце, через эту широкую, стеклянную дверь, проникало внутрь. В самом центре стояла кривая, мраморная лестница, с серебренной периллой. Рядом с лестницей был небольшой круглый столик, на котором была ваза с букетом алых роз. Над этим столиком весела большая, серебренная, хрустальная люстра, вспышки которой ослепляли. В углу стояли четыре кресла, классического стиля, белого цвета с тонкими серебряными орнаментами, а в середине был маленький журнальный столик. Там и сидели Ричард с Дакотой, и ждали Милу.

От лица Себастьяна

Меня, они не ждали, потому что доктор прописал мне постельный режим, из-за ножевого ранения и обморока, но кого это волновало? Не меня это уж точно! Моя рана болела, но я не мог пропустить этот маскарад подлости и допустить, чтобы Мила была там без меня, особенно после заявления Кетрин. Я надел черный костюм с черной рубашкой. Пиджак скрывал мою повязку, но координация выдавала мою боль. Я вытащил телефон и связался с Метом. После сообщил моей тайной охране, чтобы они были на чеку, затем спустился к ним:

— Я поеду на своей, как обычно, — заявил я.

— Рад, что тебе уже лучше, мальчик мой, — сказал Ричард, — но хотя бы, может, за руль не стоит садиться?

— Да ерунда, я в порядке.

— Пока ты не посетишь доктора, я от тебя не отстану. — Сказала Дакота и все мы посмеялись.

Вдруг мой взгляд пал на Милу, она спускалась по лестнице. В миг, я перестал слышать голоса окружающих и от удивления и восторга не мог отвести взгляд. Я ощутил страх. Страх был от осознания собственных чувств, которые были запретны, и я это четко осознавал. Она была в роскошном красном, вечернем платье шлейфа которой была такой длинной, что спускалась за ней по лестнице. А ее светлые волосы были просто распущенны, без прически или особых аксессуаров. Изящно! Я смотрел на нее и задыхался. Мое тело реагировало на Милу самым страшным образом, и я не мог нечего поделать с собственной плотью. Я хотел ее. Я хочу ее, все время. Она ослепила меня, отняла всю жестокость и сбила с толку. Я стал ее рабом. Непроизвольно, я, зажал спинку кресла, возле которого стоял. Я еле сдерживался, чтобы не наброситься на нее и не целовать каждый ее миллиметр. Мои ладони вспотели. Я с каждым разом все больше и больше терял контроль.

От лица Камиллы

20:00. Самый разгар вечеринки Кетрин. Отец с мамой ужинали на верху. Стакер старший организовал ужин “для взрослых” на втором этаже банкетного помещения. В целом это был концертный зал. Выступали знаменитости, я даже подпевала некоторые песни, веселилась и танцевала. Кетрин пригласила больше двух сот человек. На ее празднике царствовал багровый цвет. “Цвет страсти” как говорила она. Гости тоже соблюдали установленный цвет и пришли в оттенках красного: как и я. Я стояла и смотрела огненное шоу, как, Кетрин подошла ко мне:

— Спасибо подруга, мне безумно понравился твой подарок.

— Носи на здоровье, дорогая. — Улыбнулась я.

— Камилла, у тебя не найдется шарф или, какая ни будь, повязка? Я хочу собрать волосы…

— У меня с собой только маленький клатч, а что тебе нужно? Может, мы сможем заменить шарф чем-то другим? Заколкой на пример. — Я уже мысленно перебирала все варианты, как помочь подруге сменить прическу.

— Ох, да нет, мне просто жарко и я хочу собрать волосы вот так, — сказала она и продемонстрировала аристократичную прическу, открыв шею, — просто, понимаешь, этот засос не как не могу скрыть, а демонстрировать его не прилично. — Она явно была довольна этим шрамом, ибо пока проговорила это все, три раза укусила губу и глаза стали блистать.

— Ой, понятно, а… что это?

— Хихихихихи, дурочка, это укус. Когда мужчина и женщина отдаются страсти, они иногда кусают друг друга, чем сильнее страсть и любовь, тем заносчивее шрам.

— Ххихихи, понятно, буду знать. — Мне стало неловко от такой темы, но я посмеялась вместе с ней. Я не посчитала нужным спросить, кто это сделал, потому что у Кетрин часто менялись партнеры, и замена имени мне бы нечего не дало. Но она сама решила продолжить разговор:

— Главное, во время секса, я сказала ему, чтобы он сдержался, но он меня даже не слушал… Его пыл… Ммммм…… Он не затихал. Ххахахах, ах уж эти мужчины! Мы ели оторвались друг от друга, когда твои занятия в школе закончились. Он не хотел останавливаться, но я настояла на том, чтобы он приехал за тобой, а то не вежливо было бы заставлять тебя ждать, из-за наших, ну сама понимаешь… утех.

— Что? — Ноги стали ватными. Мне стало так больно, что я отказывалась воспринимать эту информацию. — О ком ты сейчас говоришь?

— Как о ком? О Себастьяне, конечно же. Мы же теперь вместе.

— Вот как? Поздравляю…, — Я готова была умереть в этот момент.

— Ох, прости, Камилла, там читают тост в честь меня, мне нужно отлучиться.

Шоу с огнями закончилось, танцовщицы покинули сцену. На всю громкость стала играть песня Indila-TournerDansLeVide. Она очень четко характеризовала мое внутреннее состояние. Наконец Кетрин покинула меня. Я стояла и не понимала, что происходит со мной. Все мое тело горело изнутри. Мне было больно. Мое сердце треснуло на миллион осколков. И только теперь я поняла, что не безразлична к нему. “Господи, что ты за чудовище? Ты влюбилась в брата! Теперь страдай” я была самой последней тварью в собственных глазах. Перед глазами пробежали все его нежности, подарки и слова. Я только сейчас поняла, что он мне нравился как мужчина. Я не была в силах представлять его с другой, но и со мной его представить не хотела. Я вспомнила, как он держал меня на балконе, как прикасался к моим волосам и нюхал парфюм, как он прогнал меня, как на следующий день просил прощения. Я вспомнила даже танец с Кетрин, и только сейчас осознала, что мечтала оказаться на ее месте. Я вспомнила, как он говорил, врал мне, что Кетрин не интересна ему. Я вспомнила наше танго и день в отеле. Воздух покидал мое тело, я задыхалась. Слезы сами пошли из моих глаз и я, как окаменевшая статуя, осталась стоять в центре зала. Никто бы не увидел, что я плачу, из-за освещения и числа гостей, но мне было не до этого. Перед глазами мерцал его образ: его вечно нервные движения, его классический, но темный стиль, его черные рубашки, идеально облегающие его спортивное тело и мышцы, его щетина, его горячий взгляд и манера выпивать виски. Он был грубым, но вся его нежность пылала внутри. Он был нежен со мной, будто дьявол, который хочет скрыть свою сущность. Если бы меня спросили какой фильм характеризует его, на ум пришел бы только один “365 Дней”. Я стояла и думала, когда же влюбилась в него? И ответа не было. Я любила его всю жизнь? Нет, точно нет. Так, когда же это произошло?