Полынин устремил на Антона взгляд, в котором отражались страх и мольба. Он ждал ответа, но Кравец молчал.

Наказание за раскрытие этой тайны было нешуточным, и Антону не нужно было объяснять, что ждёт Полынина в случае выяснения, кто стал причиной слива информации, и всё-таки трусливый Вадик Полынин пришёл к нему, а, значит, то, что Вадик хотел взамен, было сильнее страха. А хотеть Полынин мог только одного — возвращения на Олимп, с которого его несправедливо согнали.

— А если АЭС не будет запущена?

Кравец не спешил подходить к тому вопросу, который тревожил Вадика больше всего, и ради которого он, собственно, здесь и появился, рискуя своей никчемной шкурой. Вадик подождёт, ожидание помогает доходить до нужной кондиции, это Кравец знал по своему опыту.

— Так что произойдёт, если АЭС не будет запущена? — повторил Антон свой вопрос.

— Тогда, — голос Полынина опять дрогнул. — После того, как уровень воды опустится ниже критической отметки, волновая электростанция перестанет работать. Не сразу, конечно. Какое-то время всё ещё будет функционировать, но по мере снижения уровня мы однажды так или иначе придём к тому, что станция работать не сможет. Проектом Башни заложен запас в несколько месяцев, достаточный для ввода АЭС в опытно-промышленную эксплуатацию. Но для этого нужно, чтобы все работы, которые сейчас запускают Савельев с Руфимовым, были выполнены в срок. В противном случае мы останемся без энергии. Ну а дальше, наверно, не нужно объяснять, и так всё понятно — Башня будет обесточена. Производство встанет, очистные сооружения и водоопреснительные установки… всё встанет! Это… это конец… смерть…

В круглых глазах Полынина заколыхался ужас.

— Ну то есть дело-то хорошее? То, что АЭС запустят? И что уровень воды снижается. Наконец-то выйдем всем народом на твёрдую сушу, — Кравец прищурился. — Отчего же Павел Григорьевич продолжает держать это в тайне? Чего он боится? Самое время объявить народу благую весть. Или я не прав?

Полынин поднёс руку к лицу и медленно потёр щеку. В его глазах мелькнуло сомнение, которое не укрылось от Антона. Вадик замолчал, что-то обдумывая. Кравец не торопил его.

— Дело это, конечно, хорошее, — тихо произнёс наконец Полынин. — Но опасное. Никто же из нас ни разу в жизни не запускал АЭС. Теоретические знания у того же Руфимова или Савельева есть, но теория и практика — две разные вещи. То, что сейчас делает бригада внизу — это небывалый риск. Сейчас вероятнее всего они проводят испытания и ревизию оборудования, но очень скоро Руфимов начнёт физический пуск. Это сложный процесс, Антон, и там всё должно быть чётко соблюдено, все этапы. Если коротко и без технических подробностей, это запуск ядерного реактора, загрузка свежего топлива. Понимаешь, о чём я? Решение о таком опасном мероприятии даже Савельев не вправе принимать в одиночку. Это должен решать Совет. Но Савельев боится, что обсуждения Совета только затянут дело, и тогда время, нужное для расконсервации АЭС, будет потеряно. Поэтому он рискует… Рискует всеми нами…

— Иными словами, мы все сейчас сидим на пороховой бочке?

— Да ещё на какой.

Кравец не то, чтобы не боялся, что всё это может в любой момент рвануть, и обломки взлетевшей на воздух Башни станут их общим саркофагом, нет, он боялся, конечно. Но это был скорее разумный страх, не переходящий в панику. Есть вещи, на которые он повлиять не может, и их остается только принять и попытаться извлечь для себя хоть какую-то выгоду. А выгода как раз и сидела напротив — Вадик Полынин, бледный, как сама смерть.

Они наконец-то перешли к тому, за чем, собственно, Полынин и появился здесь. Он раскрыл перед Кравцом карты, справедливо полагая, что тому есть что предложить взамен.

— Вот что, Вадим, — Кравец задумчиво почесал подбородок. — Я тоже считаю, что Савельев с тобой обошёлся несправедливо, но…

Он замолчал и отвернулся в сторону, облокотившись одной рукой о подлокотник кресла. Краем глаза Антон видел, что эта неожиданная пауза заставила Полынина ещё больше занервничать — он заёрзал на своем месте, и его руки снова пришли в движение. Эта дёрганность забавляла и вместе с тем раздражала.

— …но я ведь ничего тут не могу сделать, — Антон посмотрел на Полынина, поймал его бегающий взгляд. — Кто я и кто Савельев? И ты вообще в курсе, что подо мной самим кресло трещит, вот-вот развалится. К тому же я бы и в добрые времена против Павла Григорьевича не пошёл, а теперь и тем более, так что извини, — Антон развёл руками. — Ничего не могу поделать. Извини.

Кравец поднялся, как бы давая понять, что разговор окончен. Вадик Полынин смотрел на него удивлённо и обескуражено. «Как же так? — казалось, говорил его взгляд. — Я же тебе такое рассказал, а ты… я думал…». Он хотел подняться, но Антон остановил его жестом, и Вадик остался сидеть, судорожно вжавшись всем телом в кресло, подтянув ноги, неестественно сгорбившись и вытянув вперёд тощую шею с выступающим кадыком. Антон обошёл Полынина, встал сзади, наклонившись и почти навалившись грудью на спинку кресла. Заговорил тихо, но отчетливо:

— Савельев многим поперёк горла. Внизу люди проявляют недовольство, но открыто выступать боятся. Савельев по всем этажам военных рассовал, охрана и та теперь не под административным управлением, а под военными — считай, Савельевым лично. Ну да что я тебе говорю, ты и сам знаешь.

Полынин быстро кивнул.

— А ведь есть возможность его убрать.

— Савельева? Как?

Вадик обернулся, почти упёрся о взгляд Кравца. В бледно-голубых, чуть навыкате глазах Полынина мелькнул интерес, и это уже было хорошим знаком. Кравец улыбнулся, чуть приподняв уголки тонкого, нервного рта, и по-прежнему очень тихо ответил:

— Просто убрать, Вадим. Физически.

— Н-н-нет, я к такому не готов. П-п-почему я? П-п-почему не кто-то другой?

От страха Полынин даже начал заикаться, чего прежде Кравец за ним не замечал. Правда, раньше он и не предлагал ему ничего похожего, да что там, ему бы даже в голову не пришло такое предложить. Слабый и трусливый Вадик Полынин совершенно не годился для такого дела, но у Антона не было другого выхода — либо он сейчас уговаривает Полынина на этот шаг, либо, начиная с завтрашнего дня, за его собственную жизнь никто не даст ломаного гроша.

Предложение Кравца было предельно простым. Полынин приводит Павла Григорьевича на разрушенную Северную станцию, где их будут ждать подготовленные люди.

— Почему я? — повторил Полынин.

— А кто ещё?

Антон снова сел на своё место, придвинул кресло совсем близко к Вадику, так, что его колени почти коснулись колен Полынина.

— Во-первых, единственный для тебя способ вернуться на прежние позиции — это убрать Савельева. Пока он жив, он тебя не пустит назад. Для тебя даже должности теперь в Совете нет, он её упразднил. Во-вторых, ты владеешь информацией, которую Павел Григорьевич предпочитает держать в тайне. Пока держать в тайне, — Кравец многозначительно поднял палец вверх. — То есть, времени у нас немного. И в-третьих, Вадим, за всё же надо платить. А я и так прошу тебя сделать сущую ерунду. Заметь — не убить Савельева собственными руками, а просто привести в назначенное время в нужное место.

— Да как я это сделаю-то?

Истерические нотки в голосе Полынина не понравились Антону, но он их проигнорировал.

— Тут всё очень просто. Ты звонишь Савельеву и говоришь, что тебе всё известно про Руфимова, где он сейчас, и всё остальное. И выдвигаешь свои условия.

— Сразу?

— Нет, конечно. Кто такие вещи делает сразу? Скажешь Павлу Григорьевичу, что ждёшь его для переговоров на Северной станции. Что будешь говорить с ним только тет-а-тет. Что ты уже позаботился о том, чтобы всё стало достоянием общественности, если с тобой что-то случится. Блефуй!

— Он на такое никогда не купится, — Полынин затряс головой. — Никогда. Он меня уничтожит. Просто уничтожит…

***

Кравец ещё раз посмотрел на часы. Что ж… Полынин не придёт. Это было уже очевидным.