— Ну, спасибо, Пижон! Нашел трюфель. Получай.

Степан Алексеевич достал из сумки какой-то жирный кусочек и дал обрадованной собаке.

— Подходите, ребятки. Федя, спусти Жука. Ищи, ищи, Жучок, тут, тут, тут!

Жук, фыркая и радостно повизгивая, принялся рыть землю лапами.

— Довольно, Жук, поучился, нанюхался, теперь пошел прочь. Пижон, ложись!

Стальным наконечником палки Степан Алексеевич глубоко обкопал то место, где рылись собаки, и вынул какой-то землистый безобразный комок величиной с грецкий орех.

— Вот он, трюфель. Собаки чувствуют его тонкий запах, а для нас он пахнет только сырой землей. Других мы выкапывать сейчас не будем, трюфели еще не созрели; оставим до осени, только отметим. Обтешите небольшие колышки, воткните их там, где Пижон сделает стойку. Ищи, Пижон!

Пудель отыскал, обнюхал еще с десяток полянок без травы.

Жук прыгал, бегал за Пижоном след в след, старался ему подражать: поджимал лапу и хоть криво, смешно, но делал стойку!

Успехи друга радовали Федьку, но все-таки он мне шепнул:

— За груздями веселей ходить, а это что! Шатаешься, шатаешься, а грибов нет!

Жарко, тихо в тени кустов. Травы почти нет, но на толстых длинных стеблях стоят то желтые, то синие цветы. Около них, гудя, вьются пчелы. Пискливый, длинный, однообразный, издалека доносится крик птицы. До грибов ли тут? Да еще под землей их ищи. Спать хочется от всей этой тишины, от странного душного запаха среди темной зелени крупных листьев.

Скучно шататься, ничего не собирая.

— Охотники, носов не вешать! — закричал дед. — На всех охотах так: когда густо, когда пусто. С большими корзинами пойдем в лес осенью, а теперь домой с пустыми руками, почти ни с чем.

Зато наука. Нельзя грибнику не знать, как трюфель растет, как его ищут. До свиданья, ребятки! Пижон, домой, фью!

Грибное море

Кричали журавли, пролетая над лесом, а в лесу под ногами шуршали опавшие листья.

— Осень, ребятки, — говорил коричневый дедушка, стоя на опушке леса перед гурьбой детей. — Теперь медведь и заяц, белка и тетерев, все едят грибы. Вот все видали, собирали, едали грибы, а кто из вас знает, что такое гриб?

— Растение, — раздалось несколько голосов.

— Верно. Только странное растение. Цветка у него нет. Гриб — плод подземной плесени. Семян, как у других плодов, в грибе не найти. Его расцвет в том, что он крепок, свеж, полон соком. Когда гриб поспел, он уже стар, он сморщивается, съеживается, киснет на корню. Бедный дряхлый гриб, — корни перестают давать ему сок из земли, он умирает, и дряблое его тело распадается как будто в пыль. Но это не пыль, это мельчайшие капли, пузырьки, споры, зародыши гриба. Ветер разносит их всюду, они засыхают, пропадают. Только там, где влажно-теплый перегной хранит достаточный запас пищи, спора, зацепившись невидимыми сосочками, прирастает, вытягивается под землей в плесень-грибницу, и тут выскакивает снова гриб. Слышали поговорку: «Выскочил, как гриб на болоте»? Это, конечно, только поговорка — на болоте грибы не растут. Излишняя сырость грибу так же гибельна, как сухость. На песке, на камне или у воды гриба нет. Грибу, повторяю, нужна теплая влажная почва, и только у корней деревьев растут грибы. Рыжики, например, водятся не иначе, как около елей. Э, тетерочка, ты что это нашла?

— Масленик, дедушка.

— Нет, это козляк. Шляпка у него скользкая, темно-желтая, загибается кверху воронкой. Если содрать с козляка кожу, съесть его можно, но это плохой гриб. Моховик на него похож, у того шляпку книзу выпучивает подушкой. Тоже дрянь. Маслята плоски, на коротких ножках, бледно-желты.

— Подосиновик нашел, — закричал Федька Лапин, — вот!

Он прыгал, размахивая крупным грибом на длинной белой ножке в ярко-красной шляпке.

— Отлично, поздравляю с началом, — медленно сказал дед, — но как же так, братец? Уговор был грибы срезывать.

— Виноват, Степан Алексеевич, этого я нечаянно схватил, больше не буду.

— То-то нечаянно. Выхватить гриб с корнем коза или овца умеет. На месте гриба надолго, быть может навсегда, остается пустышка, из пустышки ничего не вырастет, — понятно? А срежь шляпку, оставь ножку гриба на земле — ясно, что споры остаются в удобном для них месте. Значит, новые грибы тут будут. Ну, ребятки, у кого ножи есть?

Только у четырех мальчиков. Девочки все без ножей.

— Нам не дают, — пищали девчонки, — говорят: потеряете.

— Так я и знал, — ворчит Степан Алексеевич, вынимая из корзины сверток в тряпке. — Самый плохой ножик, обломок ножа тут годится. Хорошо, что я пяток захватил. Держите. Как раз на каждую пару по ножику выйдет. По двое идите. А палки у всех есть? Не лапами же разгребать траву и листья, — на сучок легко напороться, гадюка схватить может. Ну, в путь. Сбор около полдня на полянке у дубков!

Мы идем по лесным тропинкам, лазим по канавам, шарим во мху, под ветвями поваленных деревьев, около пней, у кустов орешника. Грибов много. Я и Федька Лапин идем парой.

— Сыроежек брать не буду, — говорит Федька. — В прошлом году я одну съел…

— Сырую?

— А как же. На то она и сыроежка. Так потом два дня не знал, куда деваться, наизнанку выворачивало.

— А вкусно?

— Так себе. Плохого ничего нет, не горько, сыростью, грибом пахнет. Другие едят, ничего не бывает. А я больше не стану.

— А это что за гриб?

— Тоже сыроежка.

— Такая-то розовая?

— Да. Ты попробуй на вес. Совсем легкая? Значит, сыроежка. Брось.

Я все-таки положил в корзинку крупную яркую шляпку.

Когда все грибники сошлись у дубков и опорожнили на лужайке свои корзинки, кузова, кошелки, короба, добыча показалась огромной: грибов собрали груду.

— Ну, цыплятки, — смеясь, говорил Степан Алексеевич, — по правде говоря, дряни насбирали. Свалили все в кучу? Обижать никого не хочу, не спрашиваю, какие чьи грибы. Это что за шляпа? Старый березовик. Да такой шелепень никуда не годится. Смотрите!

Дед бросил на землю бурую шляпку гриба с чайное блюдечко величиной, и шляпка дрябло распалась на куски.

В трухлявой мякоти чернели ходы червей.

— Видите, у него зеленая борода выросла? А березовик с бородой — последнее дело. Черные точки на шляпке — это значит, червяки в гриб забрались. Гриб-зонтик тоже не надо брать, это поганка. Вот я вижу, лисичек вы набрали. Мой совет: бросьте их.

— У нас их жарят!

— А у нас сушат!

— Моя мама маринует. Вот вкусно как!

— Дедушка, можно лисичек оставить?

Степан Алексеевич зажал уши.

— Ну, оглушили совсем. Оставьте, кому уж так хочется. По-моему, лисичек ни желтых, ни оранжевых есть не стоит. Оранжевые лисички — у них шляпки точно в пуху — про тех прямо скажу: берегитесь, нельзя их есть, они ядовиты! Федя, хочешь сыроежку скушать?

Однако Федька Лапин куда-то скрылся.

— Это его любимые грибы, сыроежки, — насмешливо продолжал Степан Алексеевич. — Он закусил как-то сыроежкой, так год забыть не может. Впрочем, жареные прямо из лесу сыроежки вкусны, а в заготовку ни в какую не годятся: слипаются, крошатся. Дрянцо порядочное. Глядите, вот грибы так грибы!

Он откинул холст со своей плоской корзинки. Там ровными рядами лежали одна к одной разноцветные шляпки.

— Вот белый гриб из-под березы. Шляпка у него красноватая. Сварить ее, — она станет ярко-красной. Под дубом также растет белый гриб; там он надевает коричневую шляпку, слегка зеленоватую. На стоящий боровик щеголяет в бархатной темно-бурой шапочке; такие встречаются в сосновом лесу, а в ельнике растет первый сорт гриб в бледно-розовой шляпке на белом длинном ядреном пеньке. Называется он руфель. Лучше гриба уже не бывает.