И все бы закончилось хорошо, если бы не мистер О’Нил — он был единственным учителем, отказавшимся оценить ее титанический труд. До конца учебного года Бек сидела на его уроках в углу с опущенной головой, покрытой капюшоном, и считала минуты до звонка. Время от времени, когда, например, говорили о травле Эстер Прин или об участи Фредовой, она нечаянно поднимала руку. Мистер О’Нил, так же как и раньше, медленно кивал, выслушав ее ответ, и она не могла расшифровать выражение его лица, однако ей становилось очень не по себе.

Дело не в том, что он поставил ей годовую оценку «три», которая могла помешать ей поступить в колледж. Вовсе не по этой причине она вломилась в кабинет директора и влезла в его компьютер. Просто мистер О’Нил унизил ее, и ему сошло это с рук.

И ей бы тоже сошел с рук ее поступок, ограничься она заменой своей оценки. Но когда Бек вошла в компьютер, то уже не могла удержаться. Она проверила все выставленные учителем английского отметки и обнаружила, что Рид Тейлор, Джон Рубенс и другие тупицы получили пятерки, тогда как большинство девочек — четверки и тройки. Калли Морган с брекетами и прыщами, которая до сих пор выглядела как малолетка, удостоилась пятерки, зато Оливия Томас из группы поддержки, которая носила топы с глубоким вырезом и была второй ученицей в классе, — всего лишь четверки. При этом Лиззи Мейерс, самой грудастой в параллели, звезд с неба не хватавшей, но трудолюбивой, учитель влепил тройку. Эта закономерность распространялась и на аттестацию в других классах мистера О’Нила. Бек насчитала двенадцать девочек, включая себя, чьи оценки явно были занижены. Одиннадцать других учениц, должно быть, переживали ту же беззащитность и уязвимость, как она сама. Преисполнившись чувством солидарности, Бек взбесилась, а потому стала неосторожной. Если бы она просто заменила свою тройку на четверку, никто бы не заметил. Но вместо этого Бек поставила всем обиженным, по ее мнению, девочкам пятерки. Однако и в этом случае все обошлось бы, не будь Лиззи Мейерс настолько сознательной и не поблагодари она мистера О’Нила за то, что он вознаградил ее за упорную работу. Он удивился, заинтересовался и докопался-таки до истины, в результате чего Бек исключили из школы.

Никому, кроме Тома, она не передавала слов мистера О’Нила. Ни Хелен, которая, хотя и выиграла битву против директора в первый раз, все же проиграла войну, когда обсуждалось отчисление Бек. Ни другим бойфрендам, которые даже не догадывались, что ее выгнали из школы. Ни Джейку, который приезжал домой на лето и, просиживая вместе с ней на крыльце бесчисленные вечера и покуривая травку, убеждал Бек, что все обойдется. До Тома Бек не могла собраться с силами, чтобы описать, как глаза мистера О’Нила обшарили ее тело, словно он испытывал одновременно возбуждение и отвращение, словно он был намного лучше ее.

Сначала Том крепко прижал Бек к себе, но слегка насторожился, когда она объяснила свое решение при поступлении в юридический институт умолчать об исключении из школы и годовом домашнем обучении. Он затаил дыхание, когда она сказала ему, что об этом никто бы не узнал, если бы не фильм по сценарию Джейка и не Молли Стэнтон, главная соперница Бек на роль редактора факультетского журнала. Возможно, не выказывай Бек столь откровенно презрение к Молли, которую уже ждало место в отцовской фирме, та не стала бы копаться в ее прошлом после просмотра злополучного фильма. А так она наябедничала декану, сообщив об исключении своей недоброжелательницы из школы, и в результате Бек сейчас была не дипломированным юристом с перспективой стать партнером, а помощником адвоката.

— Так ты жалеешь о содеянном? — спросил Том.

Бек следовало проявить осторожность: ответить «да», выразить, как положено, сожаления и стыд, произнести речь, которую можно было бы обратить к руководству юридического института и комиссии по этике перед экзаменом на право заниматься адвокатской практикой. Но вместо этого она сказала бойфренду правду:

— Я ни о чем не жалею. Мистер О’Нил — похотливый ублюдок, таким не место в школе. А Молли Стэнтон — заносчивая папенькина дочка, и она должна была признать мое превосходство. За меня никто не просил, я училась усердно. Никакой вины я не испытываю, только обиду на то, что со мной обошлись несправедливо.

После этого Том долго кивал, потом повернулся на бок и притворился спящим. Бек слушала принужденные вдохи и выдохи, пытаясь что-то объяснить, чтобы донести до него свои чувства. В тот миг она поняла, что их отношениям пришел конец.

Через месяц, когда он стоял в прихожей с чемоданами в руках, она хотела разозлиться на него. Но она была раздавлена: в первый раз кому-то открылась и в итоге опять осталась одна.

Когда БМВ Тома пропадает из виду на Эджхилл-роуд, Бек смотрит в даль пустой улицы, медля на крыльце дома. Ей нужна передышка, чтобы собраться с духом перед общением с семьей. Она выуживает из сумочки черную бархатную коробочку, открывает ее, и бриллиант сверкает на солнце. Ни за что она не расскажет родным о «Флорентийце». У Эшли в глазах вспыхнут знаки доллара, хотя она единственная из Миллеров не нуждается в деньгах. У Джейка в голове тут же выстроится сюжет нового сценария на основе событий из личной жизни Хелен. А у Деборы задрожат колени, когда она поймет, что дом был всего лишь уловкой, отвлекающей внимание от подлинного алмаза в наследстве.

Бек подумывает солгать — «Вы же знаете Хелен. Это просто побрякушка, которая, по ее мнению, мне подходит. Я и забыла о ней», — но Эшли всегда умела выводить ее ложь на чистую воду. Если родные узнают о бриллианте, придется его продать. Лучше уж, как сделала Хелен, спрятать его в ящике комода — пусть остается сентиментальным подарком, овеянной семейными преданиями реликвией. Ну зачем ей, в самом деле, знаменитый бриллиант?

Бек захлопывает коробочку и бросает ее на дно сумки. Значит, решено. Как ни в чем не бывало войти в дом, словно ей нечего скрывать. Снова вставить камень в брошь и положить ее к бабушкиной бижутерии. Да и вообще Бек охотится не за алмазом, а за его историей.

Когда она возвращается в гостиную, там воцаряется наэлектризованная тишина. Все настораживаются, как будто в комнате полно голодных хищников.

Наконец Эшли хватает ноутбук и показывает его Бек.

— Ничего не забыла нам рассказать?

— Осторожно, — предупреждает Джейк, забирая у нее компьютер. Эшли быстро припечатывает брата суровым взглядом, ожидая, что тот испугается и съежится. — Некоторые из нас не могут себе позволить бросаться ноутбуками.

— А что? — невинным голосом спрашивает Бек. — Ты имеешь в виду брошь?

— Да, Бек, именно брошь. Как бабушка ее назвала?

Джейк читает с экрана:

— «Моя брошь с желтым бриллиантом».

— «Моя брошь с желтым бриллиантом», — повторяет Эшли.

Бек смеется, ощущая пугающее спокойствие. Удивительно, как шестое чувство, интуитивная связь с семьей, позволило ей предсказать поведение родственников. Выходит, отделаться будет легче, чем она ожидала.

— А что? Вы думаете, она ценная? Это просто бижутерия, я нашла ее в ящике комода.

— Можно на нее взглянуть? — спрашивает Дебора. — Что-то не помню, чтобы Хелен носила какую-то брошь.

— Она у меня дома, — не моргнув глазом лжет Бек.

— Как это кстати. — Джейк убирает ноутбук в сумку для документов. — Твой бойфренд сказал, что по тому, как составлено завещание, мы все-таки должны разделить наследство поровну. Можешь забрать брошь себе, но ты должна возместить нам две трети ее стоимости из денег, которые Хелен нам оставила.

Бек вздрагивает.

— Он не мой бойфренд. Но, конечно, я отдам вам двадцать долларов. Вот сколько она стоит. Конечно, ты же так нуждаешься в деньгах… — Бек достает из сумки кошелек, вынимает десятидолларовую купюру, сминает и бросает в брата. — Это вся моя наличность. Остальные десять отдам, как только доберусь до банкомата.

— Ты ведешь себя глупо, — отвечает Джейк.

— Не указывай мне, как себя вести.