Литмир - Электронная Библиотека

— Потому что это неважно, — отвечает она.

Том смотрит на нее с сомнением.

— Ты сам знаешь почему.

И он действительно знает. Знает о фильме Джейка, о кредитных картах, которые Дебора оформляла на имя Бек, о регулярном длительном отсутствии матери дома, когда дочь не имела понятия, вернется ли она и жива ли вообще. Знает о сложных чувствах Бек по отношению к Эшли, которая сбежала из дома при первой же возможности и снова захотела сблизиться с младшей сестрой, когда родила детей и решила, что семья — это важно.

— Тебе следовало сказать им. Это твоя обязанность как душеприказчика.

— Да что ты? Обязанность? — Бек буравит Тома взглядом, наконец он не выдерживает и отводит глаза, и она понимает, что им не быть вместе, никогда. Обоими руководит неколебимое представление о правильном и неправильном, но у Бек оно, может, и ошибочное, но свое собственное, а у Тома — основанное на законе, то есть на юридических правилах, а не на моральных принципах. — Если я рассказала тебе несколько историй из жизни моей семьи, это еще не значит, что ты разбираешься в наших отношениях. — Бек так пышет гневом, что даже не замечает холода. У нее и без того достаточно поводов, чтобы обрушиться на него, а тут еще и ожидающая ее стычка с родственниками. Поэтому она просто говорит: — Уходи, — радуясь, что смогла сохранить спокойствие, что не дала ему возможности отмахнуться от ее слов как от сказанных в запале.

Том смотрит на часы. Однажды он признался ей, что взгляд на них выручает его в неловких ситуациях, для того он их и носит.

— Мне нужно вернуться домой, чтобы закончить одну работу до понедельника. — Интересно, он помнит, что раскрыл ей этот трюк? — Позвоню тебе позже.

Сунув руки в карманы, Том направляется к припаркованной машине. Он не позвонит, да она и не хочет этого, однако теперь, когда ее телефон молчит, она чувствует себя отвергнутой.

Том машет ей, примирительно улыбается и отъезжает от дома. Глядя вслед его машине, Бек осознает, что он винит себя за разрыв с ней.

Бек может назвать конкретный момент в январе, когда их роман закончился, хотя Том съехал от нее только через месяц. Они лежали в постели, щека Бек прижималась к его безволосой груди, и Том упомянул предстоящую командировку в Лос-Анджелес.

— Там ведь живет твой брат? — спросил он, хотя и так знал ответ. — Поедем со мной?

Том считал семью такой же необходимостью, как дом, или машину, или удобную пару обуви. Он звонил родителям каждое воскресенье, пару раз в месяц встречался с братом. И неважно, что болтать они могли только о группе «Иглз» — с родными встречаются независимо от того, приятно ли проводить с ними время. Собственно, в Бек ему больше всего нравилось, что она весьма ценит общение с Хелен. Он, однако, не мог понять, как же так: когда-то у нее были прекрасные отношения с Джейком, а тут вдруг они пять лет не разговаривают.

Бек сослалась на занятость на работе, но он продолжал гладить ее волосы и наконец спросил:

— Что между вами произошло?

Она — вот дура! — хотела, чтобы он понял ее, а потому рассказала ему все, начиная со школы.

Никому и в голову не могло бы прийти, что в старшей школе Бек была счастлива. Конечно, после того как она перестала думать об отце, когда в душе ее то и дело поднималась обида; когда она воображала мать в вермонтском ашраме, ее одолевал гнев; когда представляла, как брат и сестра начинают новую жизнь в коллежде, ее захлестывала зависть. Но она сколотила в Лоуэр-Мерион тесную группу друзей, более близких и преданных, чем в ее прежней школе. Ей нравились гуляш и жареная курица, которые готовила для нее Хелен. Она была гораздо счастливее, чем думали окружающие, подчеркнула Бек для Тома. И теперь, почти через двадцать лет, это обстоятельство оставалось важным для нее.

Так почему же она сорвалась? Дело было не в оценках — это она тоже подчеркнула. Всему виной мистер О’Нил, учитель английского в одиннадцатом классе. Его самодовольство. Его гнусность. Его совершенно ничем не оправданная неприязнь к ней. Главное, она ведь с удовольствием записалась в его класс. Он включил в программу «Самые голубые глаза» Тони Моррисон, «Бойню номер пять» Курта Воннегута, «Одинокого рейнджера и Тонто Кулачный Бой на небесах» Шермана Алекси. Он носил джинсы и в порыве энтузиазма не брезговал матом.

С самого первого дня Бек ему почему-то не понравилась. Правда, у нее было кольцо в носу и синие волосы, уложенные двумя плетеными пучками на макушке, из-под короткого топа выглядывал пупок с пирсингом, а на пояснице виднелась первая татушка — зеркало Венеры. Но зато она прочитала все, что задавали на лето, и получила 10 баллов из 10 во время блиц-опроса на первом уроке. Она всегда поднимала руку, никогда не выкрикивала с места. И все же мистер О’Нил редко вызывал ее, а если и давал возможность высказаться, то рассеянно кивал на ее продуманные ответы и быстро переключался на другого ученика, рассыпая похвалы Риду Тейлору, или Джону Рубенсу, или другому тупице, хотя они чаще всего отрыгивали идеи Бек в менее внятных формулировках. А хуже всего было то, что за все письменные работы он ставил ей тройки.

Бек же никогда не училась на тройки, никогда не была посредственной ученицей. Когда она попыталась поговорить с мистером О’Нилом о своих оценках, то он довел ее до слез.

«Возможно, если ты будешь уделять больше внимания аргументации, чем надругательству над своим телом, твои оценки изменятся», — заявил учитель. Его взгляд скользнул по маленькой груди вниз, к висящей на пупке подвеске и задержался на голом животе. Потом мистер О’Нил шумно втянул воздух, покачал головой и вышел.

Бек не решилась никому передать его слова и стала носить на все уроки мешковатые фуфайки. Тройки, однако, не заканчивались, а комментарии на полях сочинений гласили: «Серьезно? Ты издеваешься? Правда, что ли?» Она знала, что пишет хорошо, и понимала, что учитель не имел права делать ей такое замечание по поводу ее тела, но он пристыдил ее и заставил сомневаться в себе. Скоро эти сомнения распространились и на другие предметы, она стала бояться отвечать, сдавать письменные работы и вообще ходить в школу.

Только после того, как она пропустила две недели занятий, из школы позвонили Хелен.

Оглядываясь назад, Бек понимала, что хотела разоблачения. Ей было шестнадцать лет. Она не знала, как рассказать кому-то, насколько жалкой и беззащитной она чувствует себя из-за слов учителя английского. А самое смешное, что Бек провела те две недели в библиотеке, где училась самостоятельно. Ее подруги думали — она прогуливает вместе со взрослым парнем, с которым познакомилась на вечеринке, но единственным взрослым парнем, с которым она проводила время, был библиотекарь, он обсуждал с ней Вирджинию Вулф и Дугласа Адамса, не замечая ни голого живота, ни диких синих волос.

Через две недели она вернулась домой будто бы из школы, а на самом деле из библиотеки и обнаружила сидящую на диване безутешную Хелен. К удивлению Бек, Хелен не кричала на нее и не пыталась внушить ей чувство вины. Вместо этого она сказала: «Я не понимаю, Бекка. Объясни мне, почему такая умная девочка, как ты, прогуливает школу».

После нескольких попыток увильнуть от ответа Бек наконец поведала бабушке о разговоре с мистером О’Нилом, сомнениях в себе, порожденных его словами, о домашних заданиях, которые она выполнила за время своего отсутствия на уроках. Тем не менее о замечании учителя по поводу ее тела она умолчала: ей все еще было стыдно повторить его вслух.

На следующий день в кабинете директора Хелен шлепнула на стол стопку работ, сделанных внучкой за последние две недели, и попросила Бек подождать в коридоре. Бек так и не узнала, что говорила тогда бабушка за закрытой дверью, но, когда она открылась, директор выглядел пристыженным и поверженным, а Хелен — беспощадной и прекрасной. Директор сообщил Бек, что двухнедельное отсутствие не будет занесено в личное дело, но засчитывать или нет выполненные задания, остается на усмотрение учителей. Правда, он заверил ее, что, принимая во внимание обстоятельства, учителя сделают ей поблажку. Бек не понимала, какие обстоятельства он имел в виду, но Хелен дала ей знак поблагодарить директора за такое решение.

16
{"b":"880910","o":1}