Без сожаления рассталась с ресторанным знакомым и назавтра забыла его имя.

Свыклась с невесёлой мыслью: взбудораживший до чувственного озноба Давид давно забыл о её существовании и больше никогда не появится.

Всполошённая совесть, терзающаяся угрызениями из-за тяги к человеку вдвое старше, потихонечку успокоилась.

Окружающий мир поблёк, неуютно затих и завис.

В сердце было грустно и неспокойно до состояния гнетущей тоски. Будто совершила огромную ошибку и оттолкнула что-то очень важное.

Всё наполнилось неосознанным ожиданием.

Иронизируя над собой, в дневнике подробно расписала недавние похождения, коварно перевернувшие личную вселенную.

На полях тетради неторопливо, до максимума растягивая кисло-сладкое удовольствие, рисовала врезавшийся в память властный профиль Давида. И даже сплела несколько уныло-язвительных рифм.

Затем надёжно упрятала откровения в чёрном дипломате, закрывающемся на маленький ключик.

Ещё одна диковинная история в копилочку.

Через две недели он позвонил.

И ликующая девушка поняла: сокровенное желание исполнилось.

Именно Давида и только Давида она искала и ждала все невозможно тягучие дни. И сейчас ни капли не волновали приличия, чужое мнение и советы лучшей подруги: держать хитрого искусителя на дистанции, быть неприступной и строгой.

Марков заговорил без улыбки. Осторожно и довольно сухо:

– Лера? Привет. Узнала меня?

Он хмуро и неуверенно прощупывал почву в ожидании ещё раз наткнуться на категоричный отказ и высокомерный тон.

Но лавина накопленных эмоций хлынула фонтаном, не позволяя притворяться.

Лера звенела и искрилась счастьем, когда в волшебных глубинах телефона зазвучал долгожданный баритон.

Чуть заикаясь от волнения и страха разочароваться, если всё-таки обозналась, с пробудившейся в одно мгновение надеждой уточнила:

– Д-давид. Это вы?!

– Да. Значит, ещё помнишь меня?

– Конечно. Вас невозможно забыть! – с улыбкой до ушей искренне выдохнула Лерка.

С торжеством отметила, как тотчас изменился и приобрёл задорную, энергичную интонацию его голос в ответ на радостное приветствие.

Они жадно, взахлёб, перескакивая с темы на тему, разговаривали около получаса.

Своенравное время снова непонятным образом изменило течение и они никак не успевали сказать всё, чем хотелось поделиться.

Счастливые и приятно удивлённые от удавшейся беседы условились увидеться через день.

Лера преобразилась за две минуты. Одним рывком за спиной раскрылись и опахнули ветром перемен упругие крылья. Сердце звенело в груди, как воздушный шарик в солнечный день: опьяняюще легко и празднично.

Несколько секунд блаженно взирала на ненаглядную трубку. Бережно, словно ценную и очень хрупкую реликвию, опустила на место. Подушечками пальцев любовно погладила угодивший аппарат.

Расцвела, выдохнула. Не удержалась – взвизгнула, закружилась.

В избытке чувств до хруста в костях обняла подвернувшуюся под руку бурчащую соседку Элю и, жарко расцеловав её удивлённую дочку, во всю мощь врубила так кстати запевшего по радио Челентано.

Договорились увидеться всё там же – у подножья наблюдающего за встречающимися парами памятника Пушкину.

Задумчиво склонив кудрявую голову бронзовый поэт грустно и мечтательно возвышался над нескончаемой вековой суетой. Брал под покровительство и напутствовал зарождающуюся у его ног любовь.

Снова сказочно кружился слетающий с небес снег. Обновлял усталые от унылой серости дома и улицы. Любовно обрисовал запутанные переплетения деревьев, гостеприимно распахнувшие коричневые объятия новому времени года.

Прохладными прикосновениями ласкал порозовевшие щёки, мягко запутываясь в длинных ресницах девушки.

Она тихонько сдувала шаловливые снежинки, смахивала с выбившихся из-под шапки волос и, безудержно волнуясь, переступала с ноги на ногу.

Давид подкрался незаметно и по-мальчишечьи проказливо. Из-за спины быстро вынырнул к ахнувшей от внезапности его появления Лере.

Бережно взял слегка отпрянувшую от испуга девушку за плечи, наклонился и легонечко упёрся лбом в её лоб.

Они не произносили ни слова, смеющимися глазами вглядывались друг в друга, тёплыми дуновениями сгоняя с лица ледяные кристаллики.

– Куда тебе хочется пойти? – негромко спросил мужчина.

Лера отрешённо пожала плечами – в этот момент было действительно всё равно.

Ощущение, что уже пришла. Уже на месте. Можно никуда не ходить. Она готова стоять всё там же. Хоть вечность. Не двигаясь. Лишь бы рядом с ним.

– Хочешь, покажу Москву?

– Хочу, – обрадовалась Лера.

– Держись, – Марков выдвинул локоть, предлагая взять его под руку.

Густо покраснев, она растерянно замерла. Озадаченно хмыкнула.

Помедлив, неловко ухватилась за рукав и смущённо опустила голову.

Под руку с мужчинами Светлова ещё не ходила.

Давид растроганно посмотрел на румянец и разгадал причину, вызвавшую замешательство. Аккуратно поправил загнувшуюся ткань Леркиного пальто. Успокаивая, погладил ладошку.

Он трогал бледные пальцы, дышал на них, тепло растирал, чтобы не мёрзли.

Продрогшую ладонь отчаянно конфузящейся спутницы прятал в карман прогретой жаром его тела дублёнки и чувственно сжимал, наблюдая за реакцией.

Подбадривая, мягко обнимал за плечи, заглядывал в глаза, играл выбившимися на свободу волосами.

Она безропотно подчинялась, позволяя ласковой кисти скользить по овалу лица, задевать горящие щёки. Не вырывалась из бережных объятий, удивляясь собственной покладистости, идущей наперекор личным воинственным принципам.

Лёгкая активность Давида не возмущала и не вызывала отторжения.

Лера встречалась смятенным взглядом с кодирующими зрачками. С виноватой улыбкой отворачивалась, прислушиваясь к дрожи внутри себя, которую порождал этот загадочный мужчина.

Они неспешно гуляли по заснеженным бульварам, древней Сретенке, шумному проспекту Мира.

Выстояли небольшую очередь, чтобы согреться и вкусно перекусить в тёплой «Шоколаднице». Заказали традиционные блинчики с нежной творожной начинкой и шоколадной подливкой. Горячий чай из гранёного стакана дополнил вкусную трапезу и, закончив, они отправились дальше.

Экскурсовод из Давида получился отменный.

Старинные здания, непримечательные на первый взгляд, переулки и памятники, мимо которых проходили, наполнились новым содержанием. Кажется, даже выглядели по-иному, когда он поведал диковинные истории и легенды, связанные с ними.

С ностальгией показал места, где прошли его бурные студенческие годы. Вспомнил безрассудные похождения молодости, пикантные скандалы, в которых довелось участвовать.

От лучащихся и счастливых глаз, которыми он смотрел на зачарованно слушающую его исповеди Леру, перехватывало дыхание и сладко трепетало сердце.

Она ответно светилась и порхала.

Из головы напрочь вылетел заготовленный план: покапризничать. Отругать, обиженно вытянув губки, за беспардонные действия в прошлую встречу.

Желание жеманничать, притворяться, говорить загадками бесшумно сдулось.