Я обвила руками колени и низко опустила голову. Слезы раскаяния катились у меня по щекам.

– Прости, – прошептала я. – Поверь, я не хотела, что бы все так получилось.

– Ну да, как же! – язвительно бросил Эрик и поднялся с корточек. Он навис надо мной длинной устрашающей тенью. – Знаешь, Элли, я ведь тебя любил, а самое главное, считал тебя по-настоящему доброй. По крайней мере ты всегда поступала как хороший и добрый человек. И вот теперь оказывается, что, зная о моих чувствах к тебе, о том, как много ты для меня значишь, ты, ни секунды не колеблясь, втянула меня в свои грязные игры.

– Нет! – пораженно воскликнула я. — Нет, я ничего такого не делала. Я не собиралась втягивать тебя во все это, я просто не знала, как…

– Сказать мне правду? Я кивнула.

– Прошу, поверь, я не хотела причинить тебе боль.

– Поздно, черт возьми! – со злостью выплюнул Эрик, Он развернулся, чтобы уйти, но затем снова оглянулся на меня: – Знаешь что, Элли? Ты вовсе не добрая и милая девушка, за которую я тебя принимал. Ты – отвратительная, хитрая стерва, и я рад, что избавился от тебя!

Эрик ушел, а я осталась сидеть на полу, обхватив рука ми колени. Я ревела и ревела до тех пор, пока не выплакала все слезы. Казалось, прошла целая вечность. Я с трудом поднялась на ноги и, спотыкаясь, побрела обратно в зал, чтобы залить в себя еще спиртного.

Я открыла глаза и сразу почувствовала, что меня сейчас вырвет. Тошнота волнами подкатывала к горлу, и я старалась лежать неподвижно, вдыхая и выдыхая пересохшим ртом, пока приступ дурноты не прошел. Помещение, слава Богу, больше не кружилось, но передо мной встала проблема посерьезнее.

Я села и огляделась по сторонам. Все вокруг было белым – стены, потолок, постельное белье на кровати в стиле модерн со стальными спинками. Тот же стиль прослеживался в интерьере всей комнаты: блестящие черные тумбочки и туалетные столики, серебристые светильники, черно-белые фотографии в матово-стальных рамках, плоский длинный ящик с зеленой травой у окна. Подобный интерьер, где все стоит безумно дорого и подчинено принципу минимализма, обычно можно встретить на страницах журналов. Дело, однако, было не в этом. Проблема заключалась в том, что я никогда прежде не видела этой комнаты и абсолютно не имела представления, где нахожусь.

Я со страхом оглядела себя, надеясь, что хотя бы не окажусь голой или в экзотическом ансамбле из кожаных рем ней с цепями. К моему облегчению» на мне была синяя мужская пижама из хлопка – правда, слишком большая по размеру и явно не моя. Потом я заметила, что мое платье и чулки аккуратной стопкой сложены на черном металлическом стуле, а сверху лежат сумочка и туфли. Очевидно, кто-то раздел меня и нарядил в чужую пижаму. Мысль о том, что я была в стельку пьяна и какой-то человек – или какие-то люди – раздевали меня и видели обнаженной, приводила в ужас. Я обхватила себя за плечи. Очень неприятно, что кто-то обращался со мной как с безвольной куклой, однако хорошо еще, что я очнулась целой и невредимой, в мягкой постели, а не где-нибудь под кустами, в крови и синяках. Замечательный сценарий встречи собственного тридцатилетия, подумала я, внезапно осознав, что сегодня у меня день рождения. Я совершенно не помнила, держалась ли на ногах в полночь, когда публика в отеле «Гранд-Хайетт-Вашингтон» шумно и весело приветствовала наступление Нового года, разбрасывая конфетти и выдувая длинные языки из дурацких бумажных дудок, в воздухе парили воздушные шарики, а с потолка сыпалась метель из золотых блесток. Это пробуждение неизвестно где, в чужой одежде, с диким похмельем станет моим первым воспоминанием о начале четвертого десятка жизни. Прелестно.

Стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в висках, я сползла с кровати, мягко плюхнулась на пол, потом встала, прошлепала к двери, приоткрыла ее и опасливо выглянула наружу. Коридор показался мне гораздо более знакомым, чем спальня. Я сразу же узнала стены карамельного цвета и белый ковер, а в дальнем конце коридора виднелась светлая деревянная дверь, которая, как я знала, ведет в модную кухню, напичканную бытовой техникой из нержавейки. Меня охватил ледяной ужас, а мозг сверлила единственная мысль: черт, черт, черт! Должно быть, прошлой ночью Тед привез меня к себе. Представляю, какова я была вчера, если до такой степени надралась, что наутро ничего не могу вспомнить. Меня утешало лишь то, что я не стала жертвой банды сексуальных садистов и что человек, который, по всей вероятности, переодевал меня (теперь я узнала любимую пижаму Теда), уже видел меня обнаженной. Я от всей души надеялась, что дело обошлось без пьяных признаний.

Высунув голову в дверь, я внимательно прислушивалась, пытаясь определить, находится ли в квартире Тед или – кошмар из кошмаров – и Тед, и Элис. Наверное, как раз сейчас они сладко нежатся в его огромной кровати и, может быть, даже занимаются утренним сексом. С этими черными мыслями я вернулась обратно – насколько я поняла, в комнату для гостей (интересно, а сколько вообще комнат в этой квартире?) и со щелчком закрыла дверь. Я попыталась напрячься и вспомнить, как здесь очутилась, но моя голова выдавала лишь тупую, ноющую похмельную боль. Несмотря на все усилия, я так и не припомнила событий прошлой ночи после неприятного раз говора с Эриком. Меня передернуло от стыда – я так обидела Эрика – и горечи: теперь он считает меня законченной стервой. Последнее, что я помнила, – это как держала в руке запотевший бокал, а потом, запрокинув голову, осушила его одним глотком, так что кубики льда ударились о зубы; мне не терпелось побыстрее ощутить действие алкоголя. Что ж, по меньшей мере одна моя мечта осуществилась: напилась я как следует.

Я принялась разрабатывать план. Надо убираться отсюда как можно скорее, пока Тед и Элис не вышли из спальни. Я вовсе не испытывала желания слушать о том, как сильно нагрузилась вчера вечером, – судя по тому, что им пришлось отвезти меня не домой, а сюда, все ясно и так. На какой-то миг у меня в голове промелькнул вопрос: куда подевалась Нина и почему я проснулась не в ее квартире? Но пока я решила не задумываться об этом.

Я принялась выдвигать и задвигать ящики комода, на деясь отыскать какой-нибудь свитер и кроссовки, подходящие мне по размеру, однако ничего не обнаружила. У меня оставалось два варианта на выбор: либо снова надеть вечер нее платье и туфли на шпильках, либо отправляться домой в пижаме Теда. Ни то, ни другое меня не устраивало. Не хотелось, чтобы меня видели на улице в мужской пижаме на четыре размера больше, но, с другой стороны, в колледже мы всегда поднимали на смех девушек, которые утром плелись домой в вечерних нарядах, как правило, с засосами на шее и спрятанными в сумочку чулками. Мы называли это «Дорога позора» – каждому встречному-поперечному было понятно, что накануне девица перебрала и загуляла.

Однако другого выхода у меня не было. Кроме того, теперь, когда я уже считалась взрослой – по крайней мере теоретически, – кому какое дело, где я провела ночь? И вообще, кто сказал, что по пути мне встретятся знакомые? Нужно лишь пройти с гордо поднятой головой мимо портье в холле, и все.

«Пора убираться», – подумала я. Попытавшись снять пижамные штаны на ходу, я споткнулась и рухнула на пол.

– Черт! – выругалась я и начала подниматься. Сердце, казалось, вот-вот выскочит у меня из груди. «Только бы они меня не услышали, – молилась я, – только бы не во шли и не спросили, все ли в порядке».

В дверь постучали. Я замерла со спущенными штанами. Черт. Черт-черт-черт!

– Элли? – послышался из-за двери приглушенный голос Теда. – Ты в порядке?

– М-м, угу, – промычала я.

– Можно войти?

– Ну… – Стараясь выиграть время, я лихорадочно на тянула штаны и осмотрелась в поисках зеркала, желая оценить свой внешний вид – если вас ждет встреча лицом к лицу с Единственным и Неповторимым, который бросил вас ради бывшей жены, а дело к тому же происходит наутро после того, как он отволок вас к себе домой, потому что вы безобразно напились, вам вряд ли захочется предстать перед ним с опухшими глазами, пепельно-серым лицом и такой вонью изо рта, будто всю предыдущую ночь вы дочиста вылизывали пол ближайшей станции метро.