– Она необыкновенно общительна, – заметил Тед, а потом вдруг – руша все мои представления о нем как о хладнокровном, непробиваемом тележурналисте со сверлящим взглядом, под которым толстые директора корпораций, краснея и заикаясь, выкладывают всю правду о внебрачных детях и «смазочных фондах» для подкупа влиятельных лиц, – пошел на поводу у двадцатифунтовой диктаторши в собачьем облике, взяв ее на руки и устроив сарделькообразное тело Салли на своем плече так, чтобы она могла обозревать окрестности.

Я не большая любительница природы, но в то воскресенье не пожалела, что выбралась в парк. Денек выдался великолепный – сухой и прохладный; солнце ярко светило в синем октябрьском небе, листья пестрели роскошными оттенками красного и рыжего, извилистые ручьи тихонько бормотали, навевая покой. Поскольку я все еще не могла сказать наверняка, считать ли наши с Тедом отношения романом или чем-то вроде чудаковатой дружбы, как у героев фильма «Странная парочка», идиллические пейзажи склоняли к мысли, что Тед все-таки мной увлечен. Сама я увлеклась им так сильно, что уже начала беспокоиться, как бы не потерять имидж современной женщины. В ушах у меня стоял голос отца, который в годы моей юности постоянно бубнил, что надо поменьше интересоваться парнями и побольше думать об учебе.

– Я попросил тебя рассказать о родителях, – мягко напомнил Тед.

Я слышала его просьбу и уже открыла рот, чтобы на чать, но неожиданно поняла – не нахожу слов. Что я должна ему рассказать? Что мой отец – эмоционально глухой трудоголик, чьи тяжеловесные ожидания давят на меня уже многие годы? Что моя мать больше всех на свете любит самое себя и не способна сосредоточиться ни на чем другом, кроме игрушечных театральных подмостков, на которых она – дива и примадонна, а все мы – лишь второстепенные персонажи? Ах да, Тед, чуть не забыла – они всего на пару лет старше тебя. Я всегда старалась скрывать свою семейку от мужчин, с которыми у меня были серьезные отношения, и сейчас я вовсе не собиралась рассказывать о ней Теду.

– Ну… они обычные люди, – выкрутилась я и, как всегда при вранье, густо покраснела, не смея поднять на Теда глаз. – А твои родители?

– Они умерли, – коротко ответил он.

– Ох, прости, – смутилась я.

– Это было много лет назад, – сказал Тед, и тут до меня дошло, что моя бабка по материнской линии, единственная из бабушек и дедушек, кого я застала при жизни, уже давно покоится на кладбище. Вполне естественно, что Тед в его возрасте – и в возрасте моих родителей – не имеет ни отца, ни матери. За исключением Нины, чей отец погиб в автокатастрофе, когда она была еще подростком, родители всех моих друзей жили и здравствовали. Мы на столько привыкли воспринимать это как данность, что вспоминали родителей, только жалуясь друг дружке, как они достали нас своими идиотскими бумерскими методами воспитания.

И тут меня пронзила ужасная мысль: Тед – беби-бумер. Возможно, он появился на свет уже в конце послевоенного пика рождаемости, но все равно оставался бумером. Бумеры были заклятыми врагами сегодняшних тридцатилетних – это они, эгоистичные приверженцы слога на «Мое поколение» сломали жизнь нам, молодым, своими повальными разводами и бесконечным себялюбием. Бумеры ни в чем себе не отказывали, живя в собственное удовольствие и в хипповые шестидесятые с их антивоенными маршами, и в аляповато-дискотечные семидесятые, и в восьмидесятые, с их фальшивым блеском, блажью и сумасбродством в кокаиновом угаре. Все изъяны современной куль туры уходили корнями в эпоху бумеров, в их пиджаки с нелепыми подкладными плечами. Выходит, я перехожу на сторону врага?

Я искоса взглянула на Теда, надеясь, что после этого прозрения он мне разонравится. Однако чем больше я смотрела на него – одетого в простые брюки из плотного хлопка и темно-синий шерстяной свитер, на фоне идиллического пейзажа в лучах неяркого октябрьского солнца и с моей избалованной собакой на плече, – тем сильнее разгоралась моя страсть. Даже сознавая, что он ненавистный бумер, я не могла удержаться и тайком разглядывала его узкие, четко очерченные губы, представляя себе их прикосновение к моей шее. Воображение рождало не школьные девчачьи фантазии – подержаться с Тедом за ручки или, часто-часто моргая, пощекотать ресницами его щеку. Мне хотелось узнать его вкус, почувствовать на себе его руки и – пусть это и бесстыдно – оседлать его гиб кое, стройное тело и ощутить внутри себя ритм его движений. От этих дерзких мыслей перехватило дух и к лицу прихлынула кровь. Тед повернул голову в мою сторону, и, когда наши глаза встретились, сердце чуть не выскочило у меня из груди. Я точно знала: Тед понял, о чем я думаю. Надеясь, что вожделение не написано у меня на лице, я все же быстренько проверила, что рот мой закрыт, а язык не свисает до земли. И все равно Тед знал. Я видела, как в его глазах вспыхнул огонек, а губы чуть приоткрылись. Не в силах отвести от него взгляд, я все стояла и пялилась, как втюрившаяся малолетка, – мне так хотелось, чтобы он подошел ближе, обнял, притянул к себе и поцеловал. В голове вертелись цветистые описания из дешевых любовных романов, повествующих о герое и герои не, отдавшихся порыву страсти где-нибудь на шотландских болотах или безлюдном тропическом острове, и даже отвратительные, пошлые словечки из этих романов – «соки любви», «его орудие», «пещерка» – не ослабляли моего желания: я мечтала, чтобы Тед занялся со мной любовью прямо здесь, в чаще леса. Ну хорошо, хорошо, в чаще городского парка.

Но Тед отвернулся. Я все еще таращилась и пускала слюни, как снедаемая любовью гуппи, а Тед повернул голову, продемонстрировав мне свой благородный профиль, пересадил Салли на другое плечо и сказал:

– Ты не устала? Хочешь, пойдем по этой тропинке дальше?

– Конечно, пойдем, – бодро отозвалась я, чувствуя себя униженной и отвергнутой, а Тед принялся рассказывать байку о каком-то конгрессмене, которого застукали в постели с несовершеннолетней дочкой другого конгрессмена.

– А разве это не случается на каждом шагу? – спросила я в искреннем замешательстве.

Тед лишь рассмеялся и покачал головой.

Хармони готовилась к свиданию с коллегой – адвокатом по налогам, с которым она познакомилась за ленчем на курсах повышения квалификации, и мы с ней отправились по магазинам, чтобы выбрать наряд.

– Уж и не помню, когда в последний раз я покупала что-нибудь, кроме костюмов, – сказала Хармони, поправляя юбку своего восхитительного темно-синего костюма от Энн Кляйн.

Я напрягла память, припоминая, когда видела подругу в чем-то, кроме деловой одежды.

– А что ты носишь вне работы?

Хармони почти всегда выражалась буквально, поэтому из ее слов я решила, будто она вообще покупает только деловые костюмы.

– Правда, я еще покупаю спортивные костюмы и пижамы, но ты поняла, что я имею в виду – одежду на выход, ну там, в торговый центр или в кино, – пояснила она.

– А в чем ты ходишь по торговым центрам?

– Да я и забыла, когда там была. А что, люди все еще ходят по магазинам? – удивилась она. – Я вообще все заказываю через Интернет. Шмотки, книги, косметику… Даже тампоны.

На минуту я задумалась, пытаясь представить, как можно заказывать через Интернет гигиенические тампоны. Любопытно, а бакалейные лавки в сети тоже есть?

– Как ты одеваешься в кино? – заинтригованная, спро сила я.

Хармони расхохоталась:

– Элли, я работаю адвокатом в крупной юридической фирме округа Колумбия. У меня нет времени бегать по киношкам.

Ненавижу, когда мои ровесники говорят такие вещи. Это все равно что рассылать коллегам электронные письма, сидя в офисе в поздний час, чтобы им стало стыдно – мол, я работала до десяти вечера, а вы нет. Лично я никогда так не делаю, потому что не торчу в конторе до ночи. Однако меня возмущает, когда другие – например, Кэтрин, – поступают подобным образом. Хармони недалеко от нее ушла, намекая на то, что трудится до седьмого пота и у нее не найдется даже часика на просмотр последнего, шедевра студии «Мирамакс». Между прочим, я тоже работаю адвокатом в солидной юридической конторе, но это не мешает мне регулярно посещать кинотеатры. Встречаясь с Эриком, я про сто обожала ходить в кино, так как этот способ времяпрепровождения избавлял от необходимости выслушивать разглагольствования об очередной спортивной команде, став шей у него фаворитом.