— Думаю, да. Его письма императрице, которые, разумеется, хранятся у нее.

Дима скривился.

— Проще сходить к его семье.

— Тебе сейчас лучше залечь на дно, — посоветовал Столыпин. — Кто знает, на что способна императрица в гневе в отсутствие государя.

— Пошлю теней, — кивнул Дима, соглашаясь с премьер-министром. — А еще отправлю нескольких человек по адресу, откуда пришло письмо. Какой он, кстати?

— Село Покровское

— Место его рождения?

— Да.

— Далековато. — Смяв лист бумаги в кулаке, Дима демонстративно швырнул его в сторону.

— Все же я думаю, что человек, который все это замыслил, находится здесь, в столице, — поделился своей мыслью Петр Аркадьевич.

— Вполне вероятно. Только как нам его поймать? Ни одной зацепки нет…

Петр Аркадьевич, кряхтя, поднял смятое письмо, и Диме стало неловко за то, что он в порыве швырнул его на пол. Расправив письмо, Столыпин сказал:

— У меня в Тобольской губернии есть старый знакомый. Возможно, он сможет нам помочь…

— Чем же? — скептически хмыкнул Дима.

— Он раньше служил на земской почте.

Весь скепсис разом сошел с Димы. Он посмотрел на Столыпина уже другими глазами, видя в премьер-министре возможно единственный шанс на свое оправдание.

— И все же мне очень интересно, почему именно тебя этот Лжераспутин обвиняет в покушении на себя, — теребя усы, пробормотал Петр Аркадьевич.

Дима насторожился, ожидая, что Столыпин снова начнет расспрашивать его касательно его причастности к смерти Распутина. Однако ничего подобного не последовало. Закончив теребить внушительные усы, Столыпин произнес:

— Кем бы ни был автор письма, он явно имеет на тебя зуб. Обрушил сразу два страшных обвинения: покушение на друга царской семьи и тайную связь с великой княжной Татьяной Николаевной.

Дима ждал, когда Столыпин заговорит о Татьяне. Оправдываться он не собирался, поэтому сразу же сказал:

— Насчет последнего он не ошибся.

— Да уж, знаю, — усмехнулся Столыпин. По-доброму.

— Знаете? — Дима чуть не подпрыгнул на месте. — Но откуда?

— Да только слепой не заметит, как вы друг на друга смотрите!

— Черт, — выругался Дима, нервно сжимая и разжимая кулаки. А ведь он наивно полагал, что хорошо скрывает свои чувства.

Петр Аркадьевич встал и, подойдя к Диме, положил ладонь ему на плечо. Жест этот был настолько отеческим, что Дима замер, вспомнив своего родителя, который точно так же поддерживал его в нелегких ситуациях.

— Разберемся во всем, не переживай, — ласково пробормотал Петр Аркадьевич. — Разве могу я бросить в беде юношу, который спас мне жизнь?

У письменного стола, за котором с насупленным видом сидел Николай II, стояла Александра Федоровна и что-то тихо говорил мужу. Заметив Диму, она резко оборвала разговор и посмотрела на вошедшего так, будто он расстрелял всю ее семью.

— Почему он еще не арестован?! — взвизгнула императрица, махнув рукой в сторону Димы.

— Потому что еще ничего не ясно, — ответил император.

— Как это не ясно?! В письме все ясно! Он покушался на Григория и посмел завести тайную связь с нашей дочерью!

— Дорогая, выйди, пожалуйста, — тихо произнес Николай, с мольбой взглянув на жену.

На миг императрица потеряла дар речи. Хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, она возмущенно смотрела то на мужа, то на Диму.

— Пожалуйста, — повторил император с нажимом.

Александра Федоровна поджала губы и, вздернув подбородок, медленно вышла из кабинета. С ее уходом враждебность заметно снизилась, и Дима позволил себе немного расслабится — совсем чуть-чуть.

Император устало потер переносицу и встал из-за стола.

— Петр Аркадьевич предоставил мне доказательства твоей невиновности в отношении всего, что связано с Распутиным, — произнес Николай, обогнув стол и усевшись в кресло у окон.

Жестом он пригласил Диму сесть напротив него.

— Что будет с настоящим виновником? — осторожно спросил Дима, садясь в кресло рядом с императором.

— Суд, а затем приговор, — ответил Николай. — Никому не избежать наказания за свою вину.

Последняя фраза Диме не понравилась, как и взгляд императора, которым тот его удостоил. Казалось, что и сам Дима тоже не избежит наказания за связь с Татьяной.

— На императрицу не обращай внимания — она еще не знает, что ты невиновен, но скоро узнает. Она очень… — Николай замешкался, подбирая нужное слово, — … болезненно воспринимает все, что связано с Распутиным и здоровьем Алексея.

— Я прекрасно понимаю ее чувства, — кивнул Дима, не сводя настороженного взгляда с императора и ожидая разговора о Татьяне.

— Что ж, вот и прояснили эту неприятность, — в голосе Николая сквозило явное облегчение.

Неужели, на этом все?..

— И теперь перейдем к следующей проблеме, — продолжил Николай, и Дима подобрался от напряжения. — То, что говорится в письме о вас с Татьяной — это правда?

Вот Дима и дождался этого вопроса. Сколько раз он придумывал на него ответы, но ни одну заготовку сейчас, сидя прямо перед императором, Дима не смог вспомнить.

— Да, это правда, — после недолгих размышлений сказал молодой человек. Не врать же императору, а оправдываться было слишком уж неприятно.

Николай вздохнул и посмотрел на Диму со снисхождением, как родители смотрят на своих детей, которые сделали что-то неправильное, но вовсе не со зла, а просто по незнанию.

— Ты умный молодой человек и прекрасно понимаешь, что брак между вами невозможен.

— То же самое вы говорили великой княжне Марии Николаевне, — дерзнул напомнить Дима.

Брови Николая дернулись.

— Говорил, но это совсем другое. Николай Деменков вернулся героем войны, а на тебя хотели повесить убийство Распутина.

—Покушениена Распутина, ваше величество. Ведь мы уже прояснили тот факт, что Распутин на самом деле мертв, и я к его делу не причастен, — произнес Дима, чувствуя, как портится настроение императора от его дерзости, но молчать и во всем соглашаться он не мог.

Император кашлянул в кулак и заметил:

— Ничего мы еще не прояснили, и если я начну копать под тебя, то всплывет много чего интересного. Однако я благоразумно не лезу в это болото, потому что наверняка знаю одно: ты его создал во благо империи и моей семьи. Твои заслуги слишком велики, чтобы их не замечать, и моя благосклонность к тебе не исчезнет из-за твоей причастности к смерти того, кто и так был мне, да и не только мне, поперек горла. Однако, как я уже сказал, никто не избежит наказания за свою вину, и твое наказание заключается в том, что ты должен порвать все связи с Татьяной. Если я узнаю, что вы продолжаете видеться, то моя благосклонность к тебе испарится, и ты вернешься туда, откуда пришел — в неизвестность.

В этот момент Диме стало страшно. За себя и за их с Татьяной будущее. А еще ему было не понятно, сколько правды на самом деле знает о нем император. Слова про неизвестность показались Диме намеком, мол, Николай не верит, что Дима приехал из Парижа. Император знает, что он — никто, и прибыл из ниоткуда, однако продолжает держать его при себе и доверять.

Что ж, похоже, выбора у Димы не было…

— Я понял вас, ваше величество. — Дима встал и поклонился Николаю. — Наши отношения с Татьяной — в прошлом. Впредь я не подойду к ней и не заговорю с ней, а если она подойдет и заговорит со мной, я сделаю вид, что мы незнакомы.

Николай довольно кивнул.

— Я рад, что мы поняли друг друга. Можешь быть свободен.

Дима снова поклонился и направился к двери.

— Мне жаль, что так вышло, — неожиданно произнес император.

Дима остановился и обернулся. Лицо Николая было непроницаемым, однако в глазах, кажется, стояла грусть. — Как жаль, что среди потенциальных женихов Татьяны нет столь же приятных, умных и преданных нашей стране людей, как ты, Дмитрий. Должен признаться, что ты был бы превосходным зятем — почему иностранные принцы не похожи на тебя хоть немного?

— Как жаль, что я не иностранный принц, — тихо произнес Дима и покинул кабинет императора.